Юрий Либединский - Зарево

• Название: Зарево
• Автор: Юрий Либединский
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1960

Крупный роман советского писателя Юрия Либединского «Зарево» посвящен революционному движению на Кавказе в 1913–1914 гг.

---

— Значит, в Баку вы будете?

— Не знаю еще, — искренне ответил Константин. Ведь он, правда, еще ничего не знал.

— Ну, а если будете, я попрошу вас, там есть один человек, вдруг вам удастся увидеть его…

— Я должен ему что-то передать от вас?

Ольга рассердилась, лицо ее вспыхнуло.

— Передать? Нет, ни слова. Он даже и знать не должен, что мы с вами знакомы. Я о другом хочу вас просить. Узнайте, как он живет, что он делает и какой он. Вы удивлены? Но ведь вы хотите мне помочь, правда? Не знаю, но почему-то с вами хочется быть откровенной. Я бы брата родного не могла попросить об этом, но вас…

И вдруг она засмеялась весело и лукаво:

— Это потому, что вы Людмилин, а не мой.

— То есть как? — удивленно спросил он.

— Но ведь вы… вы ведь любите Людмилу?

— То есть, позвольте, Ольга Яковлевна…

— Да что там позволять, мне это еще в Краснорецке ясно было. И любите на здоровье, — она даже руку ему на плечо положила. — И я очень рада. Потому-то я и могу давать вам такие странные поручения, что для меня-то вы ведь никакой, — говорила она, приблизив свое нежное, пышущее жаром лицо к его лицу.

2

Решение было вынесено в тот же вечер. Константину надлежало в ближайшее время выехать в Баку. А перед отъездом ему предстояло еще одно дело: встреча с рабочим депутатом четвертой Государственной думы, избранником петербургских рабочих.

Был еще утренний час, но в воздухе не чувствовалось свежести, и открытое, без единого облачка, небо над Петербургом теряло голубизну, приобретало светло-оловянный тон, обещая такой же жаркий день.

Подходя к тому дому, где проживал депутат, Константин издали узнал крупную и осанистую фигуру его возле парадного крыльца. Депутат держался за ручку двери, его большая, с высоким лбом и коротко остриженными волосами голова была открыта — видно, что он вышел ненадолго.

— И еще так же будет. И мои избиратели, честные рабочие люди, которые приходят ко мне со своими нуждами, снова будут спускать с моей лестницы ваших бесчисленных шпионов, — громко говорил депутат надзирателю и указывал на щупленького, с морщинистым бритым лицом человека в кепке и блузе, — неподдельные слезы текли по его щекам, он корчился и стонал.

— Я ваших депутатских прерогатив не отрицаю, — приложив руку в белой перчатке к козырьку и тут же отдернув ее, сказал участковый надзиратель в белом кителе, молодой, с черненькими усиками, по-столичному лощеный и щеголеватый. — Но ведь человек этот тоже ваш избиратель, вот паспорт его, вот прошение…, И только он шагнул через порог, как буйные личности, и посейчас находящиеся у вас в подъезде…

— Узнали в нем шпика, и причем нахального шпика, потому что он, минуя очередь, двинулся вверх по лестнице, заглядывая в лицо каждому… Да не суйте мне паспорт, подлая профессия написана на его лице…

— Оскорбление личности, — захныкал шпик. — Избиение и оскорбление.

— Э-э-э, толкуй тут с вами!..

И депутат неожиданно для своих собеседников широко шагнул с крыльца, взял под руку Константина и, открыв дверь, ввел его в дом.

На полутемной, довольно узенькой лестнице толпились люди, здесь пахло углем и металлом, крепким запахом заводской работы.

— Товарищи, я прошу прощения, у меня внеочередной случай, — громко сказал депутат.

— Да чего там…

— Ну конечно…

Они прошли вверх по лестнице, депутат ввел Константина в свой кабинет, полутемный, заставленный книгами.

— Входите, садитесь, товарищ Константин. Историю с картузом у путиловцев мне уже рассказали. Все до копейки переведем в Баку… «Рабочею кровью политые, священные копейки» — так, кажется, вы написали? Вот завтрашняя газета. Видели?

— Нет.

— Вот. — И он быстрым движением протянул Константину пахнущий типографией пористый оттиск.

Константину сразу бросилось в глаза: «По поручению и от имени петербургского пролетариата шлем горячий привет героическому пролетариату Баку, подающему пример единодушия и стойкости. Петербургский пролетариат с чутким вниманием следит за вашей борьбой».

— А вот из Ижевска пишут, — говорил депутат. — Поглядите: «Мы, группа рабочих, всесторонне обсудив создавшееся положение конфликта в Баку между трудом и капиталом, постановили приветствовать товарищей бакинцев в их стойкости и осудить произвольные действия бакинской администрации. Победа бакинцев — наша победа…»

— Приветствовать товарищей бакинцев в их стойкости, В стойкости — верно как выражено, а?.. А вот квитанция, последний перевод в Баку — полторы тысячи рублей.

— Но ведь сборы запрещены как будто? — спросил Константин.

Собеседник засмеялся.

— Вот, глядите! — и другой номер «Правды» очутился в быстрых и спорых руках его. — Разве не обратили внимания? Вот распоряжение градоначальника, категорически воспрещающее сбор денег «на цели, противные государственному порядку и общественному спокойствию». Видите, как жирно напечатали, типографской краски не пожалели, и самое видное место предоставили. А вот тут — мое объявление, сразу здесь же, под распоряжением градоначальника, мой адрес и час приема. И, конечно, рабочие прекрасно разобрались, что к чему. Видите, сколько народу на лестнице? Да и полиция, судя по количеству шпиков, которые вертятся возле моей квартиры, тоже, пожалуй, догадалась. Плачет, прохвост. Как не плакать? Чуть ли не все ступеньки пересчитал… Такая работа… Значит, едете?

— Да, — ответил Константин.

Живой блеск глаз, легкая точность движений, пламенный тон речи — все нравилось Константину в этом депутате, одном из нескольких подлинно народных избранников в черносотенно-кадетской Думе.

— Ну хорошо. Вы были эти месяцы здесь, у нас. Расскажите обо всем, что вы видели, нашим товарищам в Баку. Надо сразу нажимать, отовсюду — и все крепче. Враг уже начинает понимать серьезность положения. Сегодня утром я был у Джунковского, в семь часов утра. Разговор был крутой. Мы хотели его опубликовать в «Правде». Но кто знает, удастся ли? Расскажите о нем бакинским товарищам…

Начав свой рассказ сидя, депутат через несколько минут встал и выпрямился во весь рост. Константину пришлось уже видеть Джунковского, и он по рассказу депутата въявь представил себе этого любимца романовской семьи, крупного и мясистого генерала, с его несколько одутловатым лицом и небольшими яростными глазками. И перед этим царским сатрапом стоял рабочий депутат — такой, каким Константин его видел сейчас: правдивое и бесстрашное лицо человека, воплощающего мощь, проснувшуюся в народе.

Даже опрятный, новый костюм депутата, белоснежный воротничок, большой светлый лоб, его черные тщательно подкрученные усики и черные брови — все в нем выражало гордое достоинство истинного и неподкупного избранника народа.

«Мы не допустим, чтобы рабочие избивали булыжниками полицейских, которые имеют винтовки и шашки. Полиция будет стрелять и впредь в таких случаях, для этого она и вооружена», — сказал мне глава жандармов. «Другого ответа от наших министров никто и не ждал, — ответил я ему. — Я знал заранее этот ответ и передам его на фабрики и заводы. Запретить мне туда ездить вы не можете. Депутат от рабочих, в то время когда в участках водой отливают избитых, никогда не ограничится одними разговорами в Думе». Беседа эта, товарищ Константин, произошла в семь часов утра. Странно, не правда ли? Совсем не генеральский час? Так вот что мне удалось установить: в то время как мы вели этот разговор, поезд Джунковского под парами стоял уже на станции. В восемь часов утра сегодня он выехал в Баку.

Он засмеялся и вопросительно взглянул на Константина.

— Очевидно, не только мы, но и враги наши понимают все значение тех событий, которые происходят в Баку, — медленно сказал Константин. — А Джунковский… Товарищ Сталин назвал его «сладкопевцем». Помните?

— Как же… А теперешнего градоначальника Баку товарищ Сталин припечатал еще крепче — погромщик.

Депутат встал с места. Заложив руки за спину, он, казалось, глядел куда-то далеко за стены этой комнаты.

— Да, погромщик Мартынов… Значит, погромщик не справился — посылают «сладкопевца», более хитрого и гибкого, но не менее свирепого. «Старый тифлисский клоун» — еще называл товарищ Сталин Джунковского. Значит, будут и медоточивые выступления, и кровавая клоунада провокаций… Трудно придется бакинским товарищам… И вот тут-то и начинается ваша задача: дать бакинцам почувствовать эту самую питерскую подмогу, о которой вы так хорошо написали.

— Да, мне посчастливилось, я был свидетелем путиловских событий. И это путиловское «подмогнем» я не забуду, не забуду! И то, как в ответ на подлое нападение конной полиции на безоружный митинг раздалось: «На баррикады!» Сегодня удалось подавить, а завтра, когда сразу весь пролетариат выйдет на улицы столицы… — говорил Константин медленно, точно разглядывал что-то в дали времени.