Евгений Войскунский - Химера

• Название: Химера
• Автор: Евгений Войскунский
• Издательство: Время
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9691-0904-9

Две фантастические повести — «Химера» и «Девиант» — примыкают к роману своей нравственной проблематикой, драматизмом, столь свойственным ушедшему XX веку. Могут ли осуществиться попытки героев этих повестей осчастливить человечество? Или все трагические противоречия эпохи перекочуют в будущее?

От автора. В 1964 году был опубликован написанный совместно с И. Лукодьяновым рассказ «Прощание на берегу». Мне всегда казалось, что в этом рассказе, в его проблематике таятся неиспользованные возможности. Обстоятельства жизни не позволили нам вернуться к нему, а в 1984 году И. Лукодьянова не стало. Лишь сравнительно недавно, взяв за основу этот рассказ, я написал фантастическую повесть «Химера». Хотелось не только подробнее раскрыть человеческие характеры, но и придать проблеме большую философскую глубину. Впрочем, об этом — судить читателям.

---

Они входят в небольшую комнату с открытым окном, в которое заглядывают ветки акации. Круглов ставит чемодан в угол.

— В этой комнате жила мама, — говорит Черемисин.

— И умерла тут?

— Да.

— Бедная Нина. Ей ведь не было шестидесяти? Я не смог тогда прилететь на похороны. От чего она умерла?

— Сердце.

Круглов подходит к окну, трогает ветку, будто погладил.

— А ты, Миша, ведь врач?

— Да. Я геронтолог.

— Вот как… Кто теперь живет в этой комнате?

— Игорь. Сын. Но он спит в саду, на раскладушке, так что не беспокойтесь.

— Хорошо бы умыться.

— Пойдемте примем душ. У нас в саду летняя душевая.

О-о, как приятно в загородке под открытым небом плескаться под душем. Круглов блаженно фыркает под прохладным дождичком.

Черемисин с невольным любопытством — любопытством гериатра, специалиста по старикам, — посматривает на мускулистого Круглова. Нет, больше сорока пяти этому странному дядюшке не дашь. Правда, внешность бывает обманчивой. Сделать бы ему анализ крови, кардио- и энцефалограмму.

— У вас в городе, — говорит Круглов, — на скалах ваших, наверное, сильно изнашивается обувь?

— Обувь? Да, изнашивается, конечно. А что?

Круглов под струями воды хлопает себя по груди и плечам. На груди у него старый затянувшийся шрам с зубчатыми краями.

— Это память о войне, — говорит он, заметив, как задержался взгляд племянника.

— Мама рассказывала, — припоминает Черемисин, подавая ему полотенце. — Вы, кажется, моряк?

— Да. Это было очень давно. Но — было.

Они одеваются, выходят из душевой и направляются к веранде.

— Мы обедаем в шесть, — говорит Черемисин, — когда жена приходит с работы. А сейчас давайте перекусим…

Стучит садовая калитка, слышен топот быстрых ног. Из-за цветочной клумбы выбегает Игорь.

— Папа! Я поймал вот такую ставриду! — Он широко разводит руками. И смущенно умолкает, исподлобья глядя на незнакомца.

— Игорь, познакомься с дядей Георгием, — говорит Черемисин.

— Здравствуй, Игорь, — серьезно говорит Круглов, пожимая узкую руку мальчика. — Где же твоя ставрида?

— У Филиппа! Он ее выпотрошит и зажарит на углях. Филипп сказал, что не видывал таких крупных ставрид… А вы долго будете жить у нас?

— Не очень. — Круглов постучал пальцем по выпирающей ключице мальчика. — Хочешь мне немного помочь?

— Да, — кивает Игорь.

Вечером они обедают на веранде.

— Положить вам еще мяса? — спрашивает Ася.

— Нет, спасибо, — отвечает Круглов. — И мясо, и овощи превосходны. Вы прекрасная хозяйка, Ася.

— Ну уж прекрасная! Просто удалось достать приличный кусок свинины. — Она ставит перед гостем чашку. — Это компот из черешни.

— Мама, — говорит Игорь, очищая хлебной корочкой тарелку, — завтра мы пойдем с дядей Георгием к устью Лузы.

— Лучше съездили бы в Халцедоновую бухту. Там хороший пляж.

— Э, Халцедонка! Мильон человек под каждым тентом.

— И все же это лучше, чем тащиться десять километров по жаре к Лузе.

— Ну, раз так далеко, — говорит Круглов, уловив недовольство в тоне Аси, — то мы можем просто немного побродить по окрестностям.

— Да нет, пойдем к Лузе! — восклицает Игорь. — Вы же сами говорили, что хотите сделать большой переход в этих ботинках.

— Что еще за ботинки? — спрашивает Ася.

Круглов смотрит на ее поджатые губы.

— Просто хочу разносить новые ботинки. Ваши каменистые дороги очень располагают к этому.

— А я уж было подумала, не работаете ли вы в обувной промышленности.

— Если можно, налейте еще компоту.

— Пожалуйста. — Ася наливает из кувшина. — А где вы работаете?

— Моя специальность — биохимия. Я должен завершить кое-какие исследования, а потом уйти… выйду на пенсию.

— Вы прекрасно выглядите для пенсионного возраста.

— Многие это находят. — Круглов поднимается. — Спасибо за вкусный обед. Если не возражаете, пойду отдохну.

Он уходит в свою комнату.

— Игорь, — говорит Ася, — отнеси посуду на кухню. Постой. Зачем он посылал тебя в город?

— Он дал мне список разных деталей, и я сбегал на набережную в радиомагазин. Дядя Георгий научит меня паять.

— Это хорошо, — одобряет Черемисин. — Может, он приохотит тебя к технике. Ну, ступай. Осторожно, не разбей посуду. — И когда мальчик, схватив поднос с тарелками и чашками, умчался на кухню, Черемисин тихо говорит жене: — Ася, хочу тебя попросить. Мне кажется, не следует задавать ему никаких вопросов.

— Почему это? — вскидывается Ася, плетеное кресло скрипит под ее полным телом. — Что он за птица такая? Ты говорил, ему за семьдесят, а он выглядит как твой ровесник.

— Согласись, что это не резон, чтобы плохо к нему относиться.

— Пускай не резон. Но только не люблю, когда человек напускает на себя таинственность.

— Ничего он не напускает. Ты же слышала, ему нужно завершить какую-то работу.

— Вот что я скажу тебе, Миша. Пусть он лучше завершает в другом месте. Мало ли, взорвется у него что-нибудь. Или, чего доброго, дом подожжет. Я попрошу у нас в курортном управлении путевку для него в пансионат…

— Нет, — решительно говорит Черемисин. — Нет, Ася, он будет жить у нас сколько захочет. Он родной брат покойной мамы.

— Как хочешь. — Ася щеточкой смахивает крошки со стола на подносик. — Как хочешь, Миша. Но мне это не нравится.

В темное небо, шипя, взлетает ракета и рассыпает веер разноцветных огоньков. И еще, и еще ракеты. В небе крутятся огненные спирали, брызжет звездный дождь.

Черемисин спускается в сад, выносит из хозяйственной пристройки поливной шланг. Свернув за угол дома, останавливается в тени деревьев, невольно затаив дыхание.

Круглов стоит в темной комнате перед раскрытым окном. Сполохи ракет освещают его лицо, поднятое к небу. Лицо спокойно. Но что-то в нем чудится Черемисину такое, от чего ему и стало не по себе. Безмерная усталость — вот что читалось на лице нежданного гостя.

Черемисин делает шаг в сторону, скрипнули ракушки под ногой — Круглов опустил взгляд. И, увидев Черемисина, говорит ровным голосом:

— Большое гулянье в Карабуруне.

— Да, — говорит Черемисин. — Это в честь выпуска бальнеологического техникума.

Виктор Андреевич Волков-Змиевский выходит из своего кабинета в коридор лаборатории и замечает молодую женщину в джинсах и белой курточке, идущую навстречу, читающую таблички на дверях. Она быстрым шагом подступает к Виктору Андреевичу.

— Вы Волков-Змиевский?

— Да.

— Мне нужно поговорить с вами.

— Простите, мне некогда. — Он открывает дверь в комнату, где работают у компьютеров программисты.

— Только один вопрос. — Женщина смотрит тревожными большими глазами. — Где Круглов?

Волков-Змиевский останавливается. Прикрывает дверь.

— А кто вы, собственно?

— Меня зовут Галина. Георгий Петрович внезапно исчез, я очень тревожусь… Я дочь Штейнберга.

— Вы дочь Леонида Михайловича? Пройдемте ко мне. — Волков-Змиевский ведет ее в свой кабинет. — Присаживайтесь, Галина Леонидовна. Я знаю, что ваш отец умер недавно…

— Он умер седьмого марта.

— Разбился, кажется, в машине?

— Можно я закурю?

— Да, пожалуйста.

— Где же Георгий Петрович? В командировке?

— Нет. В прошлый понедельник я подвез его до города, и по дороге он сказал, что намерен уволиться с работы. На следующий день пришло по почте его заявление об увольнении, а сам Круглов на работе не появился. Я не знаю, где он.

Галина отворачивается к окну, быстрыми, нервными затяжками курит.

— Так не поступают, — продолжает Волков-Змиевский. — Я, конечно, не формалист, но есть же порядок, который надо соблюдать. У нас были прекрасные отношения, я ведь знаю Георгия Петровича давно, с пятьдесят восьмого года. Я только окончил институт, пришел младшим научным сотрудником, когда Круглов работал тут с вашим отцом. Ну не тут, конечно, но в отделе Рогачева, из которого вообще-то и вырос наш институт…

— Рогачев, — говорит Галина. — Может быть, Рогачев?..

— Я тогда, конечно, не все понимал, просто выполнял их поручения, но было ощущение, что они, ваш отец и Круглов, успешно завершали важное исследование.

— Мне рассказывала мама: они чуть не погибли тогда, в шестидесятом. Какой-то аспирант нашел их полумертвыми и…

— Этим аспирантом был я.

— Вот как! — Галина расплющивает окурок в пепельнице. — Георгий Петрович никогда мне об этом не рассказывал, он вообще о своей работе не любил говорить. Отец тоже. Но мама догадывалась… Что у них произошло тогда в лаборатории?

— Этого я не знаю. Меня, говорю же, они в свои дела не посвящали. Они остались в лаборатории после рабочего дня. Вечером мне вдруг позвонила ваша мама. Вера Николаевна, кажется?