Светлана Денисова - Я жулика люблю

• Название: Я жулика люблю
• Автор: Светлана Денисова
• Издательство: Изд-во ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-005029-1

В конце концов можно смириться с тем, что мужчина, который тебе нравится — виртуозный аферист. Но с тем, что он обманывает тебя, как простодушную дурочку, смириться невозможно. Мила Мотылева, редактор криминальных романов, вынашивает планы мести один ужасней другого. Однако жизнь превосходит все ее фантазии, ибо симпатичный брюнет Вадим оказался весьма крепким орешком. Но уязвленное женское самолюбие — абсолютное оружие…

---

Между тем Вадим продвинулся уже значительно выше моих коленей. Я внезапно ощутила трепетный жар его дрожащих от возбуждения пальцев, он словно электрошоком передался мне, и какие бы то ни было соображения тут же вылетели из головы. Меня охватило такое же страстное нетерпение, которое пожирало Вадима. Я рванула завязки сарафана, сдернула его через голову и бросила на дно лодки…

Его руки, казалось, множились, как у какого-то индийского бога. Я ощущала их прикосновения, то ласковые, то властные, на бедрах, на груди, на животе… И вот наконец он прильнул горячими губами к моему лону. Я застонала от удовольствия и полностью отдалась его воле…

Лодка еще слабо раскачивалась; истошно вопя, кружили над потемневшей водой багряные в угасающих лучах солнца чайки; и голова моя сладко кружилась, словно уплывала куда-то вслед за облаками. Вадим, в изнеможении прильнув ко мне, тяжело дышал мне в шею, и побледневшее лицо его с закрытыми глазами выражало такое удовлетворение, что мне немедленно захотелось испытать все снова, с самого начала и до самого финала.

Вдруг что-то холодное коснулось моей спины и бедер. Я тихонько поерзала, раскачивая лодку, и подо мною раздалось подозрительное хлюпанье. Вывернув шею, я посмотрела вниз. Дно лодки было залито водой, и она быстро прибывала!

Лирическое настроение улетучилось так же быстро, как несколько ранее с меня слетел лифчик. Я оттолкнула Вадима и завопила во все горло:

— Вадик, мы тонем!

Скатившись с меня, он плюхнулся на дно лодки, подняв фонтан брызг, и только теперь до него дошло, что с посудиной что-то неладно.

— Мамочка! — вопила я, пытаясь поймать в воде, поднявшейся уже почти до самых бортов, наши вещи.

Что-то шелковое просочилось сквозь мои пальцы и светлым пятном заскользило вниз по течению. И вдруг дно лодки куда-то провалилось, и мы оба оказались по горло в воде.

Не помню, как мы выплыли.

Совершенно голые, дрожа и выбивая зубами кастаньетную дробь, мы сидели, скорчившись, в прибрежных кустах и с тоской провожали глазами уплывающие от нас бутерброды, мой сарафан и Вадимовы джинсы и рубашку. Из одежды на мне осталась только нитка жемчуга, а на Вадиме водонепроницаемые японские часы.

Положение наше было ужасно до абсурда.

* * *

— Слава богу, уже четверть шестого! — воскликнула Карина, и я, очнувшись, увидела, что за окнами светло. — Давай лопай быстрее, и побежали, метро сейчас откроется.

Проглотив по бутерброду, мы кое-как запудрили синяки под глазами, следствие бессонной ночи, выбежали из дома и помчались к станции метро «Новослободская».

«Скорее, скорее!» — шептала я про себя. Мне показалось, что поезд раз десять проехал по всему кольцу, пока наконец не достиг «Киевской». Лента эскалатора ползла медленно, словно гусеница, и, если бы у нас остались силы, мы, наверное, поскакали бы вверх, перепрыгивая через ступеньки.

Наконец мы оказались возле моего дома, вбежали в подъезд и первым делом проверили, отвечает ли домофон в моей квартире. Он молчал. Мы бросились к лифту.

Я никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Карина выругалась в полный голос, отобрала у меня ключи и отперла наконец дверь. Распахнув ее, мы вбежали в квартиру, и тут моя подруга, всплеснув руками, окаменела, словно Лотова жена, а я каким-то непонятным образом оказалась сидящей на полу, раскинув ноги, как кукла, и раззявив рот наподобие Щелкунчика.

Все в доме было перевернуто. Рукописи, книги, платья, блузки валялись по всей комнате; развороченная кровать являла собой зрелище жалкое и безобразное, словно в ней резвилось стадо обезьян… Поддерживая друг друга, мы добрели до кухни, переступая через раскиданную по коридору обувь и зимнюю одежду, и вот тут-то нас поджидал последний удар. На полу, усеянном кастрюльками, сковородками и битой посудой, ярко алели пятна крови и зловеще поблескивали черные осколки Вадимовых солнцезащитных очков.

Карина испустила полузадушенный вопль, а у меня перед глазами заплясали какие-то разноцветные молнии и ноги отвалились окончательно…

В итоге, как выяснилось, в обморок упала все-таки я.

* * *

Приведенная в чувство самоотверженными усилиями Карины, я, выставив перед собой руки, словно желая отгородиться от этого кошмара, еле нашла в себе силы пролепетать:

— Кара, дай мне записную книжку…

Карина полезла в мою сумочку, но я замотала отяжелевшей головой:

— Нет, не эту. Там, в книжном шкафу, на третьей полке, рядом с фотоальбомом.

Карина побежала за книжкой, а я попыталась встать на непослушные ноги и вновь содрогнулась от вида кровавых пятен. Похоже, в моей квартире и вправду была «разборка». Мокрое и темное дело. Только этого мне и не хватало!

Из-за двери донесся Каринин крик:

— Какая третья полка, тут все вверх дном!

Цепляясь за стены, я приплелась в комнату и уставилась на безобразную картину. Найти среди этого вселенского хаоса старую записную книжку моего деда представлялось делом абсолютно безнадежным.

Но все же спустя час-полтора мы ее отыскали. Она почему-то оказалась в моем левом зимнем сапоге, который сиротливо валялся под тумбочкой.

Карина все порывалась вызвать милицию, против чего я усиленно восставала. По некоторым причинам входить в контакт с представителями органов правопорядка мне до ужаса не хотелось. Подруге я этих причин все равно не стала бы объяснять. Кое-что поведать о них я могла бы одному-единственному человеку, чей телефон и был записан в книжке моего деда.

Передо мной встали одновременно две задачи: удалить, по возможности деликатно, активно сострадающую мне Карину и дозвониться до этого человека.

Заявив, что мне надо прийти в себя и отоспаться, я наконец убедила подругу, что она может возвращаться домой. Твердо пообещав, что вечером непременно ей позвоню, я закрыла за ней дверь и осталась одна посреди всего этого развала.

Телефон единственного человека, который мог бы мне помочь, был занят. Я кое-как сварила себе кофе и устроилась посреди наименее захламленного пятачка, прямо на полу, свернув по-турецки ноги. И тут, видимо, от общего потрясения, перед моим внутренним взором развернулась очередная картинка того злосчастного июньского вечера, начавшегося с любовных игр в хрупкой лодочке.

* * *

— Ч-что д-дел-лать б-б-будем? — еле выговорил Вадим посиневшими губами.

— Н-не з-знаю… П-прид-думай чт-то-н-ниб-будь, т-ты же м-мужч-чина!

Трясло нас скорее от пережитого, нежели от холода, но трясло крепко.

— Н-надо к-как-т-то в-воз-звращаться…

— К-как? Г-гол-лыми?!

В конце концов мы соорудили юбочки из веток, больше похожие на гнездо неопрятной вороны, и, как герои чеховского рассказа, прячась за кустами, побрели или, скорее, поползли в направлении пансионата.

Исцарапанные, перемазанные травяной зеленью, злые как собаки, мы добрались до излучины реки. Впереди, на берегу, торчала будочка лодочной станции, откуда мы начали свое драматическое плавание.

— Может, отдадим этому типу твои часы и мой жемчуг в обмен на какую-нибудь робу? — предложила я.

Вадим с тоской помотал головой:

— Ты что… Мы же его лодку утопили, нам вообще нельзя ему на глаза показываться.

— Черт побери, что же делать?

— Идти так, — мужественно сказал Вадим, и мы, пригибаясь к самой земле, как индейцы в разведке, поползли дальше.

Вдруг Вадим споткнулся и свалился в камыши, вытянув перед собой руки. Мне показалось, что он рехнулся, потому что, не поднимаясь, он внезапно шепотом заорал:

— Эврика!

Я обеспокоенно наклонилась к нему. Вадим встал на четвереньки и замахал перед моим носом какими-то тряпками:

— Это же мои штаны! И рубаха тоже здесь!

Узнать в перемазанных тиной тряпках нарядные джинсы и рубашку было почти невозможно, но это было уже кое-что.

— А сарафана моего нет? — шепотом же закричала я.

Мы обследовали мокрые камыши, но, выдохшись, поняли, что сарафана здесь нет. Видимо, он погиб смертью храбрых где-то в речных глубинах.

— Ладно, пёс с ним, — сказала я. — Поздно уже. Давай как-то распределим одежду и пойдем.

Вадим надел джинсы, а я рубашку. И тут же выяснилось, что и в таком виде мы идти не можем: рубашка оказалась мне коротка до неприличия. Если б хоть купальник уцелел, еще бы ничего, но и он погиб в речных волнах.

— Это потому, что у тебя ноги слишком длинные, — буркнул издерганный Вадим. — Из ушей они у тебя растут, что ли?

— He-а, прямо из макушки, — огрызнулась я. — Тебе, кажется, совсем недавно это нравилось?

— Ну, извини. Меня просто это все уже до самых печенок пробрало.

— Думаешь, меня не пробрало?

— Идиотизм чистой воды.

В конце концов победили джентльменские чувства. Мы договорились, что я надену и джинсы, и рубашку, молнией полечу в пансионат, переоденусь и примчусь обратно с какой-нибудь одеждой для Вадима. А он, жертвуя собой, дождется меня во-он в тех кустиках.