Кирилл Станюкович - Тайну охраняет пламя

• Название: Тайну охраняет пламя
• Автор: Кирилл Станюкович
• Жанр: Русская классическая проза

---

Станюкович Кирилл Владимирович Тайну охраняет пламя

Кирилл Станюкович

Тайну охраняет пламя

Шел снег. Его косые струи секли пространство, освещенное костром, и бесшумно ложились на землю. Только вокруг костра, где снег таял, оставалась неширокая полоска темной земли, все остальное было однообразно бело. Мир вокруг нас был сужен. Костер освещал только нависшую черную скалу у нас за спиной и небольшой полукруг заснеженной земли перед нами.

Была метель и холод, но от того, что мир для нас сузился всего до пространства, освещенного костром, здесь под скалой было как-то уютно.

Но несмотря на тепло костра и закипающий чайник, я был раздражен. Я не понимал, чем Смуров недоволен?.. Неужели он просто струсил!

Почему сейчас, когда его отпустили добровольцем на фронт, он вдруг скис? Ведь раньше, когда приходили отрицательные ответы, когда его не пускали, он прямо шипел от злости.

А сейчас?

Вот поди!

Да и вообще странный он человек. Геолог, конечно, исключительный, и умный, и энергичный, и удачливый. Но уж слишком увлекающийся человек, почти мечтатель.

Им всегда владела какая-то мечта, какая-то идея, часто почти нереальная. Так несколько лет назад он искал снежного человека, а недавно его захватила вдруг археология, и он стал разыскивать древнее капище, легенда о котором давным-давно глухо бродила по Памиру.

Но теперь это все отходило на дальний план. Смуров уезжал на фронт, и до прихода машины оставались уже не часы, а минуты.

Погода утихла, и ясные звезды проступали одна за другой. Мы поели, попили чаю, покурили. Он все молчал, но чувствовалось, что его просто распирает. Я же не хотел начинать разговора, я злился на него.

- Ты слыхал что-нибудь о капище? - наконец, глядя в огонь, сказал он.

- Да, кое-что...- неопределенно отвечал я.- Я слышал эту легенду, что где-то в самых труднодоступных местах Памира существует древнее капище. Что там какие-то идолы, что там горит вечное пламя, которое иногда дает отблески на облака, и что это пламя смертельно, так что и проникнуть туда никак нельзя. Вообще какая-то нежно романтическая чушь. Так?

- Так... А ты знаешь эту надпись на скалах, которая недавно затоплена поднявшимися водами Сарезского озера?

- Знаю. Там было написано, что: "Я богиня богинь и повелительница богов. И имя мое, и храм мой недоступны для недостойных, непосвященных. Они погибнут едва приблизившись. Посвященным же даю силу и высшее счастье. Они дети мои. Они посланы мною, им поклонитесь". Но кроме того, что "только они, приходящие от полуночи, посвятят вас, если будете вы достойны".

- Понимаешь,- "приходящие от полуночи", значит, с севера, а ведь отблеск, говорят, виден только при северном ветре.

- Ну, хорошо, допустим действительно, где-то в скрытом месте существует капище, где язычники построили храм. И там действительно выход горящих газов. Но как найти? И кто эти посвященные? Огнепоклонники? Ведь еще до недавнего времени на Бартанге существовала секта огнепоклонников "оташпараст"? Но нет, знаешь, это пахнет ерундой...

- Думаешь, ерундой?

- Ага!

- А если не ерунда,- сквозь стиснутые зубы наконец процедил Смуров.

- Думаешь?

- Не думаю, видел...

- Не может быть! Что видел? Пещеру? Пламя? Идолов?

- Да так, котловинка. Как бы карман на хребте... И внутри блестящие красные скалы.

- Красные? Почему красные?

- Не знаю. Думаю обсидиан. И понимаешь, в этой красной как бы стеклянной стене большая ниша или пещера и в ней какая-то фигура. А перед фигурой маленькое озерко и, странное дело, действительно над озерком язык пламени. Правда, днем оно едва заметно. Пламя лиловатое или почти голубое.

- Черт подери! И трудно туда попасть?

- Да, трудно. Я-то увидел сверху с гребня. Но есть какой-то вход со склона. Мой пес Бартанг, когда я лез на скалы, остался внизу и вдруг я увидел, как он появился в этой котловинке у озерка и сразу лег.

- И что?

- И все. Он больше не поднялся. Наверное, это ядовитый газ. Видимо, это пламя и охраняет тайну котловины. Я пытался попасть в котловину со склона, но потерял направление, пришлось спускаться. Потом ночь. На следующий день сбился с дороги и не попал туда. Потом я решил достать сначала тросы, противогазы и поехал в лагерь. А в лагере меня уже ждала повестка...

Мы долго молчали.

И в этом шорохе ветра, в сверкании снежинок мне чудилась стеклянная пещера, высокий язык пламени горел перед ней, странные фигуры раскачивались в молитвенном экстазе, простираясь перед божеством. Чудилось странное пение, фанатично горящие глаза, жертвенные животные и связанный пленник, жизни которых должны умилостивить божество.

Но мечта улетела. Далеко из темноты мигнула раз, потом другой световая точка. Исчезла. Показалась вновь, затем раздвоилась и так, то исчезая, то появляясь, стала приближаться. Неожиданно у самого костра возникла машина.

Мы встали, молча сжали друг другу руки.

- Просьба! Когда пойдешь туда, возьми меня с собой,- сказал я.

Он кивнул, закинул в кузов свой рюкзак и полез в кабину.

Машина тронулась и вдруг остановилась.

- А знаешь,- закричал он,- там все как на пайцзе, все правильно и горбоносый смотрит правильно. И вот я все думал, думал, откуда это и на пайцзе и там, и вдруг мне пришло в голову, что, может быть, это оттуда,- и он махнул рукой на восток, где в свете восходящей луны едва проступала далекая вершина Мустаг-хан, над которой ярким голубым блеском горела Венера.

- Откуда оттуда? - закричал я.- С Мустаг-хан? Но машина загудела, и я не расслышал его последних слов. Еще несколько раз мигнул красный фонарик, но вот пропал и он.

Вдруг из ночи к костру влетел облепленный снегом Бартанг. Он заметался, обнюхивая лагерь, взвыл и несмотря на мои призывы, кинулся к дороге, туда, куда ушла машина. И исчез в метели.

Бартанг искал хозяина.

* * *

Через несколько месяцев и я ушел на фронт и там надолго забыл о своих памирских делах. И только после войны, вернувшись на Памир, узнал, что Смуров погиб.

Ушел, не завещав никому своего открытия.

Удивительно, как все люди, уходя на войну, твердо верят, что уж именно они-то вернутся живыми.

Мне недолго пришлось хлопотать, доказывая необходимость поисков капища: археологи были заинтересованы самим капищем, идолами, а геологи газом. И месяц спустя после того, как состоялось решение об организации экспедиции, мы уже начали работать.

Наша экспедиция не была многолюдной: мы представляли географию - я и Дима Костров. Археологическую разведку осуществлял Аркадий Аристов, небольшой подвижный человек, несколько похожий на Буратино. У него были беспокойные руки с шарнирами, позволявшими им сгибаться в любых направлениях. Волосы Аркадия вечно были всклокочены, на одежде всегда не хватало пуговиц, а шнурки на ботинках обычно волочились. Но в работе глаза у него были зорче рыси и нюх лучше, чем у легавой.

Его помощницей была Кира, девушка неплохая, но чересчур красивая, катастрофически красивая. Она вносила панику и погибель везде, где бы ни появлялась. В этом году, когда по дороге на Памир она прибыла на первую погранзаставу, то сраженный еще в прошлом году радист этой заставы дал в эфир панический сигнал: - "Воздух! Едет Кира!"

Слово воздух служило закодированным сигналом тревоги, просьбы о помощи, который посылала застава, подвергшаяся нападению подавляющих сил противника. За этот "воздух" радист получил двадцать суток ареста, Кире же достались немеркнущие лавры душегубки.

Геологию представлял у нас Рыбников, мрачный человек и страшный мизантроп. Он, кажется, ненавидел решительно всех на свете, а больше всего женщин, особенно научных. Их он называл не иначе как "куриная голова".

Рыбников в лагере экспедиции бывал мало и предпочитал путешествовать в одиночку. Он появлялся обычно совершенно неожиданно, нередко среди ночи, как бы материализуясь из темноты. А затем он мог исчезнуть буквально в середине фразы. В работе Рыбников был самоотвержен и талантлив. Но с людьми совершенно несносен.

Ко мне он относился довольно прилично, и даже гадости говорил сравнительно редко. Произошло это потому, что при первом знакомстве мы так сцепились, что дело дошло до драки.

Коллектором у Рыбникова был Вася Коровин, нежный студент с льняными волосами и девичьим телосложением, имевший удивительное пристрастие ко всему пиратскому. Обладая пронзительным голосом и скверной гитарой, он любил распевать кровожадные пиратские песни собственного сочинения, в которых реи трещали под тяжестью повешенных, а лязг абордажных топоров заглушал рев тайфуна в Желтом море.

Должность завхоза, или как выражался Дима, "наш вор-хозяйственник" был представлен Сережей Рябининым, человеком, отличающимся "крайней бережливостью". Он, например, мог бриться в течение целого месяца одним лезвием, подолгу направляя его на ладони, мол, "что же его бросать, когда оно еще острое".