Сергей Кречетов - Четыре туберозы

• Название: Четыре туберозы
• Автор: Сергей Кречетов
• Издательство: Аграф
• Жанр: Драматургия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-7784-0453-3

Молодой исследователь Николай Носов собрал в своей книге произведения четырех «минорных» авторов Серебряного века — Сергея Соколова, Нины Петровской, Александра Ланга и Иоганнеса фон Гюнтера. Они входили в круг общения В. Я. Брюсова, Андрея Белого, К. Д. Бальмонта, В. Ф. Ходасевича. На фоне знаменитых современников эти авторы оказались в тени, к их текстам фактически не возвращались уже более столетия. Составитель посвящает каждому автору обстоятельный биографический очерк, обнажая искания своих героев на фоне эпохи. Сделана попытка понять мистическую, иррациональную, метафизическую составляющую их творчества. Рассказы, стихи, поэмы, драмы, печатавшиеся в самом начале XX века, вновь становятся фактом русской литературы.

---

По-видимому, любовь С. Кречетова к миру поэзии, где нет суеты и корысти, растёт. По крайней мере вторая книга его стихов и по строгости выбора и по форме значительно превосходит первую. Здесь С. Кречетов уже не только искусно подражает, он порою преломляет по-своему напев и размеры других поэтов. К сожалению, влияние на него оказывают пока исключительно представители „нового искусства“ и главным образом его русские современники. Его переживания стали бы глубже, сложней и разнообразней, если бы он причастился также поэзии других веков»[27].

Даже В. Я. Брюсов, несмотря на общий негативный тон своей рецензии и обвинений С. А. Соколова в подражательности, отметил, что «г. Кречетов сделал, бесспорно, значительные успехи в умении писать стихи». Рецензия Н. С. Гумилёва была несколько жёстче:

В книге Сергея Кречетова есть стихотворение «Младшим судьям». Там он сообщает, что они возвестили ему свой враждебный суд; что его резец чеканит холодные строфы и слагает их сталь в ледяную броню; что ему грезятся башни священной Медины и еще много столь же неинтересных и дурных вещей. А в конце говорит:

Так! Я не поэт! Но моей багряницы,
Шутя и смеясь, не снесу я на торг,
Сложу я у ног вам незримой царицы
И боль и восторг.

Итак, все дело в царице. Может быть, он оккультист и добивается любви царицы Клеопатры, — но зачем тогда он пишет стихи, а не занимается спокойно какими-нибудь инвольтованиями? Может быть, он мистик и мечтает о Вечной Женственности, но опять-таки — зачем он тогда пишет стихи, а не читает рефераты в Религиозно-Философском Собрании? Очевидно, его царица — его художественный идеал. В таком случае, Сергей Кречетов горько ошибается, думая, что она не зрима, — она хорошо известна каждому гимназисту. Её ласкали и Брюсов, и Алексей Толстой, и Метерлинк, и даже (о, позор!) Ленский с Рославлёвым. История прямо из Декамерона.

В самом деле, образ каждого стихотворения Сергея Кречетова заимствован у какого-нибудь другого поэта.

Нередки заимствования целых строк и не случайных, а определяющих настроение; так, в известном стихотворении Алексея Толстого строчка «Всё это уж было когда-то» у Кречетова читается: «Всё это было когда-то». От случайности не обережёшься, но в этих двух стихотворениях и образы схожи.

Кроме того, Кречетов не знаком с самыми элементарными правилами стилистики. Вот, например, отрывок из стихотворения «Проклятый замок»:

Никто не ведает, давно ль
В том замке жил седой король.

Как майский день, свежа, мила,
Его младая дочь цвела.

Однажды, бесом обуян,
Греховным пылом стал он пьян.

Таясь во тьме, как вор ночной,
Прокрался он в её покой,

Сгубил король родную дочь,
Её любил одну лишь ночь…

и т. д.

Краткость «Дневника происшествий» и резонёрствование вдобавок. И такую вещь автор думает выдать за благоуханную легенду средневековья!

Недостатков в книге Сергея Кречетова сколько угодно, но справедливость требует отметить и достоинства. Прежде всего — свободный и уверенный стих, особенно в анапестических размерах. Затем — звонкие, неожиданно радующие рифмы.

Вот строфа из стихотворения «Летучий Голландец», как образчик положительной стороны стихов Сергея Кречетова:

Кто на море рождён, кто любимец удач, —
Только глянут — и дрогнут они,
Коль зажгутся на высях темнеющих мачт
Надо мной голубые огни[28].

Читая рассказы и стихи С. А. Соколова, понимаешь, что он — натура по духу рыцарственная и, мало кому подобно, не устававшая в открытую воспевать активный, напористый героизм — воспринял начало Первой мировой войны с воодушевлением; с первым же военным призывом он ушёл добровольцем на фронт, где участвовал в походах в Восточную Пруссию. На фронте дослужился до чина поручика лёгкой полевой артиллерии и был награждён орденом св. Анны IV степени с надписью «За храбрость».

О своих военных впечатлениях он поведал в книге «С железом в руках, с крестом в сердце: Записки офицера»[29]. В предисловии к книге он в тональности, сравнимой с манерой констатации, присущей сражавшемуся в этой войне по другую сторону фронта знаменитому германскому автору Э. Юнгеру, писал: «Я не стратег и всего менее историк. Я — только поэт и гляжу на то, что совершается, глазами художника, человека от искусства. Великая война найдёт себе много историков, которые сумеют зафиксировать и воссоздать её подробно в её фактических очертаниях. Мои писания глубоко субъективны. Изображаю то, что говорит моему глазу. Пропускаю, быть может, многое важное. Примечаю, наверно, многое несущественное только потому, что оно красочно. Но если в этих страницах, которые я набрасывал беспорядочно и торопливо, на случайных ночлегах, на недолгих стоянках под грохот канонады, от которой жалобно звенели окна, читатель на мгновение ощутит странное и трудно определяемое чувство войны, вдохнёт её неуловимый воздух, то мне не нужно ничего другого, ибо я поэт. Если же тот, кто прочтёт мои страницы, заметит и ещё одно: ясную веру в наш могучий народ, в нашу грядущую полную победу и в светлое будущее славянства, пусть не объясняет это моей патриотической настроенностью. Нимало! В этом я только похож на всех. Так верит вся армия, так верю и я, потому что я русский».

Получив тяжёлое ранение (вернее контузию), в марте 1915 г. С. А. Соколов попал в германский плен, где более двух лет содержался в лагере для военнопленных офицеров, в котором находился вместе с будущим советским маршалом М. Н. Тухачевским. Здесь были написаны стихотворения, впоследствии составившие раздел «Лирика плена» третьего поэтического сборника «Железный перстень». В августе 1918 г. после заключения Брестского мира он был освобождён и доставлен в Москву, откуда в солдатской форме бежал на юг России, так как в Москве бывшему офицеру становилось небезопасно. С весны 1919 г. по март 1920 г. работал в литературно-политическом пресс-бюро при Отделе Пропаганды Добровольческой армии вместе с А. М. Дроздовым и А. Ветлугиным, сотрудничал в газете «Жизнь», выходившей в Ростове-на-Дону. Будучи редактором агитационных газет Добровольческой армии, в их печати выступал как идеолог Белого движения, лично написав около 40 статей. В декабре 1919 г. в Ростове-на-Дону совместно с известным художником Е. Е. Лансере выпускал журнал искусства и литературы «Орфей», единственный в своём роде на территориях Добровольческой армии. В марте 1920 г. С. А. Соколов эвакуировался из Новороссийска в Константинополь, оттуда перебрался в Париж, где писал статьи для парижской газеты «Общее дело» и пражской газеты «Русское дело».

Ещё во времена «Грифа» он увлекался спиритизмом и проводил совместную практику соответствующих сеансов вместе с Н. И. Петровской, А. А. Лангом и некоторыми другими «аргонавтами»[30].

Этим дело не ограничилось, и в Париже С. А. Соколов принял участие в деятельности московского мартинистского кружка и, по некоторым сведениям, за годы жизни переменил семь масонских лож. Как бы там ни было, В. С. Брачев определяет его как масона политического[31]. Н. Н. Берберова также указывает, что в молодости С. А. Соколов был мартинистом, а в эмиграции принимал участие в создании первой русской масонской ложи в Париже «Астрея» [32](ложа № 500), где с 1922 г., в первое десятилетие существования ложи, являлся одним из Досточтимых Мастеров, до 1924 г. состоял в ней в качестве оратора, после чего выбыл в Берлин, а в конце 1920-х гг. был радиирован (т. е. членство было приостановлено либо за длительную неуплату членских взносов, либо за продолжительное непосещение братских собраний).

Весной 1922 г. С. А. Соколов переехал в Берлин, где возглавил издательство «Медный всадник», в котором в том же году вышел его третий сборник стихов «Железный перстень», ставший последним и включивший стихотворения 1914–1922 гг. Название сборника может объясняться тем, что железный перстень представляет собой один из масонских символов, в контексте одноимённого стихотворения, открывающего эту книгу, могущий означать, по-видимому, некое преемство. Здесь же, в «Медном всаднике», вышел одноимённый альманах под редакцией С. А. Соколова. Платформа издательства заключалась в «объединении русских писателей национального настроения, принявших достижения мировой культуры, но рядом с этим не угасивших в себе пламень русского духа и верящих в его неистребимость и преемственное торжество в веках. Отрицая и осуждая кровавый коммунистический режим, поработивший нашу родину, „Медный всадник“ служит русскому делу, стремясь живым художественным словом укрепить в душах бодрый национальный дух и веру в конечную победу русской России»[33]. В эти последние два года С. А. Соколов печатался также в журнале «Русская мысль» и в «Русском Сборнике».