Светлана Смолина - Медвежьи сны

• Название: Медвежьи сны
• Автор: Светлана Смолина
• Жанр: Русское современное
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905693-1

В сорок лет начать жизнь с чистого листа… Что это – иллюзия или реальность?

Мария Климова бросает вызов судьбе, оставив любимого мужа, богатый дом, привычную жизнь, и отправляется в глухой «медвежий угол», пытаясь сбежать от себя. И сразу же оказывается в поле зрения «хозяина» крохотного городка, который берет столичную беглянку под свое покровительство. Но абсолютная свобода недостижима, и, получив работу певицы в местном ресторане, Маруся понимает, что стала объектом любовного интереса своего покровителя, который всеми правдами и неправдами пытается заслужить ее расположение. Месяцы, проведенные в незнакомом мире, заставляют ее пересмотреть свое отношение к прошлому и – влюбиться в неуклюжего поклонника, так похожего на бывшего мужа Димку. Их роман, долгое время сдерживаемый ее сомнениями, начинает стремительно развиваться. Но безоблачное счастье в любой момент может разбиться об интриги завистников и взаимное непонимание. А тут еще ко всем неприятностям в городок приезжает Дмитрий Климов, и для Маруси снова наступает время сделать выбор…

---

– Мне пора! – выпалила Маруся и зажмурилась.

– Что в тебе такого, Машка, что я тебя все время хочу? – спросил он почти с угрозой и подался ближе. – Я три недели о тебе думать не думал. Решил, что все закончилось, что вылечился от этого вируса, а стоило увидеть тебя на сцене, и все сначала.

– Не надо таких разговоров… – зашептала она, заметавшись взглядом по пустым стенам.

– Я не поеду к ней, если обещаешь, что впустишь меня.

Жесткая ладонь, прикоснувшаяся к ее щеке, знакомо пахла сигаретами, а притяжение его голоса и исходившего от него тепла было столь мучительным, что надежды на длительную оборону таяли с каждым мгновением.

– Сами же сказали, что надо на сцену…

– Не болтай, – снисходительно попросил он, и запах сигарет и одеколона стал просто нестерпим. – Я отвезу ее домой и поднимусь к тебе.

– Я не могу, я замужем, – едва слышно возразила Маруся, утопая в его руках.

– Это не имеет значения. Не для меня.

– Прошу вас…

– О чем ты меня просишь?

Мужчина не понял, что случилось в эти несколько секунд, когда она уже была в его власти и вдруг выскользнула, ушла, как песок сквозь пальцы, хотя он все еще обнимал ее. Он понимал, что она ничего от него не хочет и тем более не просит и, скорее всего, не попросит и впредь. Да и самому проситься к ней на ночь было унизительно, как будто уже много лет мир вокруг не зависел от него, от его желаний и прихотей. Город, женщины, деньги и перспективы были в его власти, и только она нарушала эту стройную гармонию, ворвавшись весенним днем в устоявшуюся жизнь.

– Все будет хорошо, – откуда-то издалека уверила его Маруся и задела подолом платья, выходя в коридор. – И я вам совсем не нужна.

– Много ты понимаешь! – разозлился он и посмотрел на свое мрачное отражение в зеркале.

Певички в гримерке давно не было, ее голос едва долетал из зала, а он все хмурился и сжимал кулаки. Ее необъяснимое упрямство сводило с ума и отодвигало на задний план яркую Люськину красоту. И чем сильнее Маруся упрямилась, тем больше усилий он прилагал. Почти месяц он был свободен и доволен своей жизнью, но стоило ее увидеть – и вечер коту под хвост.

Дмитрий Алексеевич вернулся за столик, словно забыв про сцену, и через десять минут этого испытания подцепил недоумевающую Люську под локоть и увел из ресторана, устав ждать три месяца, когда она вернется в его постель.

А утром поскребся в Марусину дверь, как потерявшийся пес. Она открыла слишком быстро, после первого звонка. Темные круги под глазами, вертикальные морщинки между бровями и сжатые в линию губы выдавали бессонную историю прошедшей ночи. Он буркнул «привет!», а она без слов посторонилась, пропуская его в квартиру, и сразу же ушла на кухню, пока он деловито осматривал беспорядок в комнате, подмечая скомканные бумажные платочки на тумбочке, небрежно брошенную ночную рубашку в изголовье, приоткрытую дверцу шкафа и увядшие цветы в вазе на подоконнике. Из кухни вкусно тянулась струйка кофейного запаха, занавеска качалась от сквозняка, и невидимая Маруся то и дело открывала дверцу холодильника, как будто у нее неожиданно завелась еда.

Он подошел к окну, отдернул занавеску и потрогал сухой розовый бутон.

– Кто тебе цветы носит?

– Я завтрак сделала…

Она заговорила прямо за его спиной и, когда он обернулся, не шарахнулась, как обычно. Босиком на полу она казалась такой маленькой и беззащитной, что хотелось взять ее на руки. Просто поднять и подержать.

– Почему ты открыла дверь?

– Я и раньше…

– Не боишься, что я…

– Боюсь! – кивнула она, не дослушав его опасного признания. – Но вы же меня не обидите?

– Ты как ребенок, честное слово. Называй вещи своими именами.

– Я взрослая, – насупилась она. – И у каждой вещи может быть множество имен. Я говорю на своем языке, а вы на своем. Но вы же поняли…

– Я много чего понял, – оборвал ее Дмитрий Алексеевич, не привыкший играть в такие игры. – Не знаю, станет ли тебе спокойнее, но я вчера тебя обманул…

– Смешной вы! – вдруг сказала Маруся на его попытку соврать, и было видно, что ей нисколько не смешно. – Я не знаю, почему вам кажется, что со мной… ну, что я… Во мне нет ничего особенного, даже жизни не осталось. Я – чужой охотничий трофей, шкурка убитого зверька, я не нужна вам в вашей шикарной коллекции побед.

Она говорила что-то еще, но выражение ее лица беспрестанно менялось, и, наверное, поэтому смысл сказанного ускользал от него. Он напрягался, силился понять, но каждое ее слово было несусветной чушью и понимать там было нечего. Какие трофеи? Какая жизнь?

Он отлично видел, что ей страшно, как бы она ни пряталась за мудреными образами. Почему ей было страшно, он, конечно же, не знал, да и не задавался такими экзистенциальными воп росами. Было очевидно, что она в Москве что-то натворила. Что-то такое, что еще расхлебывать и расхлебывать. Просто так нормальные жены от мужей не сбегают, это знают все. Ему вполне было бы достаточно этого общего знания, будь она доступной, как Люська. Но его какого-то черта потянуло на подробности, и он по своим каналам выяснял, что не так было в столичной жизни Маруси Климовой, которая пела на его сцене и никак не вписывалась в его город и его жизнь. Проще всего, наверное, было бы спросить ее напрямую, но как об этом разговаривать, он не знал и не умел лезть в чужую душу, полагая ее неприкосновенной, как его собственная. Поэтому его интересовали факты, а факты были малоинформативными: галерея, квартира, бизнес мужа, университетский диплом, московская школа и в общем-то все. На этом Маруся Климова заканчивалась. То есть заканчивалась понятная ему жизнь шансонетки. И эти исторические факты никак не объясняли, почему его тянуло приходить к ней по утрам.

И вот теперь она надеется, что он уйдет и оставит ее в покое, в этом ее крохотном бессмысленном мирке с мечтами о брошенном муже. Дмитрий Алексеевич ждал, когда она замолчит, двигал тяжелой челюстью и неотрывно смотрел в ее неуловимо разное лицо. И поэтому, наверное, пропустил момент, когда она умолкла. Услышав тишину, он не смог вспомнить, что было сказано последним, так что разговор пришлось начинать заново, как будто он только что вошел в дверь и должен что-то сказать.

– Маш? – Он захотел сократить дистанцию между ними, но не рискнул. – Я много работаю, и мне некогда думать об этих глупостях, понимаешь?

– Нет.

– Все ты отлично понимаешь! Что женщины для меня…

– Всего лишь способ расслабиться и снять напряжение, – подхватила и продолжила Маруся с каким-то истовым облегчением. – А я вас нисколько не расслабляю, и это задевает. Но я вот такая, и ничего с этим не сделаешь. Поэтому не придумывайте меня. У вас все есть, даже королева красоты, а надоест она, и любая в городе будет счастлива открыть вам дверь.

– Так уж и любая! – Он заподозрил в ее словах иронию и прищурился, а Маруся покраснела и потупилась. – Только я почему-то пришел не к любой, а к тебе. А тебе такого счастья не надо. Ты ждешь, чтобы я убрался поскорей.

– Неправда, я не…

– Да у тебя на лице все написано!

– Пойдемте пить кофе, – вдруг предложила она и стерла с лица все случайно увиденные им надписи.

– Думаешь, я из-за кофе прихожу?

Она сама сократила расстояние между ними, отчего у него голова кругом пошла. И поцеловала его. По-дружески. Очень быстро и очень решительно, как окунулась в прорубь. Легко припечатала губами колючую щеку и, еще до того как он успел замкнуть эту опасную провокацию в кольцо рук и пойти дальше, как обещал, оказалась на безопасном расстоянии.

– Если вы из-за кофе, то лучше идите. Я с ног валюсь, а вечером выступление…

Дмитрий Алексеевич задержался взглядом на расстеленной кровати, на белом бумажном комочке с ее высохшими слезами рядом с томиком Есенина, на примятом ворсе ковра возле тумбочки и ушел, не желая никакого кофе, никаких одолжений в виде детсадовских поцелуев, вообще ничего, что она могла ему предложить вместо себя.

И сразу же, как в наказание, город накрыло дождем, хлынувшим из пышной дымно-серой тучи над центральной улицей. Но Маруся, опустившись на подоконник, не видела улицы, не видела города, вздрогнувшего и внезапно захлебнувшегося в потоках воды. За окном в пелене летнего ливня пружинили ветки парковых деревьев, по узкой дорожке трусил палевый пес, похожий на Фильку, встряхивал лобастой башкой и, наверное, улыбался. Город наполнился дождем, зеленью и клоками туч, в нем шла своя жизнь, бежала по лужам, мчалась в будущее без оглядки, плакала и смеялась, любила и надеялась. И собака между деревьями была живая, настоящая, такая, какую бы она обязательно завела, если бы однажды ее мир не раскололся в свете фар, если бы в нем не было крови, боли и предательства. Если бы в нем не было чужих женщин с их запахами и помадой, если бы она могла петь и родить малыша или даже троих детей… Если бы она сегодня смогла забыть все, что случилось в медвежьем углу до этого дождя, и завтра не отшатнуться от поцелуя. Дождь, собака, поцелуй. Только их она хотела сейчас. Дождь, собака, поцелуй… и мужчина, который пришел к ней от своей королевы красоты.