Евгений Войскунский - Девичьи сны

• Название: Девичьи сны
• Автор: Евгений Войскунский
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9691-0904-9

Действие романа «Девичьи сны» происходит в канун распада Советского Союза. Карабахское противостояние откликнулось трагическими событиями в Баку, страшной эскалацией межнациональной вражды, изгнанием из родных домов тысяч ни в чем неповинных людей. Вихрь событий беспощадно ломает судьбы русско-немецко-еврейской семьи ветерана Великой Отечественной и азербайджанско-армянской семьи их школьных друзей.

---

Потом он сидел на корме, забитой пехотинцами и моряками, страшно зябнул в своем бушлате, надетом на комбинезон, и мучился от качки. Еще долго виднелся маяк Тахкуна — белый стерженек, воткнутый в иссиня-серые клубящиеся тучи, — последний знак уходящих расстрелянных островов.

Таинственный полуостров Ханко, существовавший по другую сторону залива, встретил холодным дождем и басовитым ворчанием тяжелой артиллерии. В гавани Ганге, на каменную стенку которой сошли, пошатываясь, пришельцы с Даго, их построили в колонну по четыре и повели через городок, мимо пожарищ и уцелевших каменных домов, мимо старой темной кирхи, возвышающейся над гранитной скалой, мимо карминной водонапорной башни. Редкие прохожие на улочках городка, главным образом флотские, выглядели людьми опрятными и спокойными, они глазели на обожженных десятидневным боем, обтрепанных, обросших даговцев, как на призраков.

Подземный госпиталь, в который их привели, поразил Сергея размерами, чистотой и теплом. Тут, под землей, были горячие батареи отопления! И баня была! Вот после бани да после горохового супа почти довоенной густоты и перловой каши с консервным мясом Сергей почувствовал, что можно жить дальше. Военно-морская база Ханко располагала к этому. Все здесь было как-то солидно, крепко, надежно.

Отъелись, отмылись, отдохнули. Только чернота пальцев и запах оружейной смазки не поддавались мылу и горячей воде. Среди даговцев, пришедших на последних мотоботах, не было Марлена Глухова. Наверное, группу, где он дрался в том, последнем бою, немцы отрезали от пристани. Пропал Марлен. Сергей жалел друга довоенной юности. А что, не виноват же он был в том, что его отец оказался сволочью, врагом народа.

Но горьким осадком на душе остался ночной разговор с Марленом в сарае на острове Даго.

— Вы, вояки! — поддел даговцев за ужином бойкий морячок с загипсованной от плеча рукой. — Как же это вас гансы с островов сковырнули?

— Тебя бы туда, герой! — обижались островитяне. — Вас тут, на Ханке вашей, видно, финны не очень за жопу трогают.

— Еще как трогают! Вся в синяках она. Но мы отбиваемся.

— Отбиваетесь, — ворчали даговцы, не отрываясь от еды. — А мы что, не отбивались?.. Нас больше половины побило… Нас начальство бросило… За вас немцы еще не принимались, потому и ходите героями…

— К твоему сведению, папаша, финны не хуже немцев воюют. Побывал бы у нас на аэродроме под ихними снарядами, другую песню запел бы, папаша.

— Карабахский ишак тебе папаша! — рявкнул пехотинец кавказского вида с вислыми растрепанными усами.

— У тебя вон какие длинные обмотки, — не унимался загипсованный. — Не мог, что ли, за Даго зацепиться?

— Хватит травить, морячок, — сказал Сергей. — Лучше скажи: что за аэродром? На Ханко разве есть авиация?

— На Ханко все есть! Как в Греции.

Два дня отъедались, раны зализывали. На третий всех даговцев, не нуждавшихся в дальнейшем лечении, стали распихивать по частям гарнизона. Кто был отправлен на перешеек, где границу Ханко обороняла стрелковая бригада, кто — в десантный отряд на здешние острова, а Сергея Беспалова, как мастера по вооружению, послали, по его просьбе, в авиаполк.

Это был истребительный полк неполного состава, из двух эскадрилий, в одной имел истребители И-151, попросту говоря, «чайки», а во второй — тупоносые И-16, чаще называемые «ишачками». После солидных бомбардировщиков ДБ-3 ханковская авиация производила несерьезное впечатление. Но — только на первый взгляд.

Редкий день не била финская артиллерия по аэродрому — большому полю среди соснового леса. Только заведешь моторы — привет от финнов: тут и там на летном поле рвутся снаряды. Идет «чайка» или «ишак» на посадку — опять гром, дым, высверки огня, выбросы земли, свист осколков. Но истребители взлетали и садились. Они исправно делали свое дело — не пускали финские «фоккеры» и «бристоль-бульдоги» в небо Гангута (этим звонким именем тут часто называли полуостров Ханко), барражировали над шхерами, помогали десантному отряду захватывать и держать островки на флангах обороны, да и, между прочим, летали на Эзель в разгар тамошних боев — связывали в небе «хейнкелей» и «мессершмиттов», не давали им мешать атакам торпедных катеров на немецкие корабли.

А Сергей всего этого не знал.

Зато теперь узнал. В одной из землянок роты аэродромного обслуживания дали ему место на нарах. И вот какая пошла у него жизнь. На рассвете командир роты с комендантом аэродрома объезжали на машине летное поле, втыкали красные флажки у каждой свежей воронки. Вскоре все поле было как первомайский праздник. Затем на указанную комендантом полосу выезжал видавший виды грузовичок, набитый кирпичом и щебнем. Выходили бойцы аэродромной роты и приданного им на подмогу строительного подразделения с носилками и лопатами. Таскали и сбрасывали с носилок кирпич в воронки, засыпали землей, трамбовали «бабами» — готовили взлетно-посадочную полосу, чтоб самолеты не «спотыкались». Сергей, конечно, напоминал начальству, что он специалист-оружейник, но получил ответ, что, дескать, знаем, сержант, но пока давай работай, засыпай воронки, надо поле держать в исправности, другого аэродрома на Ханко нет, весь полуостров простреливается насквозь.

Что ж, он, Сергей, привык исполнять приказы без возражений. Тем более что рана зажила наконец.

Целый день на поле, таскаешь, таскаешь носилки, засыпаешь воронки — а тут огневой налет, валишься, где стоишь, вокруг грохот и вой, и тебя обсыпает комьями земли (и то еще везение, что не осколками снарядов), а потом — подымайсь! И снова сыпь кирпич и грунт в еще дымящиеся воронки, а как пойдут на посадку истребители, так опять по всему полю рвутся снаряды. И так дотемна, до упора, таскай тяжелые носилки, жилы рви…

По вечерам Сергей падал на нары. Тупо болела голова. Даже курить не хотелось. В землянке докрасна растапливали «буржуйку», шла обычная травля. К Сергею аэродромная команда относилась, можно сказать, с уважением. Во-первых, все-таки сержант. Во-вторых, снаряжал ДБ, бомбившие Берлин, — шутка ли! Ну и, в-третьих, пришел с Моонзунда, откуда мало кому удалось уйти.

В первые вечера интересовались:

— Плохо воевали вы там, что ли? Почему сдали архипелаг?

— Нет, воевали хорошо, — отвечал Сергей. — Силы были неравные.

Старший краснофлотец Митя Шилин, бывший шоферюга из ростовского Заготзерна, лез в спор:

— Если б хорошо воевали, вас бы командование не бросило.

— Не ваше это дело — командование обсуждать.

— А я обсуждаю? Мне-то что. Я в городе слыхал, ребята с Даго говорили, там штабные писаря держали оборону.

— Не одни писаря, — морщился Сергей от неприятного разговора. — Я же вот не писарь. Говорю тебе, у немцев превосходство в силах.

— Надо было, — не отставал Шилин, — еще когда Таллин держали, снять всех с островов — и под Таллин. Может, тогда и Таллин бы не сдали.

— У тебя не спросили…

Гудело в «буржуйке». Пахло портянками, махорочным дымом, осенним дождем.

— Мить, а Мить, — шевелили языками ребята, разомлевшие в тепле, — чего ты к нему привязался? Тоже, стратег. Сыграй чего-нибудь. Ту песню сыграй, про фраера из Марселя…

Шилина долго упрашивать не надо. Докурил самокрутку до самых пальцев, потом снял с гвоздя, вбитого в дощатую стенку, гитару, приладился, колки подкрутил — и запел неожиданно приятным голосом:

Стою я раз на стрёме,
Держуся за карман,
И вдруг ко мне подходит
Незнакомый мне граждан.
Он говорит: «В Марселе
Такие кабаки,
Такие, грит, девчоночки,
Такие коньяки…»

Сергей закрыл глаза. Хорошо бы и уши заткнуть. Не любил он блатных песен. Попытался вызвать в памяти белое видение — сестричку с челочкой и милым именем Марта. Но лез назойливо в слух дурацкий марсельский «граждан»:

Потом берет он ключик,
Вскрывает чемодан,
Вынает деньги-франки
И жемчуга стакан.
«Бери, грит, деньги-франки
И жемчуга стакан,
А мне, говорит, достань ты
Военного завода план».

Аэродромная команда похохатывала, кто-то сильно смешливый залился, словно его щекотали под мышкой. А гитара бренчала, и ласковыми тонами гнал Шилин песню дальше:

Последняя малина
Собралась на совет,
И все мы порешили
Ему ответить — нет!
А фраера мы сдали
Властям эн-ка-вэ-де,
С тех пор его по тюрьмам
Я не встречал нигде…

Мощными аккордами Шилин завершил песню. Снисходительно улыбаясь, сидел на краешке нар, слушал одобрительные возгласы. Был он щуплый (наверное, плохо кормленный в детстве), с узкими черными глазами, — из тех, знаете, парней, которые всегда стремились стать в центре внимания.