Дмитрий Осокин - Причём тут менты?!

• Название: Причём тут менты?!
• Автор: Дмитрий Осокин
• Издательство: "Издательский Дом "Нева""
• Жанр: Боевик
• Год: 1995
• ISBN: 5-7654-0002-7

В криминальных повестях «Смерть журналистам» и «При чем тут менты?!», созданных в духе «черного городского детектива» вы встретитесь и с частными охранными службами, и с назревающей — после убийства лидера одной из группировок — войной «кланов», увидите жизнь «новых русских», окажетесь как на самом верху, так и в самом низу социальной лестницы города — от элитных «закрытых» ресторанов до подпольных публичных домов.

Все имена собственные, названия городов, улиц, фирм, а также все без исключения персонажи и их действия являются вымышленными.

Всякие совпадения имен собственных с реальными — случайны.

Придуманные истории, лежащие в основе повестей, не могли произойти раньше 1993 года. И никак не позже первой половины 1994-го.

---

— Я понял так, что мне нет смысла куда-нибудь звонить?

— Именно. Расслабляйся.

— Успешных трудов, Игорь! — я бросил трубку.

«Расслабляйся!» — легко сказать! С досады я хлопнул дважды: сто пятьдесят коньяка и свой собственный лоб. Не знаю, какое из этих действий возымело чудодейственный эффект, но факт остается фактом. Сперва я ощутил непреодолимую потребность в действии, затем неожиданно понял, в каком направлении его необходимо предпринять. Голос Алешки с магнитной ленты уточнил: «Мы сейчас только еще к одной подруге заскочим, к Лине, у нее завтра день рождения, цветок подарим, затем в «Тыр-пыр» а оттуда сразу к тебе!»

Какая Лина?! В моем списке общих знакомых, как и в уточненном у Алешкиной мамы реестре ее приятельниц, нет никакой Лины! Идиот! Забыл рассказать об этой детали в «Астратуре»! Я потянулся к телефону. Лину следовало срочно установить!

Ну нет бы вспомнить на минуту раньше когда я еще говорил с Николаичем! Что за., Позвонить Алешкиной матери? Дергать бед. нягу лишний раз не хотелось, а с «Астрату-ром» связываться сегодня уже поздно. Днем мне успела набить оскомину формулировка «здравствуйте, Оля (Лена, Вася, Петя… и т, д. и т. п.), с вами говорит знакомый Алены Дмитрий Осокин… " Но делать нечего. Я вновь раскрыл длинный список Алешкиных приятелей и приятельниц и поднял телефонную трубку. Телефон еще со вчерашнего дня объявил мне войну, поэтому я ничуть не удивился, что провод каким-то образом оказался пропущенным под аппаратом и последний грохнулся мне на ногу.

— Когда был Ельцин маленький, ходил он в школу в валенках, — сообщил я аппарату, пытаясь успокоиться.

Пожалуй, еще полташечка коньяка «Арома» мне не повредит. И пока я смаковал эти сто грамм, мне в голову пришла странная мысль: у Лины день рождения сегодня, поэтому те из Алешкиных знакомых, которые могли бы знать это мартовское чудо, сейчас наверняка не дома сидят. Имеет смысл тревожить и родителей!

С четвертой попытки мне повезло:

— А Ира случайно не у Лины? Просто замечательно! Вы извините, это очень важно, вы не могли бы мне дать ее телефон? Что?

У Лины не было телефона. Счастливая!

— А адрес, адрес вы случайно не знаете?

Я вышел на улицу на целый час раньше, чем вчера, но рисковать не хотел. Пушку я, конечно, опять оставил дома — в том настроении, в котором я находился, я мог и подбелить кого-нибудь! Чего не рекомендует делать УК РФ. Незаслуженные обиды и оп-леухи прошедшей ночи будоражили мозг и заставляли нервно почесывать кулаки. Да если б у меня попросил закурить даже безобидный внешне трехлетний малыш — ух, я бы ему показал!

Не желая снова попасть на автопиратов, я дождался зеленоглазого таксомотора и сказал адрес:

— К метро «Владимирская»!

У меня хватило ума купить у метро розочку и найти нужный подъезд в проулке, которым когда-то многие питерцы хаживали на концерты в ДК пищевиков: клуб «Восток», рок-сэйшны зари перестройки. Лестница внутри старинного особняка была широкой, с низенькими ступеньками. По таким лестницам только. незваных гостей и спускать!

На мой звонок в дверь никто не ответил. Да я и сам его не расслышал: гремящая внутри попсовая музыка сотрясала стены. Хотя вполне Может быть, что они тряслись от притопов танцующих. Танцы! Вот абсурдный спорт!

Зажав розу в зубах, я одной рукой вновь надавил на звонок, а второй начал наносить ритмичные удары по двери, стараясь не попадать в такт ритму праздника. Первыми отреагировали соседи по лестничной площадке У дамы из квартиры слева было удивительное лицо: настолько узкое, что она, приоткрыв дверь на цепочке, умудрилась просунуть его в образовавшуюся смотровую щель.

— От вашей музыки стены дрожат!

Я на мгновенье повернулся к ней.

— ЭТО не моя мужика, я ш пражником пришел пожравить! — пояснил я, не вынимая изо рта розы, и продолжил свое занятие.

— Молодой человек! Что у вас в зубах?!

— Рожа! — ответил я честно.

— Хам! Негодяй! Пьяный мерзавец!

— Шо?

Можно было не отвечать на ее идиотский вопрос, но ведь ответ был и вежливым, и честным! Меня настолько удивило то, что я — ну как всегда! — нарвался на дождь из немотивированных оскорблений, что не сразу сообразил, что ее обидело.

На мгновение я остановился и вынул стебель изо рта.

— Да замолчите же! Не хотел я вас оби деть! Не рожа, я хотел сказать «роза»! Про сто меня никогда не водили к логопеду с соломой в зубах…

Только она замолчала, как я позволил своему оправдательному пафосу завести меня слишком далеко:

— … просто руки были заняты, вот я и сжал ее зубами, не на коврик же было класть!

— Да, действительно…

— Ро-за! Роза! Вот, видите какая краси-ая! А вы: «Рожа, рожа!» Эх вы! Сами вы рожа!

— Я вызываю милицию! — в наступившей вдруг ужасной тишине сказала она жутким шепотом.

— О Боже! — взвыл я и, вновь зажав розу в зубах, с удвоенной энергией принялся за полюбившуюся мне процедуру.

Дверь распахнулась внутрь во всю ширину и так внезапно, что я, занеся предплечье для очередного удара, догадался только сделать удивленное лицо — за полмгновенья до того, как начать полет.

Летел я долго. Головой вперед. Левой, соскользнувшей со звонка рукой, я попытался зацепиться за дверной косяк, но вместо него мои пальцы встретили что-то мягкое и упругое, под чем-то шуршащим. К моим глазам стремительно приближался живот открывшей дверь девушки. Я сжал пальцы левой руки. Последнее, что я услышал до того, как нанести любимый всеми зэками удар головой, был треск рвущейся материи. Затем моя голова погрузилась на мгновенье во что-то мягкое, правой я подхватил девушку под коленки, чтобы хоть как-то смягчить нашу стыковку.

Мы с ней оказались на полу. И послышался визг. Странно, мне показалось, что визжали два голоса.

В любой ситуации я прежде всего остаюсь Джентльменом! Единственное, что утешает! Вот и сейчас: я падал сам, но, влетев в эту даму, Умудрился сделать нашу с ней совместную посадку настолько мягкой! Настолько, на сколько это оказалось возможным, мда. Но все же! Вот что значит владеть тонкостями изящного искусства своевременно подхваты-вать девочек под коленки! В результате она приземлилась на самые приспособленные для мягкой посадки части своего тела, да и я не ударил в пол лицом. Правда, она все же на какое-то мгновение сложилась, как тот перо-чинный ножик, в результате чего моя голова на какое-то мгновение оказалась как бы в плену: ее груди сверху надавили на мой затылок и вжали лицо в синий бархат едва прикрывавшего ее миниплатья. Она сказала «О!» — просто «О!» — и только потом завизжала.

«Странно, почему мне кажется, что визжат два голоса?» Я начал медленно подниматься, убеждаясь, что второй голос не может принадлежать мне. В моем рту по-прежнему торчала роза. Она даже не сломалась. Но мой слух меня не обманывал.

Девушки, видно, собирались выйти покурить на лестницу — это можно было установить по рассыпанным по полу сломанным сигареткам, — и, когда одна, в темно-синем бархатном миниплатье, резко распахнула дверь на себя, вторая стояла справа от нее. Только теперь я понял, за что пытались уцепиться пальцы моей левой руки. На этой второй де-вушке было очень красивое платье из тонкой золотистой парчи с очень узким, но довольно глубоким вырезом на груди.

Повторяю: это было очень красивое латье. Мои пальцы ухватились как раз за вырез. Теперь девушка стояла в той самой позе, в которой живописцы прошлого любили помещать на своих полотнах персонажей, олицетворявших Невинность или Целомудрие: одна ручка прикрывает грудь, другая удерживает на поясе падающее платье… От воплощения Невинности или Целомудрия ее отличали только две вещи: гнусная, отвратительная тональность визга и объемный лифчик, из тех, что призваны не столько поддерживать, сколько увеличивать девичьи груди. Невинности такие штучки ни к чему!

Тем временем коридор уже заполнился людьми в праздничных одеждах. Девушки держались позади мужчин, а последние со странной на таком чудесном, как день рожденья, торжестве угрюмостью хмурили брови.

Лучше всего было бы, конечно, галантно раскланяться и, утешив девчонку в парче парой литературных штампов: или «большие чувства — маленькая грудь», или «нет ничего тайного…», на выбор, с достоинством удалиться, но не потешать же народ я сюда пришел! К тому же, в моей голове успело сложиться блестящее дедуктивное построение: та девушка, которая открывала дверь и сидит теперь на полу, шатенка в платьице синего бархата, Должно быть, хозяйка. Следовательно, я раз-Дел не именинницу, а ее подругу.

Это умозаключение меня приободрило, и я, невообразимо элегантным движением до-став изо рта розу, протянул ее вниз шатенке, как бы и поздравляя и предлагая воспользоваться моей благородной рукой в качестве бескорыстной поддержки, проникновенно объ-явил: