Соня Кошкина - Майдан. Нерассказанная история

• Название: Майдан. Нерассказанная история
• Автор: Соня Кошкина
• Издательство: Брайт Стар Паблишинг
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-966-2665-56-7 (тв.)? 978-966-2665-58-1 (м.)

В этой книге собраны откровенные интервью с главными героями той исторической зимы. Героями, пребывавшими по обе стороны баррикад.

80 процентов контента уникальны — данные и свидетельства очевидцев публикуются впервые. Задача — максимально точно реконструировать события, прежде всего кулуарные, процессы, которые были скрыты от глаз тех, кто мерз на площадях, но которые непосредственно повлияли на исход Революции Достоинства.

---

Я взял с собой несколько бойцов, и мы побежали в штаб. Он как раз размещался на втором этаже, над этими складами. Из окна можно было сбросить пожарный рукав, поймать его снизу и потушить огонь. Иначе никак.

На тот момент по всему Майдану гремели взрывы, всполохи, дым валил столбом, никто уже на это особо не обращал внимания. Несколько наших депутатов — уставшие, черные от копоти — сидели в штабной комнате, перекусывая всухомятку бутербродами. Чтобы дым не мешал, подперли боковую дверь стулом. Они-то думали, что дым с улицы. Я забежал: «Мужики, — говорю, — вы что, ополоумели! У нас дом горит!». Отодвинул этот стул, и в комнату буквально ворвалась волна черного смрада. Я дал команду полностью эвакуироваться. Обязал ребят обойти все этажи — проверить, чтобы никого не осталось. К этому моменту всех раненых и убитых уже вынесли из здания.

Сейчас рассказывают, что, дескать, при пожаре в Профсоюзах погибли десятки людей, заживо сгорели. Это неправда! Во-первых, повторяю, несмотря на высокую степень задымленности, без паники была организована полная эвакуация людей из Дома профсоюзов. Во-вторых, сразу после случившегося осматривали обгоревшее здание, разбирали завалы. Нашли только одно тело. Причем не факт, что к началу пожара этот человек был жив. (По данным следствия, жертвами пожара стали два человека. То, что они погибли от огня, — не доказано. Подробнее в следующей, шестой главе.)

Ребята, которым я поручил осмотреть все помещение, не смогли добраться только до последних этажей: на крышу уже пробрались силовики и попытались их атаковать. Из-за этого возникли трудности с эвакуацией людей с верхних этажей. Вы помните, там оказались заблокированными три девушки и парень, которые вели трансляцию для «Эспрессо-ТВ». Их чудом спасли!

Здание, как я уже говорил, загорелось в нескольких местах одновременно. Думаю, сверху точно был поджог, потому что очень сильно полыхало в лифтовой шахте, в самом центре Дома профсоюзов. Видимо, по их расчетам, огонь должен был распространиться по всем этажам. Примерно так оно и случилось. Но они не учли, что мы не допустим паники и эффективно проведем эвакуацию.

Я сам с ребятами подключил рукав к брандспойту, сбросил его вниз, и мы кинулись на улицу тушить фасад. Но оказалось, что добраться до горевшего первого этажа было невозможно: «Беркут» не пускал — прицельно обстреливал. В конце концов мы как-то прорвались. Стоим с этим рукавом, заливаем фасад водой. Раздается взрыв, и я чувствую, что шланг стал тяжелее. Оборачиваюсь, а парень, который стоял у меня за спиной и помогал его держать, сползает на колени: живот у него полностью разворочен, и внутренности вываливаются. «Беркут», повторяю, видя, что мы тушим пожар, продолжал закидывать нас гранатами. И вот одна разорвалась прямо на этом парне. Его подхватили, унесли. Обстрел усилился, гранаты падали уже буквально у ног. Я дал команду отступать».

«Он сам вынул пулю из сердца своего отца»

«Когда эвакуировали госпиталь из Дома профсоюзов в Михайловский собор, мы со Святом Цеголко пошли проверить, как обосновалась операционная в Трапезной церкви, — свидетельствует Андрей Шевченко. — В дальнем углу монастырского подворья, под деревом, лежало четыре трупа. Мужчина попросил их сфотографировать, чтобы потом можно было опознать. Ощущение, мягко говоря, не из приятных, но что поделаешь? Я согласился. И тут этот мужчина начал оттаскивать одно из тел: «Вот его фотографировать не нужно», — говорит. «Почему?» — спрашиваю. «Это мой отец, — отвечает очень спокойно. — А у меня дома беременная жена, родные. Они еще ничего не знают. Я хочу вначале их сам подготовить».

Он оставил отца на Институтской всего на несколько минут. Вернулся — отец лежит, спина мокрая. Вначале думал — от пота. Оказалось, пуля прямо в сердце попала. Он эту пулю мне тоже показал — пластиковая, с металлическим набалдашником. Он ее сам из тела отца вынул.

Когда этот мужчина оттянул тело отца в сторону, мы продолжили фотографировать: лица изуродованные, у молодого парня оторвана рука по локоть — лежала отдельно (видимо, речь об упомянутом выше Дмитрии Максимове. — С. К.). Я фотографирую, слушаю этого осиротевшего мужика, и у меня ощущение, что в моей голове просто Вселенная на мелкие кусочки разлетается. Еще подумал: как же этот мир обратно собрать потом? И сколько времени нам понадобится, чтобы снова стать нормальными людьми? А ведь самое страшное еще было впереди».

Почему силовики не дожали?

В пять — начале шестого утра громада Дома профсоюзов напомнит экспонат музея природоведения — скелет гигантского динозавра. Скелет дышал огнем, утроба светила зловещим багрянцем. Три пожарных гидранта сражались изо всех сил. Бесполезно — здание слишком велико. Уже трещали перекрытия — ходить рядом небезопасно. От разлетавшихся искр вспыхивали сухие деревья, рекламные щиты. По всему Майдану — то туг, то там — языки пламени.

Чад, дышать тяжело. Людей стало значительно меньше, лица черны от копоти. Между собой говорили мало — не о чем, и так асе ясно. Шины закончились — стали разбирать строительные за-

боры в окрестностях. В центре Киева до сих пор много старых домов, предназначенных то ли под снос, то ли под реконструкцию и огражденных такими вот заборами. Линия огня — единственное, что по-прежнему удерживало «Беркут».

Ведущий Женя Нищук — уже в бронежилете. Слишком хорошо просматривается и, как убедился Турчинов, простреливается сцена.

Вспышка света. Взрывы. Лопнула стеклянная крыша «Глобуса». Пожар переполз на консерваторию. Теперь уже весь Майдан поровну перерезан огненной лентой. Консерваторию, правда, быстро потушили.

Главный вопрос, который крутился у меня в голове в те минуты: почему «Беркут» не дожимает? Людей оставалось совсем мало — тысячи полторы от силы, а то и меньше. Все они были обессилены. Линия нашей обороны зияла провалами. Один решительный прорыв — и Майдан был бы сметен, зачищен, как и планировалось изначально. Внятного ответа, почему этого не случилось, не было ни тогда, ни сейчас.

«В той ситуации власть должна была дожать, но не хватило сил. В какой-то момент у «Беркута» закончились патроны и гранаты. Хотя они их использовали в таком количестве, что до сих пор все закрома пустые», — разводит руками Аваков.

Турчинову в этом смысле проще. Человек глубоко верующий, он иначе смотрит на вещи:

«У меня одно объяснение: Господь был с нами! Уже когда горели Профсоюзы, со сцены довелось наблюдать удивительную картину. Вы ведь знаете, что при холоде, морозе дым всегда валит вверх, согласно всем законам физики. По-другому просто не бывает! Но я своими глазами видел, как черная пелена едкого дыма, вопреки всем этим законам, сначала стекала по стене вниз, а потом фронтом шла в сторону «Беркута». Это видели сотни людей».

И чуть более приземленно:

«Бои начались еще утром. Их силы несравненно превосходили наши, но они тоже были ограничены. Во время боя у них не происходило никакой ротации. А главное — морально-психическое истощение. Они понимали, что для того,

чтобы взять сцену, всех, кто там оставался, надо убить. А для этого у них уже не оставалось никаких сил».

Операционная в монастыре

Пять утра 19 февраля. Мы с Максом Левиным поднимаемся от Майдана вверх по Михайловской. Двое из Самообороны идут навстречу. «Титушки» есть?» — Несколько часов назад их было тут полторы тысячи. — «Нет, чисто. Там наша баррикада».

К воротам монастыря одна за другой подъезжают машины с ранеными. Открывают ворота «Порше-кайену». В салоне из светлой замши — капельница. За ночь этот автомобиль немало накрутил кругов между площадью и монастырем.

Раненых оперируют в трапезной. Трапезная — единственная церковь из комплекса Михайловского Златоверхого, уцелевшая после большевистской расправы. Сейчас тут полтора десятка операционных столов. В самом соборе повсюду — в приделах, под алтарем, у купели — расстелены одеяла, спят люди.

Пред ликом Богородицы. Привычное: взмах руки в крестном знамении и земной поклон. Но нет, поклониться невозможно — не дает бронежилет. А без бронежилета журналисту лучше не выходить. Опуститься на колени тоже нельзя — заденешь кого-то из спящих, места слишком мало. Людям нужен покой, они с войны, их нельзя тревожить. И в первый раз за эти сутки к горлу подступает комок.

Вы понимаете, что это такое: невозможность поклониться иконе, потому что вокруг — война, а в храме — лазарет?

Рассвет, но в Михайловском не служат заутреню. Всегда, во все времена тут спасали души, но на рассвете 19 февраля были важны растерзанные пулями и гранатами тела. Поэтому не горели свечи, не звучал «Символ веры», но пахло нашатырем, а свечной ящик был завален лекарствами.

Такой была Украина в феврале 2014-го. И это не страшный сон.