Линдэл Хэдоу - Австралийские рассказы

• Название: Австралийские рассказы
• Автор: Линдэл Хэдоу
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1958

В книге представлены рассказы писателей Австралии XX века: Маркуса Кларка, Джозефа Ферфи, Вильяма Эстли, Генри Лоусона, Алана Маршалла и др.

---

Мэри поняла, что старик — чужой в этих местах; отбившись от какого-нибудь из племен, остатки которых рассыпаны по всей Австралии, он забрел в туземный поселок, расположенный на дальнем склоне холма. Это было прибежище отщепенцев его народа и ее — людей смешанной крови, которых также считают туземцами.

Мэри держалась в стороне от буйной пестрой компании, осевшей в поселке, хотя и была в дружеских отношениях со старшим поколением. Жила она на окраине поселка. Ее муж, тоже метис, часто высмеивал ее стремление жить так, как живут белые женщины; иметь приличный вид и содержать дом в чистоте и порядке, как ее учили в миссионерской школе.

Дом Мэри был недалеко — приземистая темная хижина, построенная из ржавых жестянок из-под керосина и старых досок; крыша хижины всегда сильно протекала во время зимних дождей. Но земля, на которой стояла лачуга, принадлежала Мэри, и она гордилась этим. Она купила этот участок на деньги, заработанные стиркой и уборкой в городе; годами она копила и прятала их. Ее дети выросли и разбрелись по свету. Теперь она жила и работала для того, чтобы построить на своей земле дом — маленький деревянный домик с крышей из гофрированного железа.

В сухом песке около хижины росло несколько чахлых кустиков герани и помидоров, — Мэри называла это своим садом. Перед тем как открыть дверь и войти в единственную комнату своего жилища, она с любовью задержала взгляд на растениях.

Рассерженная тем, что муж, поев, так и оставил после себя на столе грязные тарелки, Мэри повесила сумку, убрала со стола, затем развела огонь на открытом очаге, подмела пол, вымыла посуду, нарезала в кастрюльку мясо и овощи, принесенные из города, и поставила жаркое тушиться на огонь. Тэд должен был скоро прийти обедать, хотя часто по субботам он так Напивался, что, вернувшись домой, мог лишь растянуться на постели и проспать до утра.

Закончив уборку, Мэри подошла к двери, — ей хотелось узнать, прошел ли в поселок встретившийся ей старик. Она уже жалела, что была так резка с ним. Поглядев на дорогу, она увидела, что он зажег маленький костер на крутом склоне холма. До нее донеслось его протяжное заунывное пение.

Почему он назвал девушку ее туземным именем? Ведь этих имен никто не знает. Большинство женщин поселка даже не помнит, были ли у них когда-нибудь туземные имена. Всех девушек теперь зовут Джей, Китти и Дульси.

Нгула… В этом имени было что-то тревожно знакомое. Казалось, Мэри слышала его раньше, но где и когда — она не могла вспомнить.

Закат опалил небо. Мэри села на ящик около двери, усталая после рабочего дня. Сколько вечеров провела она, сидя вот так и любуясь закатом; тишина действовала на нее успокаивающе, несмотря на зловоние, доносившееся из ветхого строения на вершине холма, куда свозили нечистоты со всей округи.

«Вот почему, — с горечью подумала Мэри, — эта полоска бесплодной земли на сотни миль, до самой горной цепи, является единственным местом, где разрешается селиться людям с туземной кровью». Здесь, на невысоких холмах, окружающих котловину, зимой превращающуюся в болото, а летом безводную и иссушенную солнцем, обосновалось около десяти семей, выстроивших хижины наподобие ее собственной. Эти лачуги, сооруженные из ржавых консервных банок и кусков мешковины, походили на гнилые грибы, торчащие из земли.

Мэри видела завитки дыма, поднимавшиеся из труб, детишек, возившихся возле хибарок; малыши были совершенно голые, ребята постарше — в пестрых лохмотьях. Несколько женщин, сидя на корточках в тени кустарника, играли в карты. Вокруг площадки, где шла игра в «обе вверх»[9] толпились мужчины и женщины, спеша до наступления сумерек сделать последние ставки.

Нгула! Нгула!.. — это имя неотвязно сверлило мозг Мэри, как назойливая муха. Оно преследовало и раздражало ее, вызывая какое-то беспокойство, будя смутные воспоминания. Кто она? Откуда она? Мэри не знала. Разве что слова той старухи в больнице, куда Мэри ходила навещать больных туземцев, были правдой. Старуха бредила, она умирала, когда Мэри подошла к ее постели.

— Ты из Порт-Хедленда, девушка! — воскликнула она. — Из рода Балиари, как и я.

— Почему ты так думаешь? — спросила Мэри.

Старуха что-то пробормотала о муравьях и какой-то отметинке на лбу. Потом, в поселке, Мэри с удовольствием заявляла, что она из Порт-Хедленда, из рода Балиари, но она никогда не говорила ни Тэду, ни кому-нибудь из белых, какую тайную радость доставляла ей мысль о том, что у нее есть род и племя.

Закат, тускло-красный, как охра на скальных рисунках, догорал за гребнем холмов. Сгущались сумерки, и в хижинах на склонах замерцали огоньки.

«Нгула! Нгула!»

Мэри поразило, что старик поет на южном наречье. Она выучила много слов этого диалекта, разговаривая со слепой Нэлли, слушая ее песни и сказки о птицах и животных, которые некогда тоже были ниунгар (чернокожими людьми).

Крошка моя, крошка моя.
Пропавшая крошка.
Дитя моей мечты.
Где ты?
Долго, далеко бродил Гвелнит,
Разыскивая и призывая.
Теперь его ноги ослабели,
Глаза затуманились.
Близок конец его пути.

Снова и снова доносилось заунывное, монотонное пенье, и Мэри напряженно прислушивалась к жалобным причитаниям старика. Голос его звучал глухо, потом вдруг полнился до такого пронзительного вопля: «Нгула! Нгула!» — что Мэри вскочила и быстрыми шагами направилась к сидевшему у костра старику. Он поднял затуманенные глаза на Мэри, возникшую перед ним в отблеске огня.

— Кто эта Нгула? — спросила она.

— Моя дочь.

Старик внимательно глядел на Мэри, лицо его потемнело от горя, звучавшего в его песне.

— Иенда? (А ты?)

— Мэри. Я живу с мужем там, на холме.

— Уонги (туземка)?

— Метиска.

Старик уловил резкие нотки в ее голосе.

— Нгула тоже метиска, — тихо сказал он.

— Расскажи мне о ней. — Мэри опустилась на землю перед стариком. — Я из рода Балиари.

Он кивнул головой. Лицо его, испещренное глубокими морщинами, смягчилось, когда он увидел, что Мэри уважает родовые обычаи. Как будто между ним и Мэри возникла какая-то связь.

Но она не желает иметь ничего общего с этим грязным стариком, в смятении подумала Мэри. Она слишком долго жила среди белых, чтобы вернуться к образу жизни и представлениям туземцев. Зачем она назвала свой род? На тот случай, если они принадлежат к группам, которым, по родовым законам, запрещается общаться между собой? Чтобы он почувствовал себя свободнее? Или ее толкнул на это какой-то неудержимый порыв?

Гордая отчужденность, появившаяся в осанке старика, показала, что он отгадал ее мысли. Глядя на широкое смуглое лицо, отмеченное печатью горя и растерянности, Мэри испытывала сострадание, смешанное с почтительным страхом.

В его глазах, встретивших ее взгляд, отражалось пламя костра. На лбу старика под косматыми седыми волосами виднелась темно-красная повязка. Пусть рубаха его висела клочьями и выцветшие бумажные брюки были все в заплатах, пришитых с помощью зуба черной акулы, — Мэри почувствовала, что в своем племени старик занимал почетное положение.

— Нгула — моя дочь — и не моя дочь, — сказал он. — Я из племени Уабарри, наш тотем — эму. Гвелнит — имя, которое дали мне отцы. Джо Мозес — называли меня белые. Они нашли меня в камышах у ручья, после схватки моего народа с белыми. Многие, многие из моего племени были убиты. Земля моего народа лежит далеко на юге, около реки Калган.

Мэри поняла, что Гвелнит умел говорить на языкё белых людей так, как будто он не знал никакого другого; но порой он переходил на родную речь или на смешанный диалект, при помощи которого туземцы разных племен изъясняются между собой в поселках.

Вот что рассказал он Мэри, часто отвлекаясь от основной нити рассказа и погружаясь в воспоминания о далеком прошлом.

Жена одного из первых поселенцев взяла туземного младенца, чье племя было истреблено, и воспитала его вместе со своим сыном. Мальчики росли вместе, учились ездить верхом, управляться со скотом. Когда молодой Джек Уинтертон отправился на север к Порт-Хедленду, где он получил большой участок земли, Гвелнит поехал с ним. Гвелнит стал главным погонщиком на скотоводческой ферме Джирали, в поединке на копьях добыл себе женщину из местного племени и поселился с ней в туземном поселке.

Старики племени относились к белым враждебно. Хотя они по-прежнему верили в то, что душа ребенка приходит к будущей матери из скалы, пруда или какого-либо животного, оплодотворенного жизненной силой предков, они решили, что общение их женщин с белыми ослабляет племя. Они предвидели, что, если они не будут оберегать своих женщин, племя вымрет, как это уже случилось со многими племенами. Старики знали, что от общения туземных женщин с белыми мужчинами рождаются дети со светлой кожей, а светлая кожа считалась признаком хилости. Поэтому женщинам племени было запрещено отдавать свое тело белым мужчинам.