Джеймс Джонс - Отсюда и в вечность

• Название: Отсюда и в вечность
• Автор: Джеймс Джонс
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Современная проза
• Год: 1969

Роман американского писателя в острой обличительной форме раскрывает пороки воспитания и дисциплинарной практики, существующей в вооруженных силах США.

Меткими штрихами автор рисует образы американских военнослужащих — пьяниц, развратников, пренебрегающих служебным долгом. В нравах и поступках героев романа читатель найдет объяснение образу действий тех американских убийц и насильников, которые сегодня сеют смерть и разрушения на вьетнамской земле.

---

Когда на третий день утром Анджелло выпустили из карцера, Прюитт поделился этими мыслями с ним и признался, что у него пропадает презрение к товарищам по бараку и что это его серьезно беспокоит.

— Я понимаю, — с улыбкой на израненном лице сказал Маггио. — То же самое было со мной. Я даже стал опасаться, что окажусь в числе примерных заключенных.

— Точно, — подтвердил Прюитт.

— Все это пройдет, когда ты сам окажешься пострадавшим, — убеждал друга Маггио.

— Но со мной пока ничего не случилось, если не считать первого разговора с Томпсоном.

— Я рад, что нахожусь во втором бараке, — сказал Маггио. — По крайней мере они зпают, кто я такой. И когда ты попадешь во второй барак, с тобой тоже будет полная ясность. И никаких угрызений совести у тебя не останется. Избежать наказаний здесь нельзя.

Анджелло зло улыбнулся, и на его лице отчетливо проступил новый шрам, только что полученный им в карцере. Левая бровь был рассечена, и глубокая борозда пролегла вдоль всей щеки. От этого левая бровь казалась как-то неестественно вздернутой вверх.

— Поэтому тебе, Прю, нужно побыстрее оказаться во втором бараке. Тогда ты успокоишься.

Анджелло посоветовался с Джеком Мэллоем насчет перевода Прю во второй барак, и Мэллой полностью согласился с его планом. Ои сказал, что это лучший вариант, чтобы попасть во второй барак. По его мнению, за беспорядок на полке могли наказать и даже посадить в карцер, но не обязательно перевести во второй барак. Предложенный Маггио план не мог окончиться неудачей потому, что тюремные власти строго относились к любым жалобам на питание. Это значило, что не придется повторять жалобы несколько раз, «чтобы добиться перевода. Мэллой был в этом абсолютно уверен.

— Мэллой дал мне пару хороших советов, которые помогут тебе провернуть дело, — сказал Маггио. — Во-первых, не подавай виду, что очень хочешь попасть во второй барак. Они должны считать, что для тебя побои и карцер просто рай по сравнению с переводом во второй барак.

— О, нет.

— Но главное, — продолжал Анджелло, — ни в коем случае не сопротивляйся, когда тебя будут бить. Молчи, и все.

— А почему не сопротивляться? — спросил Прю.

— Потому что они только сильнее изобьют тебя, и ты ничего не добьешься.

— Но мне не хочется, чтобы меня считали трусом.

— Тогда, конечно, ты наверняка будешь сопротивляться, хотя делать этого не следует.

— Но ведь и ты, и Бэрри всегда сопротивляетесь, — продолжал допытываться Прюитт.

Анджелло горько усмехнулся и спокойно сказал:

— Конечно. И не только мы так поступаем. Но это наша ошибка, и тебе ее повторять не нужно. Мэллой всегда нас за это ругает, и он прав, но у меня не хватает терпения, да и у Бэрри тоже.

— А может, и у меня не хватит терпения? — сказал Прюитт. Ему хотелось поскорее окончить разговоры на эту тему и перейти к делу.

— Мэллой считает, что лучший способ сопротивления — упрямство. Оно их страшно злит. Мэллой отлично умеет пользоваться этим средством. Я сам убедился в этом. А мне просто не хватает способностей и терпения, чтобы пользоваться методом Мэллоя.

— А почему ты считаешь, что мне удастся делать то, что сам ты не можешь делать?

— Потому, что я знаю тебя, — гордо ответил Анджелло. — Я никогда не видел тебя на ринге, но слышал, что дерешься ты отлично. Ты хороший солдат, так же как и Мэллой. А чтобы справиться с другим хорошим солдатом, таким, как Фэтсо, нужно быть не хуже его. Тем более что у Фэтсо все карты в руках. Согласен?

— Брось ты расхваливать меня! — попросил Прю.

— Ты же сам спросил меня, а я-отвечаю тебе на вопрос, — твердо сказал Анджелло.

— Ну ладно, ладно. Что еще?

— Знаешь, как надо вести себя в карцере?

— В карцере? Ведь там приходится быть одному.

— Точно. Именно это и плохо. Мэллой утверждает, что и карцер нипочем, если действовать правильно. Прежде всего нужно совершенно успокоиться. Тебя могут посадить в карцер па два-три дня.

Первые полчаса там не так трудно. Если тебя изобьют, сможешь там отлежаться. Но забытье пройдет через полчаса, и твой мозг снова начнет работать. Делать абсолютно нечего, в карцере темно, а от мыслей некуда деваться.

— Дальше, — пробормотал внимательно слушавший товарища Прю.

— Я сам не знаю, почему так получается, по очень скоро начинает казаться, что стены ходят ходуном, надвигаются на тебя, и дышать становится нечем. Видишь ли, в карцере нельзя стоять во весь рост. И сделать можно не больше трех шагов. Так что ходьбой не отвлечешься. Вот и приходится только сидеть или лежать, оставаясь один на один со своими мыслями. Когда я первый раз попал в карцер, мне казалось, что я задохнусь. С большим трудом я удержался, чтобы не закричать. А кричать бесполезно, только голос сорвешь. Самое лучшее — спать, но большинство попавших в карцер уснуть не могут. Да и спать-то не на чем. Ни матраца, ни одеяла.

— И это все? — спросил Прю.

— Мэллой утверждает, что со всем этим можно справиться, если действовать правильно, если взять себя в руки. Я лично этого никак не могу сделать. И я все время там задыхаюсь.

— И так каждый раз?

— Да. А кроме того, мне всегда там хочется есть, а дают только ломтик хлеба и чашку воды три раза в день. Мэллой никогда не ест в карцере, а только пьет. Он говорит, что если перетерпеть первый день, то потом голод не мучает. И мыслями легче управлять. А я всегда чувствую голод и ем хлеб, и от этого только сильнее хочется есть.

— А о чем лучше думать, когда сидишь в карцере? — наивно спросил Прю.

— Мэллой считает, что лучше всего ни о чем не думать. Он говорит, что может лежать в карцере три-четыре дня и ни о чем не думать. Оп прочитал где-то о йогах и попробовал делать, как они, когда его сажают в карцер. Обычно он лежит в темноте неподвижно и смотрит на какое-нибудь воображаемое пятно перед собой. Все мысли он от себя гонит прочь.

— Черт возьми, — произнес Прюитт. — Этого я сделать не смогу. Ты хочешь сказать, что Мэллой впадает в транс?

— Нет. Просто он усилием воли держит в узде свои мысли.

— А ты умеешь это делать? — с сомнением спросил Прю.

— Нет, — ответил Анджелло. — Мэллой хотел меня научить, но я так и не смог. Ну а ты, может быть, и сумеешь.

— Ну нет. Только не это.

— Подожди говорить, сначала попробуй.

— А у меня свой метод.

— Какой?

— Во-первых, я устраиваю игру, понимаешь?

— Какую?

— Игру между ними и мной. Они стараются сломить меня, а я не уступаю.

— В этом и состоит игра?

— Да. А во-вторых, я вспоминаю отдельные эпизоды из своей жизни.

— Это и я смогу.

— Но не надо вспоминать при этом дорогих людей и разные интересные эпизоды.

— Не понимаю.

— Иначе тебе станет еще тяжелее. Ты все время невольно будешь возвращаться к мысли о карцере.

— Понятно, — согласился Прю и сразу вспомнил о Виолетте и Альме.

— Главное — не дать себе думать о карцере.

— А как это сделать?

— Размышляй о природе. О деревьях, озерах и горах, которые довелось видеть. Вспоминай зиму и осень. А когда в эти картины начинают попадать дорогие мне люди, я сразу же переключаюсь на игру, о которой уже говорил. Потом снова возвращаюсь к воспоминаниям.

— Какой у тебя был самый большой срок в карцере? — поинтересовался Прю.

— Шесть суток, — гордо ответил Маггио и сразу же перешел к первоначальной теме. — В общем, сейчас самое главное, чтобы ты поскорее перешел к нам.

— Я готов это сделать в любое время, — твердо сказал Прю, размышляя о шести днях, проведенных Анджелло в карцере. — Когда начнем?

— Сегодня, — без колебаний ответил Анджелло. — Давай сегодня в обед. Да, знаешь, о карцере меня заставил рассказать тебе Мэллой. Я бы сам, наверное, не стал этого делать. Зачем раньше времени настраивать человека на это? Я бы наверняка струсил, если бы мне заранее рассказали о том, что такое карцер.

В этот момент раздался свисток караульного, возвещавший об окончании работы.

— Дня через два-три мы будем с тобой встречаться не только здесь, в каменоломне, но и у нас в бараке, — сказал Анджелло, когда они с кувалдами в руках шли к грузовикам, доставлявшим заключенных из каменоломни в тюрьму.

— Пока.

— Пока.

Прю ехал в грузовике вместе с заключенными из первого барака. Они, конечно, не могли понять его мыслей и уж, конечно, не поступили бы так, как собирался поступить Прю.

Но Прю был полон решимости. Он знал, что сделает то, что задумал, потому что ему хотелось быть вместе с Анджелло и Джеком Мэллоем, хотелось считать себя человеком, а путь к этому лежал только через осуществление задуманного плана.

Глава тридцать седьмая

«Какая скука!» — думал капрал Исаак Натан Блюм, выходя из столовой в полдень того же дня. Он поднялся в казарму и присел на свою койку. Как всегда, в казарме было пусто. В течение двух недель Блюм все время первым кончал есть, первым возвращался в казарму, и всегда здесь было пусто, хотя Блюм и надеялся, что ему удастся застать здесь людей. Сегодня был жаркий день, и Блюм, идя в казарму, думал о том, что наверняка в казарме окажется кто-нибудь, из-за жары отказавшийся обедать. Блюм не понимал, как можно набрасываться на горячий обед в такую ужасную жару. Сам он буквально давился едой, насильно заставляя себя глотать горячую пищу. Он заставлял себя ость потому, что, как боксер, должен был поддерживать свое здоровье и потому, что ему не хотелось выделяться среди остальных, которым почему-то даже в такую жару все равно хотелось есть. Съеденный обед камнем лежал в желудке Блюма.