Николай Водовозов - Миклуха-Маклай

• Название: Миклуха-Маклай
• Автор: Николай Водовозов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1938

Книга про русского ученого-антрополога Н. Н. Миклуху-Маклая, исследователя берегов Новой Гвинеи, где он искал ответы на некоторые вопросы относительно эволюции животного мира вообще, а также хотел решить основную проблему, стоявшую в то время перед всеми антропологами, — проблему о происхождении и развитии человеческих рас. Анатом в юности, он сосредоточился затем на антропологии и этнографии, а под конец жизни думал только о судьбе берега Маклая, о своих друзьях-папуасах и об основании утопической колонии на островах Тихого океана.

---

«Ноябрь 14, 1882 г.

Желая выразить мою благодарность е. и. в. государю императору за его милостивое решение моего дела, а также перед отъездом в Австралию переговорить об интересующем е. в. деле, я обратился к гофмаршалу князю В. Р. Оболенскому с просьбой сообщить мне день, когда государю императору угодно будет меня видеть.

Письмо мое было отправлено в Гатчино в субботу на предпрошлой неделе, между тем как князь Оболенский был в Санкт-Петербурге, почему я только в среду получил ответ от князя, который предложил мне передать через него, что я имею сообщить государю.

Чувствуя себя нездоровым, я сказал князю при свидании с ним в четверг, что напишу его величеству.

Я сделал это отчасти, написав благодарственное письмо, но не сказав ни слова о том вопросе, который, я полагаю, может интересовать государя императора действительно. Я это не сделал потому, что, обдумав обстоятельно, что имею сообщить, я пришел к заключению, что пока я еще в С.-Петербурге и государь император, если ему будет угодно (и если ему об этом доложат), выслушает меня лично, то это будет для дела и для благополучного устройства его несравненно удовлетворительнее, чем длинное письмо.

Итак, я желал бы (не ради меня, а ради самого дела) иметь счастье передать лично е. и. в. государю императору, что имею сообщить, на что не потребуется более десяти или пятнадцати минут времени.

Миклуха-Маклай».

Мы точно воспроизвели здесь это письмо знаменитого путешественника, до сих пор еще нигде не опубликованное. Несмотря на его чисто официальную форму, оно показывает, с каким чувством собственного достоинства и прямотой выступал Миклуха-Маклай в защиту своей идеи. Он подчеркивает, что хлопочет не для себя лично, а ради самого дела, которому посвятил всю свою жизнь; он отказывается иметь дело с придворными посредниками, потому что кто же лучше него самого мог говорить в защиту тех, кто в глазах правительств всех «цивилизованных» стран того времени даже не заслуживал названия настоящих людей.

Миклухе-Маклаю удалось все-таки добиться свидания с Александром III. Оно состоялось в конце ноября 1882 года, но, как и нужно было ожидать, не привело ни к какому положительному результату.

Путешественник понял, что ждать ему в Петербурге больше нечего, и в начале декабря того же года выехал из России.

16 декабря Миклуха-Маклай выступил на заседании Берлинского антропологического общества с научным докладом, встретившим горячий прием со стороны профессора Р. Вирхова.

Из Берлина русский ученый отправился через Париж в Шотландию, где у него были друзья, с которыми он встретился и сблизился в Австралии.

Из Англии он выехал на почтовом пароходе «Britic India Line» («Линия Британской Индии»); его путь лежал через Неаполь, Порт-Саид, Красное море, берега которого он исходил пешком тринадцать лет назад, затем Индийский океан и Зондский архипелаг.

В Батавию пароход пришел ночью и бросил якорь в полной темноте. Сверкающие огни стоявшего рядом военного судна обратили на себя внимание Миклухи-Маклая. Это был русский корвет «Скобелев», на борту которого находился адмирал Копытов, лично знавший путешественника.

Несмотря на позднее время, Миклуха-Маклай попросил у капитана парохода шлюпку и немедленно отправился на русский корвет. Разбудив спавшего адмирала, он спросил его, куда должен итти «Скобелев». Узнав, что корвет идет к островам Меланезии и, возможно, зайдет на берег Маклая, путешественник предложил адмиралу сопровождать его, так как знанием туземного языка он мог быть очень полезен в этом плавании.

Это неожиданное решение Миклухи-Маклая было вызвано желанием еще раз навестить своих друзей папуасов и привезти им подарки, обещанные еще в 1872 году.

Адмирал Копытов с радостью воспользовался предложением знаменитого путешественника.

ПОСЛЕДНИЙ РАЗ НА БЕРЕГУ МАКЛАЯ

Берег Маклая с неудержимой силой притягивал к себе русского путешественника. Здесь он провел свои лучшие годы, здесь он узнал и полюбил людей, которых до него третировали как полуживотных. Им он хотел теперь отдать все свои силы.

Отправив свои вещи в Сидней на английском пароходе «Chyelassa», Миклуха-Маклай с ручным багажом перебрался на корвет «Скобелев», который вышел из Батавии на другое же утро.

По дороге корвет зашел в Макассар и Амбойну, где, по просьбе путешественника, были куплены бычок, две телки и несколько коз местной породы, уже акклиматизировавшиеся в Малайском архипелаге. Они предназначались в подарок папуасам берега Маклая. Путешественник вез своим друзьям и другие полезные вещи: малайские паранги (большие ножи), красную бумажную материю, бусы, небольшие зеркала и так далее. Кроме того, было куплено множество семян разного рода, между прочим семена дуриана, мангустана, манго, нескольких видов хлебного дерева и многих других полезных растений и овощей.

17 марта утром корвет «Скобелев» медленно вошел в залив Астролябия и в половине шестого вечера бросил якорь у берега Маклая. Путешественник сошел на берег и был радостно встречен туземцами. Поздоровавшись со своими старыми приятелями из Гумбу, он сказал, что придет к ним в деревню завтра, а сегодня должен вернуться ночевать на корвет. Сделал он это из осторожности, так как чувствовал себя плохо и боялся, что, если он останется ночью на берегу, к нему снова возвратится тропическая лихорадка.

Корвет «Скобелев» простоял в бухте Астролябия только сутки, и эти сутки были последними, проведенными русским ученым среди друзей-папуасов. В своем дневнике он оставил превосходное, полное сердечной теплоты и невольной грусти описание этого дня:

«18 марта адмирал, несколько офицеров и я съехали на берег около деревни Бонгу. Сопровождаемые туземцами, которые, перебивая один другого, обращались ко мне с расспросами, где я буду жить, когда начать строить мне хижину и тому подобное, мы обошли деревню. Она показалась мне на этот раз как-то меньше и запущеннее, чем в 1876—1877 годах.

Припомнив расположение деревни, я скоро обнаружил, что целые две площадки с окружающими их хижинами обратились в пустырь. Площадки заросли травою, а на развалинах хижин рос кустарник. На мои вопросы мне объяснили, что из туземцев, живших в этих хижинах, одни перемерли, а другие выселились.

Сообразно с моими инструкциями, данными при отъезде в 1877 году, все девушки и молодые женщины были удалены; оставалось только несколько безобразных старух. Помня также мои советы, туземцы явились не только без оружия, но даже и без малейшего украшения. Вид их поэтому был сегодня довольно мизерный (дикие без украшений, лохматые, напоминают одетого в лохмотья европейца), тем более, что почти вся молодежь отсутствовала. Одни находились в Богатим по случаю происходившего там большого «ая» и «муна» (празднеств), другие, вероятно, были в лесу, охраняя женщин.

Мой старый приятель Саул рассказал мне длинную историю о «тамо-инглис» (вероятно, экспедиции шхуны «Dove»), затем о приходе в Гарагасси «абадам Маклай» (брата Маклая), как они, вероятно, назвали Ромильи.

Вспомнив, что я еще не видел Туя, я прервал разговор вопросом о нем.

— Туй муэн-сен (Туй умер), — ответил мне Саул.

Я очень пожалел о моем старом приятеле.

Я оставил туземцев Бонгу в большом волнении, объявив, что приведу им быка, корову, козла и коз. Все повторяли за мной имена этих животных; все хотели их видеть сейчас же.

Я объяснил, что для приведенного скота надо построить изгородь, чтобы он не разбежался. Туземцы много говорили, и никто не принимался за дело.

Деревня Карепупа на южном берегу Новой Гвинеи.

Сказав, что я приведу быка, корову и коз к заходу солнца, я направился к тому месту, где в 1876—1877 годах стоял мой дом. Придя туда, я почти не узнал местности. Под большими деревьями, которые некогда окружали мой дом, рос теперь всюду густой кустарник; только местами изредка проглядывали между зеленью посаженные мною кокосовые пальмы, бананы и множество дынного дерева[23], которое поднималось высокими стволами значительной толщины. Вместо широких дорожек, содержавшихся всегда в большой чистоте, около моей хижины оказались теперь две-три тропинки, по которым можно было пробраться только с трудом. Я пошел прямо туда, где прежде стоял дом. Между кустами я нашел полдюжины еще стоявших свай, и это было все.

Припоминая, с какими хлопотами я строил себе дом, с, каким терпением я разводил плантацию, мне трудно верилось, что каких-нибудь пяти-шести лет было достаточно, чтобы превратить все в глухой уголок густого леса. Это был пример роскошного плодородия почвы.

Времени на размышления, однако, у меня не было, почему я приказал сопровождавшим меня туземцам расчистить то место, где в 1877 году у меня росла кукуруза и где мне показалось, что кустарник был не так част. Я велел выдергивать с корнями небольшие деревца, что при большом числе рабочих рук оказалось вовсе не трудно. Расчищенное место было вскопано матросами, имевшими с собой железные лопаты, на пространстве нескольких квадратных сажен. Я послал туземцев за водой, а сам, с помощью моего слуги из Амбойны Энса и обоих матросов, стал рассаживать молодые растения и семена, привезенные из Амбойны. Принесенная в бамбуках вода послужила для поливки вновь посаженных растений. Не посадил я только семян кофе, отдав их Саулу и некоторым другим туземцам для передачи жителям горных деревень, где для кофейного дерева климат подходит больше, нежели па берегу Маклая.