Алексей Пазухин - Купленная невеста

• Название: Купленная невеста
• Автор: Алексей Пазухин
• Жанр: Русская классическая проза

Об авторе: — русский писатель-беллетрист, автор более 60 романов, множества пьес. Был основательно забыт.

В один московский день 1822 года появилась в лавке купца Ивана Анемподистовича Латухина красавица-девица, пришедшая купить отрез полотна. И увидав ту девицу, влюбился купец до беспамятства. Да вот беда — девица-то оказалась крепостной. Прежде чем жениться на ней, надо бы ее выкупить, а то и сам крепостным окажешься… Но вот кто ж продаст такую-то красавицу?..

---

Въ описываемый вечеръ, въ самой срединѣ Тучковскаго лѣса, въ давно покинутой лѣсной сторожкѣ собралось человѣкъ семнадцать какихъ-то мужиковъ. Полуразрушенная печка сторожки топилась и наполняла низенькую съ бревенчатыми стѣнами избу густымъ дымомъ, не смотря на то, что дверь была отворена, и свѣжій апрѣльскій вѣтеръ свободно гулялъ по всей сторожкѣ. Мужики сидѣли на земляномъ полу, лежали на лавкахъ, на полатяхъ; двое забрались на печь. Все это были не старые еще люди, одѣтые въ нагольные полушубки, въ сермяжные армяки и кафтаны, въ изношенные лапти. Одинъ былъ въ солдатской шинели, и гладко выстриженная голова его, и бритая борода обличали въ немъ солдата. Былъ одинъ одѣтымъ и не помужицки, а въ сѣромъ казакинѣ съ голубыми прошвами, въ синихъ шароварахъ съ лампасами, какъ одѣвались тогда дворовые люди богатыхъ помѣщиковъ. Нѣкоторые курили трубки, другіе спали, третьи пѣли или разговаривали; двое варили въ печкѣ кашицу, и аппетитный паръ ея смѣшивался съ дымомъ и наполнялъ избу. За кушаками у всѣхъ почти торчали топоры; у нѣкоторыхъ висѣли ножи, а въ углу стояли три охотничьихъ ружья.

— Кашица, братцы, готова, — весело объявилъ одинъ изъ кашеваровъ. — Эхъ, хорошая кашица! Крупъ мы положили съ Яшкой много, четырехъ тетерекъ ввалили, солью приправили, ѣшь — не хочу!

— А чѣмъ ѣсть то? — спросилъ одинъ. — На всю артель двѣ ложки.

— По двое и будемъ ѣсть, — отозвался кашеваръ. — Ты благодари Бога, что хлѣбъ есть, соль, а ложка — пустое дѣло.

— Такъ то такъ, а все пріятнѣе бы артелью жрать.

— Будемъ и артелью. Вотъ дядя Игнатъ придетъ изъ села, такъ и ложекъ принесетъ, и вина, и всего такого.

— А когда онъ придетъ?

— Надо полагать, что къ ночи будетъ. Я ему съ ребятами да съ атаманшей кашицы заварю, похлебать съ дороги то.

— И то съ «атаманшей»! — засмѣялся одинъ изъ лежащихъ на печи. — Какъ есть, атаманша.

— А что ты думаешь? Атаманша и то. Ходитъ это гоголемъ, шапку на ухо сдвинула, кистенемъ помахиваетъ…

— Ха, ха, ха! — засмѣялись кругомъ. — Жаль, что руки изъ рѣпы кроены, да въ поясѣ пальцами обхватить можно, а то богатырь какъ есть!

— Богатырь и то. Какъ пошли это мы изъ покоевъ у Чубарова то барина, а она подошла къ барину, подставила ему къ носу пистолетъ, да и говоритъ: «Будешь опять народъ обижать, такъ снова придемъ и на воротахъ тебя повѣсимъ; помни, что это тебѣ атаманъ-дѣвица Наташа сказала».

— Ха, ха, ха! — загремѣлъ кругомъ дружный хохотъ.

— Хорошая дѣвка, жаль только, что не дюжо матера, хлибка больно, — раздалось замѣчаніе, когда смѣхъ утихъ.

— Погоди, раздобрѣетъ.

— Нагуляетъ тѣла для палача, будетъ по чему кнутомъ поработать! — мрачно замѣтилъ солдатъ.

Напоминаніе о палачѣ произвело непріятное впечатлѣніе. Нѣкоторые вздохнули, другiе молча свѣсили головы на груди.

— Ступай самъ къ нему въ лапы! — крикнулъ солдату черноволосый кудрявый парень. — Ишь, онъ съ ума у тебя не идетъ, любъ больно. Али боишься очинно?

— Угощеніе не сладкое.

— А не сладкое, такъ и не шелъ бы за нимъ. Люби кататься, люби и саночки возить, вотъ что. До палача еще далеко авось, а пока мы погуляемъ на свободѣ, потѣшимъ душеньку свою. Эй, вы, кашевары, выбирай, что-ли, очередныхъ, да корми, а остальные пока хлѣбушка пожуютъ. Эхъ, братцы, «хлѣба край, такъ и подъ елью рай», а у насъ еще и избушка своя, какъ есть помѣщики!

Всѣ засмѣялись и окружили котелъ съ дымящеюся горячею кашицей.

XXII

Въ свѣтлой, ярко освѣщенной свѣчами въ канделябрахъ и подсвѣчникахъ, столовой Скосыревскаго деревенскаго дома собралось довольно порядочное общество за вечернимъ чаемъ. Большой серебряный самоваръ привѣтливо пыхтѣлъ и шумѣлъ, пуская струи пара; ярко и весело сверкалъ хрусталь на столѣ, покрытомъ ослѣпительно бѣлою скатертью, дымились ароматнымъ паромъ чашки; затопленный каминъ пылалъ яркимъ пламенемъ, распространяя тепло по громадной комнатѣ, не лишнее въ пасмурный и холодный вечеръ ненастнаго апрѣля. На дворѣ завывалъ вѣтеръ, дождь, пополамъ со снѣгомъ, хлесталъ въ окна, голыя еще деревья въ саду уныло шумѣли и словно грозили кому то пучками своихъ гибкихъ вѣтвей, похожихъ на розги. Но непогоды не замѣчалъ никто въ свѣтлой теплой комнатѣ, наполненной ароматомъ дорогихъ куреній и духовъ. Всѣ кушали чай съ превосходными сливками, съ печеньями, съ вареньемъ или съ ароматнымъ ромомъ, смотря по привычкѣ и наклонностямъ, и весело разговаривали.

Чай разливала недавно взятая для Катерины Андреевны компаньонка, бойкая, рѣчистая француженка, не первой молодости и некрасивая, — Катерина Андреевна не хотѣла брать хорошенькую, зная эротическія наклонности Павла Борисовича. Рядомъ съ француженкою сидѣлъ сосѣдъ-помѣщикъ Батулинъ, крашеный господинъ лѣтъ пятидесяти пяти, вольтеріанецъ, большой поклонникъ женщинъ, а особенно француженокъ, и деспотъ до жестокости съ домашними и крѣпостными. Онъ любезничалъ съ mademoiselle Элизой и ухаживалъ за нею, не забывая ухаживать и за Катериной Андреевной.

Катерина Андреевна, въ узкомъ черномъ бархатномъ платьѣ съ высокимъ лифомъ и глубокимъ вырѣзомъ, позволяющимъ видѣть большую часть груди и спины, съ высокою прической, перевитою нитками жемчуга, сидѣла на низенькомъ креслѣ, уютно углубясь въ мягкую спинку его, и кушала конфекты, запивая чаемъ. Черемисовъ въ свѣтло-коричневомъ фракѣ, въ высокомъ жабо и въ сапогахъ съ кисточками, сидѣлъ рядомъ съ нею и разсѣянно слушалъ ея веселыя игривыя рѣчи, пощипывая усы и закусывая ихъ по старинной привычкѣ. По другую сторону стола сидѣли еще два сосѣда, молчаливые и застѣнчивые помѣщики, чувствующiе себя чужими въ этомъ обществѣ, а рядомъ съ ними Скосыревъ, свѣже выбритый, надушенный, одѣтый щеголемъ. Онъ влюбленными глазами смотрѣлъ на Катерину Андреевну и посылалъ ей воздушный поцѣлуй, когда она взглядывала на него и когда гости не замѣчали этого. Любовь Павла Борисовича дошла до кульминаціонной точки, и онъ никогда еще не былъ такъ влюбленъ въ Катерину Андреевну, какъ теперь, а она никогда еще такъ не кокетничала и такъ далеко не держала себя съ нимъ.

— Милый, я твоя невѣста, только невѣста, — говорила она, когда онъ хотѣлъ ласкать ее. — Я боюсь наскучить тебѣ до нашей свадьбы и потому не хочу, чтобы ты ласкалъ меня теперь. Скоро я буду твоею женой и тогда я твоя, но теперь не ласкай, не цѣлуй меня, — это меня обижаетъ: я не хочу быть и слыть твоею любовницей.

А между тѣмъ она кокетничала съ нимъ, какъ никогда, одѣвалась въ его любимыя платья, чесала волосы именно такъ, какъ онъ любилъ, пѣла за клавикордами его любимые романсы и пѣсни.

— Сядь со мною, Поль, — обратилась она теперь къ нему, нѣжно взглядывая на него и томно потягиваясь пышнымъ станомъ своимъ. — Черемисовъ скученъ невообразимо, да и боюсь я чего-то, жутко какъ то.

— Боишься? — спросилъ Павелъ Борисовичъ, переходя къ Катеринѣ Андреевнѣ и садясь рядомъ съ нею на поданное въ одинъ мигъ лакеемъ кресло. — Боишься? Чего?

— Да такъ страшно воетъ вѣтеръ, такъ хлещутъ въ окно эти скучныя березы, а на дворѣ такъ мрачно и темно. Вдругъ на насъ нападутъ разбойники, какъ напали на Чубарова или на этого купца.

Павелъ Борисовичъ засмѣялся.

— Ну, это довольно мудрено, моя милая, — проговорилъ онъ.

— Почему?

— Да потому, что мы живемъ совсѣмъ не при такихъ условіяхъ. Скряга Чубаровъ имѣлъ крошечную дворню, состоящую изъ дряхлыхъ стариковъ и старухъ, а у насъ тутъ цѣлая армія. Сколько же нужно разбойниковъ, чтобы напасть на мой домъ! Вѣдь времена Разиныхъ и Пугачовыхъ миновали и теперь бродитъ какая нибудь дюжина голодныхъ оборванцевъ, вооруженныхъ дубинами. Такую «шайку» мы вотъ съ Черемисовымъ саблями разгонимъ, а если взять пару пистолетовъ, такъ она разбѣжится при первомъ выстрѣлѣ.

— Однако, осмѣлюсь замѣтить, государь мой, что, по словамъ Чубарова, разбойниковъ было человѣкъ сорокъ, хорошо вооруженныхъ, — замѣтилъ одинъ изъ застѣнчивыхъ помѣщиковъ.

— Ну, это, по пословицѣ, «у страха глаза велики», — возразилъ Скосыревъ. — Я этому не вѣрю.

— Но какъ же они напали на домъ купца, у котораго была масса рабочихъ, осмѣлюсь вопросить?

— Да вѣдь извѣстно уже, что рабочіе были съ ними за одно и бездѣйствовали въ то время, когда грабили ихъ хозяина.

— Сіе можетъ случиться и у васъ, Павелъ Борисовичъ, — съ усмѣшкой проговорилъ помѣщикъ Батулинъ.

Павелъ Борисовичъ нахмурился.

— Вы полагаете?

— Осмѣливаюсь. Что такое эти хамы? Неблагодарные скоты, кои въ каждую минуту могутъ броситься на господина, ихъ кормящаго, и растерзать его.

Павелъ Борисовичъ оглянулся на стоявшаго у дверей лакея и выслалъ его изъ комнаты.

— Увѣряю васъ, что сіе вѣрно, — продолжалъ Батулинъ.

— Ну, у меня не таковы, — съ увѣренностью перебилъ его Павелъ Борисовичъ. — У меня преданный мнѣ народъ, ибо онъ любитъ меня и поставленъ прекрасно.