Евгений Воеводин - Эта сильная слабая женщина

• Название: Эта сильная слабая женщина
• Автор: Евгений Воеводин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1987

Имя рано ушедшего из жизни Евгения Воеводина (1928—1981) хорошо известно читателям. Он автор многих произведений о наших современниках, людях разных возрастов и профессий. Немало работ писателя получило вторую жизнь на телевидении и в кино.

Героиня заглавной повести «Эта сильная слабая женщина» инженер-металловед, работает в Институте физики металлов Академии наук. Как в повести, так и в рассказах, и в очерках автор ставит нравственные проблемы в тесной связи с проблемами производственными, которые определяют отношение героев к своему гражданскому долгу.

---

Сейчас Володька только усмехнулся этому, случайно пришедшему воспоминанию. А тогда его трясло, и хотелось вцепиться в Кирилла, орать, колотить его за эту ложь, — он сдержался и смолчал. Потом, месяцы и годы спустя, мать часто говорила: «А помните, какую вы рыбину поймали?» — и он кивал: да, конечно, помнит…

Но когда однажды он провалился под лед и ребята притащили его домой, в замерзшей одежде, перепуганный Кирилл бросился растирать его, уложил в постель, вызвал врача… Он пробыл месяц в постели — с сильнейшим воспалением легких. Стоило открыть глаза — днем ли, ночью ли, — и перед ним Кирилл. «Пить хочешь?» Казалось, Кирилл совсем не спал, пока у Володьки не прошел кризис. «Пить хочешь?» Потом мать рассказывала, что, когда Володьку хотели забрать в больницу, Кирилл воспротивился: «Не отдам! Сам буду сидеть возле него, сколько понадобится». И — рассказывала мать — когда Володька метался в бреду, уходил в кухню, прижимался лбом к кафелю и тихо плакал. Боялся, что Володька умрет.

…Хорошие воспоминания мешались с плохими, они были не равноценны; иной раз хорошее перетягивало, другой — оказывалось где-то далеко в закоулках памяти, но Володька знал: сколько бы их ни было, плохих и хороших, его отношение к Кириллу останется прежним — р а з н ы м, как сказал Дружинину.

Они сидели в темном, холодном автобусе, где остро и неприятно пахло горелым маслом, и, казалось, Дружинин не спешил уходить, будто хотел спросить о чем-то еще и не решался… То, что он первым завел разговор о Кирилле, не обманывало Володьку.

Конечно, Дружинин не может не думать, что сулит приезд Кирилла. И, может быть, он нарочно пришел один, чтобы Вета не помешала ему завести этот разговор, в котором Володька вдруг явственно почувствовал не любопытство, а тревогу?

18

Дом есть дом — работа есть работа.

На ее столе, под стеклом, лежала записка, и она сразу узнала бисерный почерк Туфлина: «Л. И.! Сразу же, как появитесь, зайдите ко мне». Он был по-прежнему внимателен, спросил, что с сыном, не надо ли помочь, и, пожевав губами, вздохнул:

— Жаль, голубушка, но должен вас огорчить… Опять придется ехать к Маскатову. Ухарский уже там, но, сами знаете, в металлографии он не то что собаку, как вы, а даже щенка не съел… Маскатов мне позвонил и рассказал, что заводские инженеры поколдовали над спреером, я не вникал в детали, но у них все начало вытанцовываться. Раньше труба от установки до спреера шла тридцать секунд? — Любовь Ивановна кивнула. — Поэтому, конечно, зерно и вырастало. Теперь идет девять или десять секунд. Вы понимаете? Они сами боятся поверить себе. Конечно, они могли бы выслать нам образцы, и всю металлографию вы спокойненько сделали бы здесь, у себя, но время, время! Они и так уже, как мне кажется, добились невозможного, и затягивать это дело нам — просто грех!

— А что показали анализы заводской лаборатории? — спросила Любовь Ивановна.

— То, чего мы и добивались, голубушка! Как по заказу: предел прочности шестьдесят и ударная вязкость пять. Маскатов поет вам дифирамбы. Я все понимаю, голубушка, но… — Он глядел на Любовь Ивановну так, словно любовался ею. — Вы-то представляете, что это значит? На днях я уезжаю в Москву, договорился встретиться там с вашим Маскатовым. У меня есть хорошая возможность помочь ему в хождениях по министерским кабинетам. Все-таки одно дело — главный инженер завода, и другое — авторитет нашего института… — Он помолчал и тихо добавил: — Вы даже не обрадовались этой новости, так устали?..

— Да, — снова кивнула Любовь Ивановна. — Но сейчас я думаю о другом. Будем сворачивать работу с трубными сталями?

— Ни в коем случае! — уже громко сказал Туфлин. — Если любовь — вечная тема поэзии, то для нас с вами вечная тема — трубная сталь. Извините за шутку, но наше дело — труба, в самом лучшем смысле слова…

Она улыбнулась через силу.

Значит, снова ехать… Если в прошлый раз ей просто не хотелось ехать, то теперь эта командировка была уже совсем некстати, но просить Туфлина хотя бы отложить ее, Любовь Ивановна не могла. Плохо и то, что на заводе не будет Маскатова. Любовь Ивановна знала, как бывает: иной, казалось бы, пустяшный вопрос откладывается «до начальства», — а это означало, что придется сидеть в Придольске бог знает сколько и ждать, когда Маскатов вернется из Москвы.

Из лаборатории она позвонила Дружинину, напомнила, что он обещал как можно скорее взять Кирилла на временную работу в свой отдел, и сказала, что ей придется снова ехать в командировку, в Придольск… Скорее всего, завтра. Дружинин ответил как-то вяло:

— Жаль. Надолго?

— Пока не знаю, Андрюша.

— Ну, что ж. Попробую за это время сделать ремонт.

— Но жить-то ты будешь у меня?

— Поговорим дома, — сказал Дружинин.

Еще в самолете Любовь Ивановна рассказала Кириллу о Дружинине. Она должна была это сделать заранее. Казалось, Кирилл даже не удивился, и только тогда, когда они подлетали к Большому городу, спросил:

— Зачем же тогда я тебе понадобился?

— По-моему, ты задал самый нелепый вопрос, — ответила Любовь Ивановна.

Их никто не встретил, но дома был накрыт стол, и Любовь Ивановну это тронуло. Она догадалась, что здесь поработала и Ветка — вон пирожки на блюде, накрытые чистым полотенцем, еще теплые… Кирилл хмыкнул: хорошо живете! Любови Ивановне была незнакома эта его манера хмыкать; ее не покидало ощущение, что рядом с ней все время чужой человек, к которому она обязана привыкнуть, — и к этому неприятному хмыканью тоже, и к этой настороженности, пожалуй, даже враждебности. Почему враждебности? Потому что она оторвала его от страшных дружков? Ничего, сам поймет, что так было надо…

Кирилл ходил по квартире, разглядывал вещи, знакомые ему с детства, но со стороны могло показаться, что приехал гость, которому здесь все впервые, даже отцовский кортик на стенке под фотографией. И вдруг:

— А твой Андрей Петрович не против, что здесь папина фотография?

— Нет, — сказала она, разливая по чашкам чаи. — Если б он был против, мы не были бы вместе.

— Правильно, — кивнул Кирилл. Видимо, он был доволен этим. — Ты собираешься за него замуж?

— Разве обязательно нужна бумажка из загса?

— Эпоха бумажек! — хмыкнул Кирилл. — Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек. А сам он какой? Ну, высокий, маленький, лысый, кудрявый?..

— Вечером увидишь, — сказала она.

— Между прочим, мог бы и бутылку поставить ради знакомства. Не поставит, конечно?

— Перестань, Кирилл, — сказала Любовь Ивановна. — И давай договоримся: в этом доме не будет даже таких слов…

Но первыми пришли Володька и Вета. Из кухни Любовь Ивановна слышала смех Кирилла, его шутки, что, дескать, младший братишка по всем статьям обскакал старшего, а невестка ничего, ничего! — и все на месте, ай да шофер! Любовь Ивановну задел тон Кирилла, — должно быть, он привык шутить так со своими дружками, и это тоже было чужим для нее, но она снова успокаивала себя тем, что это все наносное и со временем пройдет… И все-таки ей было приятно войти в комнату, сесть на диване между сыновьями, обхватить обоих за шеи и пригнуть их головы к себе. Это было ее. Они были  е е. Ветка смотрела на них и улыбалась; Любовь Ивановна сказала ей:

— Садись. Посидим все Якушевы впятером. И пусть у нас все будет хорошо.

— Договорились на будущее, — хмыкнул Кирилл, передразнивая мать, но она даже не обратила на это внимания. В горле у нее стоял сладкий ком, еще минута — и впору разреветься от радости, что вот они наконец-то вместе, и значит, теперь действительно все должно быть хорошо.

Пришел Дружинин, — и вдруг Любови Ивановне стало стыдно, что он нагнулся и поцеловал ее при ребятах. Суетливо, чтобы как-то скрыть это нелепое смущение, она помогла ему раздеться и увидела напряженный взгляд Дружинина, обращенный куда-то поверх ее головы, обернулась, — в дверях стоял Кирилл.

— Знакомьтесь, — сказала она. — Ничего у меня сыночек вымахал? Только уж больно тощий.

Дружинин протянул Кириллу руку. Они разглядывали друг друга, один по-прежнему напряженно, другой — с понимающей улыбкой: дескать, не ожидали увидеть такого длинного дядю? Молчание оказалось неловким и слишком долгим, и Любовь Ивановна, по-прежнему суетливо, потащила Дружинина в комнату: ужин готов, пора садиться, мы ждали только тебя…

Конечно, она все поняла: и откуда эта неловкость, и почему долгое молчание. Слишком взрослый сын. Дружинин действительно не ожидал увидеть такого. С Володькой ему легко — будет ли так с Кириллом? Володька уже успел рассказать ей о вчерашнем, о том, как Дружинин принес ему в автобус еду и термос с чаем…

Понимала она и свою суетливость, хотя не могла справиться с ней. Ее не покидало чувство какого-то стыда перед старшим сыном. О чем он думает? Я же в его глазах — старуха, и вдруг у меня  л ю б о в ь!