Татьяна Ревяко - Серийные преступления

• Название: Серийные преступления
• Автор: Татьяна Ревяко
• Издательство: Литература
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1997
• ISBN: 985-437-176-X

В центре внимания очередного тома серии «Энциклопедия преступлений и катастроф» — серийные преступления, которые совершаются с особой жестокостью и не вписываются даже в рамки преступной морали, делают изгоями преступной среды тех, кто преступил черту, за которой — безумие маньяка и звериная жестокость.

---

Я жаждал добраться до истоков живого. И чем ближе к этой тайне стремился, тем похотливее и сладостнее становилась ревность моя ко всему молодому, молоденькому, младенческому… Порою мне хотелось вообще влезть в утробу женщины и, уменьшаясь до яйцеклетки, превратиться в то эйронейтрино, что и есть само тело души. А потом проделать обратный путь: родиться со знанием тайны жизни и самому создавать живое, так необходимое для моей страсти.

Я никогда не считал это патологией, не считаю и сейчас. У науки нет этики, потому что нет ее и в жизни. Ведь все мы рано или поздно сдохнем, и тогда смерть неэтична, неэтична и жизнь…

Конечно, я мог бы убить себя. Вернее, свое тело. Но душу-то убить нельзя. Завтра же у нее будет новое тело, и с ним она будет вести себя так, как с моим. Это неразрешимая проблема. А потом, она очень и очень тонкая. Божественная, я бы сказал. У нее такие прозрения, что ум мой частенько содрогался от восторга.

В эти минуты я ее страстно любил и благодаря ей делал чудеса. Как Христос: возьми постелию свою и ходи! Но все нее достиг я такого искусства врачевания прямо-таки нечеловеческим трудом…

Я же десять лет с крысами жил. Клетки дома завел, кормил, мыл, выхаживал. Потом перебивал хребет, пересаживал спинной и головной мозг, экспериментировал и экспериментировал… И никто мне не помогал, ни одна собака. А завидовали, сволочи, по-черному. Я открыл несколько тайн. Кандидатских три штуки написал, докторских две. На пятерых хватило бы…

Ну, а потом? Нервы, нервы, нервы… Я себя страшно тратил, а восстанавливаться не мог. Первое время пьянка помогала, потом наркотики. Но и это скоро надоело и стало неэффективным. Душа требовала сильнейшего стресса, с кровопусканием. Короче, жертвоприношения. Это качели, понимаете? Да нет, этого никому не понять. Надо быть в такой шкуре…

Я тщательнейшим образом продумывал каждый акт. И после этого такое освобождение, такая легкость!.. Да, мои преступления сверхужасны. Я все понимаю и жду самого ужасного наказания. Я приму его заслуженно и спокойно. Правда, может, психика не выдержит, но это уже ее проблемы. Душа моя выше моей психики и выше моего разума. Только высота эта опрокинута вниз…

Какова была цель моей жизни? Стать чудо-профессором и садистом-убийцей? А теперь я уйду, и будет другой профессор-убийца. И все сначала… Что за заколдованный круг? Уже ясно, что тот набор душ, что разведен на Земле, неизменен. Может, всю мерзость Вселенной рассадили здесь, и любая душа, готовая вырваться из этого Сада, уже и не знает, куда ей податься, — забыла дорогу назад, а может, и не знала ее вовсе… Стало быть, опять Экклезиаст, опять суета сует и томление духа…»

Страшный монолог. Возможно, это бред. Возможно, это традиционные для образованных убийц попытки оправдать содеянное «красивой» философией, возбудить к себе если не уважение, то хотя бы сочувствие. Но, возможно, в своих рассуждениях Сударушкин совершенно искренен. Быть может, он даже прав. Ибо, если истинно учение Будды, то душа преступника и впрямь обречена на вечные странствия. В таком случае в интересах общества не убивать таких людей, а содержать их под стражей в идеальных для их здоровья условиях, — отдаляя момент, когда душа убийцы после его смерти поселится в новой телесной оболочке и вновь проявит себя страшным образом.

Вокруг осужденных в Америке массовых убийц образовываются клубы поклонников.

— Я видел книжечку комиксов, уже третью, живописующую подвиги Джеффри Даммера, — рассказывает Майкл Ньютон, изучающий феномен нездорового интереса к массовым убийцам. — Эта книжечка комиксов называется «Джеффри Даммер против Иисуса Христа». Тощий голый Христос на ринге с Джеффри Даммером буквально разрывают друг друга на куски. Омерзительные картинки, но спрос на них есть.

И действительно, в Нью-Йорке, сразу за чертой фешенебельных районов, можно прямо на улице купить какие угодно атрибуты мрачных культов убийц.

Владелец одного из магазинов Митч Катлер с гордостью заявляет, что у него на прилавке выставлены самые отвратительные «прибамбасы» криминального мира. «Я продаю карты, настольные игры, книги — все, связанное с массовыми убийцами», — говорит он. У него в магазине много разного товара, и все продается очень быстро. Митч Катлер утверждает, что большинство его покупателей — женщины.

То, что именно женщины проявляют нездоровый интерес к массовым убийцам, подтверждает и Майкл Ньютон:

— Ричарда Рамиреса — ночного головореза из Калифорнии хотели посетить в тюрьме так много женщин, что начальнику тюрьмы пришлось прекратить визиты. Женщины буквально затевали кулачные бои за право первой прорваться к заключенному. Другой массовый убийца Тед Банди, ожидавший в тюрьме смертной казни, получал мешки писем от почитательниц.

Почему эти женщины испытывали такое магнетическое влечение к Теду Банди, для Майкла Ньютона загадка. Одно из объяснений состоит в том, что женщины, ведущие часто самый заурядный образ жизни, хотят испытать что-то необыкновенное, волнующее. При этом убийцы, находящиеся за решеткой, представляются им вполне безопасными. То есть женщины таким образом заигрывают со смертью, на самом деле ничем не рискуя.

«Когда приходишь в тюрьму повидать смертников, тебя запирают с ними в камере. Ты с ними один на один часами», — рассказывает рок-певец Дон Маклауд, выступающий под псевдонимом Кровавое месиво. Сам Кровавое месиво подружился с убийцей по имени Джон. Не то чтобы Кровавое месиво одобрял его поступки, просто рок-певцу понравилось, что Джон, сидя в камере смертников, ни на кого не держит зла, да и вообще люди зэка мало занимали.

Джон Гейси — приятель Кровавого месива — был приговорен к смертной казни после того, как под полом его кухни было обнаружено 29 изуродованных трупов. Рок-певец именно Джона Гейси попросил оформить обложку для его первого компакт-диска. Общение с массовыми убийцами приносит Кровавому месиву музыкальное вдохновение. По мнению музыканта, они, как посланцы дьявола на земле, — одновременно омерзительны и притягательны.

Вдохновение вдохновением, но Кровавое месиво за смертную казнь. «Если бы мне дали возможность, я бы их всех одним махом отправил к праотцам», — говорит он.

Гай Калигула. «Бей, чтобы он чувствовал, что умирает…»

О садисте-убийце Гае Калигуле повествует в своей книге «Жизнь двенадцати цезарей» античный историк Гай Светоний Транквилл. Здесь описаны некоторые из преступлений этого цезаря.

«Свирепость своего нрава обнаружил он яснее всего вот какими поступками. Когда вздорожал скот, которым откармливали диких зверей для зрелищ, он велел бросить им на растерзание преступников; и, обходя для этого тюрьмы, он не смотрел, кто в чем виноват, а прямо приказывал, стоя в дверях, забирать всех, „от лысого до лысого“. От человека, который обещал биться гладиатором за его выздоровление, он потребовал исполнение обета, сам смотрел, как он сражался, и отпустил его лишь победителем, да и то после долгих просьб. Того, кто поклялся отдать жизнь за него, но медлил, он отдал своим рабам — прогнать его по улицам в венках и жертвенных повязках, а потом во исполнение обета сбросить с раската. Многих граждан из первых сословий он, заклеймив раскаленным железом, сослал на рудничные или дорожные работы, или бросил диким зверям, или самих, как зверей, посадил на четвереньки в клетках, или перепилил пополам пилой, — и не за тяжкие провинности, а часто лишь за то, что они плохо отозвались о его зрелищах или никогда не клялись его гением. Отцов он заставлял присутствовать при казни сыновей; за одним из них он послал носилки, когда тот попробовал уклониться по нездоровью; другого он тотчас после зрелища казни пригласил к столу и всяческими любезностями принуждал шутить и веселиться. Надсмотрщика над гладиаторскими битвами и травлями он велел несколько дней подряд бить цепями у себя на глазах и умертвил не раньше, чем почувствовал вонь гниющего мозга. Сочинителя ателлан за стишок с двусмысленной шуткой он сжег на костре посреди амфитеатра. Один римский всадник, брошенный диким зверям, не переставал кричать, что он невинен; он вернул его, отсек ему язык и снова прогнал на арену. Изгнанника, возвращенного из давней ссылки, он спрашивал, чем он там занимался; тот льстиво ответил: „Неустанно молил богов, чтобы Тиберий умер и ты стал императором, как и сбылось“. Тогда он подумал, что и ему его ссыльные молят смерти, и послал по островам солдат, чтобы их всех перебить. Замыслив разорвать на части одного сенатора, он подкупил несколько человек напасть на него при входе в курию с криками „враг отечества!“, пронзить его грифелями и бросить на растерзание остальным сенаторам; и он насытился только тогда, когда увидел, как члены и внутренности убитого проволокли по улицам и свалили грудою перед ним.

Чудовищность поступков он усугублял жестокостью слов. Лучшей и похвальнейшей чертой его нрава считал он, по собственному выражению, невозмутимость, то есть бесстыдство. Увещаний своей бабки Антонии он не только не слушал, но даже сказал ей: „Не забывай, что я могу сделать что угодно и с кем угодно!“ Собираясь казнить брата, который будто бы принимал лекарства из страха отравы, он воскликнул: „Как? Противоядия — против Цезаря?“ Сосланным сестрам он грозил, что у него есть не только острова, но и мечи. Сенатор преторского звания, уехавший лечиться в Антикиру, несколько раз просил отсрочить ему возвращение; Гай приказал его убить, заявив, что если не помогает чемерица, то необходимо кровопускание. Каждый десятый день, подписывая перечень заключенных, посылаемых на казнь, он говорил, что сводит свои счеты. Казнив одновременно нескольких галлов и греков, он хвастался, что покорил Галлогрецию. Казнить человека он всегда требовал мелкими частыми ударами, повторяя свой знаменитый приказ: „Бей, чтобы он чувствовал, что умирает!“ Когда по ошибке был казнен вместо нужного человека другой с тем же именем, он воскликнул: „И этот того стоил“. Он постоянно повторял известные слова трагедии: