Линдэл Хэдоу - Австралийские рассказы

• Название: Австралийские рассказы
• Автор: Линдэл Хэдоу
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1958

В книге представлены рассказы писателей Австралии XX века: Маркуса Кларка, Джозефа Ферфи, Вильяма Эстли, Генри Лоусона, Алана Маршалла и др.

---

Будущее принадлежит нам

Перевод В. Палладина

— Я приговариваю вас к трем годам тюремного заключения по каждому из двадцати пунктов обвинения…

Трижды двадцать — шестьдесят лет. Это значит — пожизненно. Мне двадцать пять лет. Я самый молодой из подсудимых. Нас тринадцать человек. Мы сидим в наручниках на скамье подсудимых в зале квинслендского суда. Я еще слишком молод, чтобы хладнокровно думать о том, что мне предстоит провести всю жизнь за решеткой. В голове не укладывается, что я не могу взять и выйти из зала суда на Рокхэмптон-стрит, вскочить на лошадь и помчаться… назад по той дороге, которая привела меня сюда. По длинной дороге, начинающейся у реки Хантер в северной части Нового Южного Уэльса, — неужели мне больше не суждено ездить по ней!

Я помню начало моего пути — ферму, где прошло детство. В пятидесятых годах мой отец купил хороший участок на берегу реки у отставного полковника, который выращивал главным образом сахарный тростник и бананы. Его землю обрабатывали условно освобожденные каторжники. Один из них, старый Джекоб, еще жил на ферме, когда я был маленьким.

Джекоб-то и рассказал мне историю дерева, ветви которого затеняли окно нашей столовой. Полковник, завтракая, мог видеть в окно, как надсмотрщик наказывал под деревом несчастных работников, и слышать их вопли. И Джекоб утверждал, что такое зрелище повышало аппетит его хозяина.

Джекоб был тихий и очень трудолюбивый. За что же секли его и таких, как он?

Над головой ярко-голубое небо, медленно плывут белые, как руно новорожденного барашка, облака; беззаботно трещат кузнечики; в кустарнике играют туземные ребятишки. Коала жуют нежные листочки эвкалиптов. Джекоб работает на полковника, полковник приказывает высечь его… Жестоко, несправедливо… а мне тогда было всего шесть лет.

И еще Дамми. Джекоб рассказал нам, что мать его была каторжницей. Она работала на ферме в тридцатых годах. Она родила Дамми в тот день, когда ее по распоряжению полковника высекли, привязав к дереву перед окнами столовой. Дамми, сын одного из надсмотрщиков полковника, был слабоумным и немым, но хорошим работником.

Когда я был маленьким, он никогда не расставался со мной. Мы вместе очищали пчелиные соты в дуплах деревьев, катались на самодельном челноке, пасли телят, копались на кладбище для каторжников, где под олеандрами находили скелеты и цепи, — цепи, при виде которых мое сердце начинало бешено колотиться от негодования при мысли, что людей сажали на цепь, как собак.

Хотя Дамми был взрослым, мой отец относился к нему, как ко всем неразумным существам на плантации — малым ребятам и собакам.

Мой отец, рыжебородый шотландец шести футов росту, задавал нам трепку, порой читал нам нравоучения и снова задавал нам — детям, собакам и Дамми — хорошую трепку, но никогда не бывал жесток в наказаниях, потому что мы были маленькие и беззащитные.

И еще совсем ребенком я понял, что силу мой отец не считал правом. Так что, встретив иммигрировавшего из Америки ирландца, я был до глубины души возмущен его рассказом и уже достаточно поумнел, чтобы хорошо в нем разобраться.

Это было в день пятидесятой годовщины царствования королевы Виктории. Мы отправились вниз по реке на пикник. Пока жарили быка, ирландец рассказал мне, почему он приехал в Австралию. Положение рабочих на сталелитейных заводах Питсберга было тяжелым, и там вспыхнула забастовка. Все ее руководители на основании наспех сфабрикованных улик были посажены в тюрьму теми, кто творит правосудие республики. Там, где сила была правом, самым обычным приговором было пожизненное заключение. И вот он, один из руководителей забастовки, разыскиваемый полицией, бежал из Соединенных Штатов.

Когда после пикника мы возвращались на лодке домой, ом слушал спор между соседями. Речь шла о том, какой строй лучше — монархический или республиканский. Эта тема была популярна в те времена, так как в Австралии начали появляться первые американцы.

Ирландец вмешался в разговор. Я до сих пор помню все, что он сказал:

— Зря спорите, друзья. Что толку рабочему от того, при каком строе он живет? При обеих формах существует неравенство. Мы можем продавать лишь свой труд или его продукты и вынуждены брать то, что капитал сочтет нужным дать за него, — управляет ли нами монарх или президент. А раз капитал не дает нам справедливое вознаграждение за наш труд, мы должны объединиться, чтобы потребовать этого…

В ответ раздались крики протеста:

— Но мы же не рабочие.

— Мы обрабатываем собственную землю.

— Он социалист.

— Чего доброго, он бунтовщик!

Мой отец сказал:

— Ты бы, парень, не взваливал на свои плечи все заботы мира.

Мне показалось, что ирландец прав, и мы потом с ним много разговаривали. Он дал мне книги, которые стали семенем, упавшим на плодородную почву.

Позже, в Сиднее, я столкнулся с проявлениями неравенства, которые заставили меня снова задуматься.

На Питт-стрит бесцельно толпились отчаявшиеся люди. Они, их жены и дети умирали от голода, а в колонии были огромные запасы продовольствия.

Мне вспомнилось племя камилароев, обитавшее в долине нашей реки. В плохие времена все племя одинаково страдало от голода, а когда охота была удачной, добыча делилась поровну между всеми.

Несомненно, белые могли бы организовать свое общество так же справедливо, как и туземцы!

Но собравшиеся на Питт-стрит голодающие уныло твердили о том, что надо «послать делегацию», «пойти с петицией», «предпринять другие шаги»… Они были бессильны и неспособны потребовать элементарной справедливости.

Я понял, что они страдают потому, что они не организованны, потому, что у них нет руководителя.

И когда в 1888 году в Барку появился делегат только что образованного союза стригальщиков, я вступил в его ряды. Моим лозунгом стало: «Рабочие, объединяйтесь!»

Условия существования рабочих на овцеводческих фермах ужасны. Впрочем, не для меня: я молод, хорошо обеспечен, у меня прекрасная лошадь, вдоволь еды. У овцеводов для меня всегда находится хорошая работа. Если я поверну коня на юг, то в доме отца найду кров, а на его полях — работу.

Но я вижу, что другим не так повезло. Старики уже сгорели на работе у овцеводов, а молодые еще не понимают, что за их счёт наживаются, — все они безропотно позволяют эксплуатировать себя и ждут, пока появятся люди, способные повести их на борьбу за справедливую оплату труда.

Итак, я мчусь по дороге.

Я помню, как в прошлый раз, уезжая из Барку, стригальщики устроили концерт в пользу больничного фонда; я написал для них песню с хоровым припевом:

В Барку, от вас не скрою,
Нас кормят требухою,
Прокисшею похлебкой
Со свежей лебедой;
Поверьте, нам не сладко.
Трясет нас лихорадка.
Цинга нас не обходит стороной!

Ты стал, мой брат ретивый,
Овечкой шелудивой.
Такая здесь глухая сторона!
Но меркнут все заботы
Пред запахом блевоты,
Блевоты от казенного вина!

Овцеводческая станция Бельядо славится тем, что там отвратительно кормят, хотя в этом отношении она отнюдь не исключение. Работников не удивишь большими вычетами за скверную кормежку, а шалаши из веток и жести, в которых мы спим, если не запаслись собственными палатками или брезентом, — плохая защита от квинслендских ливней. Лошади моего отца и те находятся в лучших условиях.

И не довольствуясь тем, что их работники гниют и плесневеют, как коряги в болоте, хозяева подло увольняют их за малейшие проступки, зная, что на каждое место найдутся сотни безработных. Мы часто видели, как какого-нибудь беднягу вышвыривали за ворота без гроша в кармане и за сотни миль от тех мест, где он мог найти работу. Неужели он не имел права на предупреждение за неделю или недельную плату вперед?

Я помню, что рассказывали нам в Баркалдине года два назад новые поселенцы. Они приехали в Квинсленд на «Кветте». Пройдя пешком далеко в глубь страны, они только много недель спустя после приезда наконец нашли работу: подрядились уничтожать колючки и расчищать заросли диких груш за один фунт в неделю. Когда работа кончилась, они попросили заплатить им. Но оказалось, что им ничего не причитается. Мало того, они остались должны станции за питание и рабочую одежду.

— Зачем же вы приехали в Австралию? — спросил их я.

В ответ они показали мне объявления, которые сотнями развешивают в английских деревнях. «Австралии — стране сказочного изобилия — нужны переселенцы, — прочел я, — там вы разбогатеете. Вам нужно лишь одно — изъявить желание».

Должно быть, иммиграционный офицер отлично знает, что требуется австралийскому овцеводу, — обилие дешевой рабочей силы и никакой ответственности.