Александр Казанцев - Том (9). Клокочущая пустота

• Название: Том (9). Клокочущая пустота
• Автор: Александр Казанцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1986

Главным героем научно-фантастического романа известного советского писателя-фантаста А. П. Казанцева является французский писатель и философ XVII века Сирано де Бержерак, которому автор приписывает владение знаниями древних мудрецов, якобы побывавших на других планетах.

Иллюстрации художника Ю. Г. Макарова.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

– Это мы еще посмотрим! – запальчиво произнес Савиньон, закидывая назад голову, словно намереваясь клюнуть кого-то своим непомерным носом.

В комнату вбежала шестнадцатилетняя Жаннетта, тоненькая, легкая, порывистая, как ласточка, и бросилась Савиньону на шею.

– Ах, Сави! – прошептала она ему на ухо. – У меня такое горе, такое горе! Как хорошо, что ты пришел!

– Что случилось, сестренка? – весело спросил Савиньон.

– Я ухожу, – с угрозой в голосе произнес Жозеф. – Не желаю слышать наветы на нашего благочестивого отца из уст этой девчонки.

– Иди, иди, молись, замаливай грехи! Если не хватит своих, возьми мои! – насмешливо напутствовал его Савиньон.

Возмущенный Жозеф, шепча молитвы, удалился.

– Так что? – спросил Савиньон сестру.

– Отец сказал, что не даст денег мне на приданое и чтобы я не помышляла о замужестве, а готовилась уйти в монастырь.

– Он хочет упечь тебя туда?

Жаннетта кивнула и заплакала, уткнувшись лицом в грудь брата.

На звук голосов в комнату вошла мать.

Время и заботы наложили отпечаток на ее когда-то красивое лицо, побелели черные волосы, наложили веера морщинок у глаз. Но при виде любимого, обиженного судьбой сына она сразу воспрянула и словно помолодела, любовно глядя на Савиньона.

Как и дочь, она бросилась на шею сына, потом отступила на шаг, говоря:

– Сави! Что за вид? Тебе надо переодеться. Ты не ранен? Пойдем ко мне. Голоден? Дать тебе хлеба, сыра? Как я счастлива тебя видеть, хотя, боюсь, не радость привела тебя сюда. О тебе ходят по Парижу такие слухи! Будто ты чуть ли не каждый день дерешься с кем-нибудь на шпагах! Как ты можешь? Ты ли это? – с упреком закончила она, уводя его к себе.

– Мама! Я только защищаюсь от тех, кому моя внешность не дает покоя. Но, поверьте, я никого не убил на дуэли, даже не ранил серьезно. Я остался прежним, каким вы хотели меня видеть.

– Жалеешь пойманных рыбок, вымениваешь их на перочинный ножик?

Савиньон кивнул.

– Вот это приходится тщательно скрывать, впрочем, как и многое другое. – И он усмехнулся.

– Я знаю, я все знаю, что у тебя на сердце, догадываюсь, чего ты жаждешь, – говорила мать, подавая сыну отцовскую одежду.

– От вас я ничего не хотел бы скрыть, и потому позвольте прочесть вам новый сонет.

– Читай, Сави, я так люблю твои стихи и всегда гордилась ими.

– Не знаю, можно ли гордиться мечтой о ЖЕЛАННОМ ЯДЕ, которым я, поверьте, словно весь пропитан.

– Читай, я все пойму.

Савиньон поцеловал матери руку и прочел стих:

Желанный яд

Как я хотел бы для дуэли
Противника себе найти
И звездной ночью (без дуэньи)
С ним вместо шпаг скрестить пути!

И пусть в мучениях до встречи,
В волненье жгучем буду жить.
Змеиный яд болезни лечит,
Желанный яд кровь освежит.

Придет, как гром, мое мгновенье,
Смогу счастливцем страстным стать
И за одно прикосновенье
Полжизни радостно отдать!

Хочу сраженным быть не сталью,
А приоткрытою вуалью!

Мадлен подошла к сыну и, приподнявшись на носочки, поцеловала его в лоб над бровями, где начиналась у него переносица.

– Лучше о самом своем сокровенном ты и сказать бы не смог! – произнесла она, вытирая передником слезы.

– Я знал, что вы поймете, – сказал Савиньон, снова целуя матери натруженную домашней работой руку.

– А как твоя комедия? Я все ждала, что ты нас пригласишь в театр, хотя не знаю, в чем могла бы пойти.

– Увы! На первом же спектакле по наущению церковного начальства ее освистали.

– Освистали? Не может быть! Я ведь читала и так смеялась от души.

– Душа в театре не нужна, о ней печется церковь, усмотревшая в моей пьесе оскорбление ее уставов. Пастыри не позволили довести представление до конца. О новых спектаклях не могло быть и речи, так же как и об ожидаемых доходах. – И Савиньон горько усмехнулся.

– Что же теперь?

– Я напишу новую пьесу. И так, чтобы зал и смеялся и рыдал!

– Я верю в тебя, но переоденься, не то отец…

Но переодеться Савиньон не успел.

Жозеф уже донес отцу о приходе брата, и господин Абель де Мовьер-де-Сирано-де-Бержерак, уже тучный и седой, с багровым лицом, словно вырубленным из красного песчаника, ворвался в комнату жены.

– Что это за проходимец? – закричал он. – Лохмотья? Посмел в них явиться сюда после драки, непутевый!

Савиньон, покорно склонив голову, подошел к отцу, чтобы поцеловать ему руку.

– Прочь, нечестивый! – брезгливо отпрянул отец. – Ты можешь вызвать только омерзение! Чего пришел? Бездельник! Тунеядец! Таверны, женщины, вино, дуэли! И вид бродяги! О подвигах беспутных слышал, обливался слезами, которые от гнева высыхали у меня еще на глазах.

– Абель, я умоляю! Ведь это сын наш!

– Молчите, сударыня! Нас этим сыном наказал господь!

– Я старался, отец, не доставлять вам хлопот.

– А теперь решился. Не только камзол, но и совесть износилась?

– Как бы ни изодран камзол, но в нем я только что стоял перед его высокопреосвященством господином кардиналом Ришелье.

– Не лги! – вскипел отец. – Последние лакеи вытолкали бы тебя, спустили с лестницы дворца.

– Сам Ришелье предлагал мне остаться при нем поэтом.

– И ты отказался? Не смеши родителей и Жозефа, который, конечно, подслушивает у дверей.

– Да, отказался, ибо не хочу никому служить.

– Единственные слова правды, которые я слышу: «не хочу служить»! Не хочу зарабатывать деньги.

– Я не отказываюсь от службы, я не хотел лишь бить при этом поклоны. Но когда кардинал предложил мне вступить в полк, я согласился.

– Опять вранье? Сам кардинал!.. Ха-ха! Да как ты до него добрался?

– Решение его высокопреосвященства и привело меня к вам, почтенный мой отец. Я в самом деле зачислен в роту гасконских гвардейцев.

– К капитану де Карбону? Не верю!

– Тогда, пожалуйста, взгляните на этот документ. Быть может, глаза нотариуса не откажут вам?

И Савиньон вынул из кармана рваного камзола заветную записку кардинала.

– Жозеф! Очки! – крикнул господин Абель.

Жозеф тихо открыл дверь, за которой он действительно стоял, и передал отцу очки в железной оправе. Тот напялил их на нос.

– Что вижу! – вне себя от изумления воскликнул господин Абель. – Сам Ришелье, письмо к папе, какой-то Кампанелла! Рука самого кардинала, сомнений нет! Но как это поручение досталось тебе?

– Быть может, кардинал объяснит это вам при личной встрече.

– При личной встрече? И ты можешь устроить это мне? О боже! Неужели обо мне могут вспомнить только из-за этого бретера, моего сына?

– Вы сами же спросили, могу ли я устроить вам встречу с кардиналом.

– Жозеф! Ты слышишь, он вхож туда!.. О боже!

– Я вхож, как видите, но теперь лишь как гвардеец роты капитана де Карбон-де-Костель-Жалу.

– Но ведь это же конь, мундир, вооружение! Не меньше тысячи ливров!..

– Но иначе мне не выполнить поручение кардинала, а следовательно, не явиться снова к нему, как вы в том заинтересованы.

– Это уже совсем другое дело! Но ты разоряешь меня! Я вынужден буду затронуть основной капитал, уменьшить ренту.

– Я возмещу затраты, как только театр заплатит мне за принятую пьесу.

– Ее освистали и денег не заплатят, – тихо вставил Жозеф.

– Снимай скорей эти лохмотья, они мне выворачивают душу. Но подпись кардинала! Лишь она заставит меня помочь тебе для вступления на военную службу. По крайней мере, все-таки будешь служить. Но кому? Кардиналу или королю?

– Франции!

– Отец, неужели вы решитесь разорить нас всех? – спросил Жозеф.

– Молчи! – прервал отец. – Не понимаешь, чего стоит эта подпись!

Так королевскому писцу господину Абелю де Сирано-де-Мовьер-де-Бержераку пришлось согласиться на трату части основного капитала, кстати сказать, полученного им в приданое за женой.

Савиньон почувствовал, что он выиграл сражение, попробовал было «развить наступление» и оговорить интересы сестренки, но, услышав лишь первые слова Савиньона, господин Абель сердито замахал руками.

– Нет, нет! И слышать не хочу. Ты – на войну, а эти двое, – он махнул рукой в сторону Жозефа, – в монастырь!

Сирано ошибся бы, думая, что его отец согласился дать деньги ему. Нет, потомком Жан-Жака де Сирано, королевского егеря при Людовике Безумном, владела идея использовать привилегию, дарованную его предку больным королем, и только ради этого, чтобы приблизиться пусть хоть через нелюбимого сына, ко двору, быть принятым там и когда-нибудь показать всем придворным, что он, простой королевский писец, кое в чем превосходит всех графов и герцогов, согласен был господин Абель на расточительную трату.