Линдэл Хэдоу - Австралийские рассказы

• Название: Австралийские рассказы
• Автор: Линдэл Хэдоу
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1958

В книге представлены рассказы писателей Австралии XX века: Маркуса Кларка, Джозефа Ферфи, Вильяма Эстли, Генри Лоусона, Алана Маршалла и др.

---

В кухне царила тишина. Мне пришлось постучать два раза, прежде чем откуда-то из глубины дома послышались торопливые шаги миссис Бригс. Внутренняя дверь была открыта. Сетка от мух мешала мне видеть, но я услышал тяжелое дыхание и шарканье ног экономки прежде ее торопливого:

— Шш! Садовник, я иду!

Миссис Бригс открыла дверь с таким видом, как будто смертельно боялась, что ее застанут разговаривающей со мной. Глаза у нее покраснели и опухли от слез, а рука, протянувшая мне ключ, дрожала.

— Думаю, что он вам надолго не понадобится. Хозяин взбешен из-за этой клумбы.

— Он перекопал ее…

— Шш! Он сделал это в тот же вечер. Она ушла.

— Миссис Камерон?

— На следующее утро, как только он отвернулся. Мне тоже придется уйти, — здесь как в сумасшедшем доме. Он не верил, что она уйдет. Это потрясло его, теперь он уже не так уверен в себе — полночи ходил взад и вперед по комнатам.

Она боязливо оглянулась:

— Пожалуй, не стоит, чтобы нас видели вместе…

Характерно, что даже при создавшихся обстоятельствах Камерон подождал девяти часов, прежде чем выйти ко мне. Я твердо решил «почувствовать вкус его крови», как говорят у нас в Австралии, и поэтому занимался мелочами, с которыми можно было покончить в одну минуту, причем намеренно работал по соседству, с клумбой.

Я сметал с дорожки опавшие листья, когда хлопнула дверь и послышались твердые, тяжелые шаги. До самой последней секунды, борясь с нарастающим возбуждением, я сосредоточенно продолжал свою работу.

Но, взглянув на него, я испытал неожиданное чувство. Мне стало жаль его. Тот же застывший высокомерный вид, те же упрямые складки около рта, тот же нахмуренный лоб. Но чего-то не хватало. Не хватало ледяного спокойствия, которое было на прошлой неделе. Даже если бы мне не сказали раньше, я сразу, увидел бы, что он проводит ночи без сна. Глаза его помутнели, в них выражалась бесконечная усталость, и не суровое осуждение, которого я ждал, — а сомнение, как будто он пытался сопоставить что-то в моей внешности с тем, что он слышал обо мне, или с каким-то моим поступком.

— Доброе утро, мистер Камерон, — сказал я осторожно.

Он посмотрел мимо меня на свежеразровненную поверхность клумбы.

— Я только что засадил ее, — сказал я, кивая головой в сторону клумбы. — И замолчал, давая ему время решить, стоит ли вмешивать в наш разговор миссис Камерон. К моему удовлетворению, он только буркнул что-то нечленораздельное.

Потом я заметил, как он вдруг задержал дыхание, почти незаметным движением распрямил сильные плечи, и усталые глаза его загорелись мстительным огнем. Я понял, что он намеренно сдерживает себя и что, о чем бы он ни сожалел, на меня его чувства не распространяются. Он был так же готов к бою, как и я, и если и обдумывал план компромисса или примирения со своей семьей, то не собирался делать какого-то садовника свидетелем этого.

— Полагаю, вам ясно, — сказал он резко, — что мы потеряли драгоценную неделю из-за того, что вы не выполнили мое распоряжение в прошлую среду?

«Вот оно! — подумал я. — Никаких полумер, Джонстон».

— Тогда какого черта вы не засадили клумбу сами? Вы же вскопали ее.

Голова его чуть заметно дернулась назад, но вообще он принял это именно так, как я ожидал.

— Ах, вот как, — сказал он тихо; потом до неловкости долго смотре.;! на меня. Лицо его подергивалось, словно он собирался улыбнуться.

— Значит, таково ваше отношение к работе? — наконец спросил он.

— Таково мое отношение к вашим словам.

— Хорошо.

По-прежнему без малейших признаков досады он пошарил во внутреннем кармане и достал кошелек.

— За полдня. Вероятно, это больше, чем я должен заплатить вам при данных обстоятельствах. Можете убрать инструменты и отправляться домой.

Вот и все. Через десять минут я вел свой велосипед по дорожке в третий и последний раз. Около ворот я остановился, чтобы посмотреть на маленькую клумбу, уже усыпанную кое-где белыми лепестками калины.

Я тоже оставил послание из цветов: «Тебе, Барбара».

Человек на берегу Маррамбиджи

Перевод В. Маянц

Мы проехали из Мельбурна через Бендиго, Уэддерберн и Уйен, пересекли границу штата у Робинвейла, свернули на север к городку под названием Летт и через скотоводческие станции Брамо и Бруно по так называемой Прюнгльской почтовой дороге, в нескольких милях от города Балраналда, снова выехали на Мюррейское шоссе.

Места это были новые, по крайней мере для меня; по Балраналд нас не интересовал, и поэтому мы, не задерживаясь, проехали через город и остановились на ночлег на берегу Маррамбиджи.

С нами был спальный прицеп; когда мы сделали широкий круг, чтобы поставить прицеп дверью к реке, у подножья огромного эвкалипта, которыми порос весь берег, рядом с фургоном погонщиков скота я заметил высокую темную фигуру человека, наблюдавшего за нами.

— Тут кто-то уже есть, — сказал я своему другу Гордону.

Он равнодушно кивнул.

На повороте мы потеряли человека из виду, но когда наконец развернулись на ровной площадке, он опять оказался прямо перед нами. Нас разделяло ярдов сто, но все-таки можно было рассмотреть, что он вытирает сковородку газетой. Однако все его внимание было занято нами. Над небольшим костром около него струился голубоватый дымок, и вместе с фургоном и эвкалиптом на заднем плане все это показалось мне приятной картинкой старой Австралии. О чем я и сообщил Гордону.

— Сюда бы еще спутанную лошадь да одну-две собаки, — ответил он. — Тогда еще было бы на что-то похоже. Ты что, не видишь? Фургон давно заброшен.

— Зачем теперь погонщикам фургоны? — напомнил я ему. — У них грузовики.

Мне захотелось добавить, что этой тоской по былым временам он отравляет себе весь отпуск, но я передумал. Много лет тому назад, до того как несколько удачных романов дали ему независимость, Гордон работал на овцеводческой ферме, и теперь, проезжая по старым местам, он с грустью замечал, что все как-то переменилось.

Мы вышли из машины, и я приветственно помахал рукой незнакомцу, который все еще смотрел в нашу сторону.

Он помахал в ответ, а потом торопливо отвернулся, как бы вдруг сообразив, что уж очень бесцеремонно на нас уставился.

День был жаркий, путь мы проделали далекий, и поэтому, отцепив прицеп и установив его попрочнее, мы откупорили бутылку пива, чтобы пробудить аппетит перед ужином. Гордон сидел у откидного столика. Машину он отвел в сторону, — он это всегда делал, чтобы открыть вид из переднего окна, — и тут я заметил, как он то и дело с любопытством поглядывает на заброшенный фургон.

— Пригласи его на стаканчик, — предложил я.

Вместо ответа Гордон только пожал плечами, и я не стал настаивать. Мы с Гордоном помногу бывали вместе и отлично ладили, потому что каждый считался с настроением другого.

Я сел на койку около распахнутой двери. Ничто не нарушало тишины, даже ветерок не шелестел, только изредка где-то у дороги принимались болтать попугаи. Лето было долгое, и все здесь истомилось в ожидании первого осеннего дождя. Далеко внизу, окаймленная полосами засохшего, потрескавшегося ила, неподвижно темнела обмелевшая река, а у берега, как на озере, виднелись грязная пена и мусор. Однако следы, которые наводнение оставило на стволах деревьев, свидетельствовали о том, что не так давно вода побывала даже там, где теперь расположились мы. Я заметил, что кругом не было молодых деревьев — только видавшие виды эвкалипты с громадными гладкими стволами и узловатыми сучьями; многие из них были покрыты давно зажившими ранами, — еще до прихода белых обитатели здешних краев сдирали с них кору для своих челноков и посуды. Видно, с незапамятных времен эта площадка была излюбленным местом стоянки туземцев, а позднее — и белых. Вокруг было тихо и пустынно, но у голой коричневой земли был какой-то особенный вид и запах, как у любимого, давно обжитого дома.

Только было пустился я в размышления, сколько пепла от костров перемешано здесь с теплой пылью, как Гордон сказал:

— Достал бы ты вторую бутылку. Он идет к нам.

Я едва успел сунуть руку под матрац и поставить бутылку на стол, как в дверях уже появился незнакомец.

Вблизи он показался мне старше, — ему, наверное, было под семьдесят; он был высок, худощав и держался прямо. Старая, залатанная одежда делала его похожим на одного из тех бродяг, призраки которых я только что вызывал в своем воображении. Мне понравилась его застенчивость, его спокойное худое Лицо и большая загорелая рука, которой он оперся на косяк. С врожденной деликатностью он слегка отворачивал голову, чтобы не заглядывать внутрь прицепа. Он спросил, нет ли у нас старой газеты:

— Я подумал, может, у вас найдется ненужная газета. Я давно уж не видал газет, а иногда хочется знать, что творится на белом свете.