Иван Сергеев - Иван Андреевич Крылов

• Название: Иван Андреевич Крылов
• Автор: Иван Сергеев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1945

Настоящее издание представляет собой повесть о жизни известнейшего баснописца Ивана Андреевича Крылова. Автор книги рассказывает о детстве, молодости писателя, годах его скитания и о зрелом возрасте.

---

Он жил мудро, спокойно, словно не вмешиваясь в мирские страсти и посматривая на все. со стороны.

Только война выбила его из этого равновесия.

* * *

Наполеон, давно уже мечтавший поставить Россию на колени, двинул свою армию на восток.

Перед непобедимым Наполеоном трепетала вся Европа. Александр I откровенно, трусил, всячески оттягивал войну, пытался договориться с Наполеоном, хотя для всех было ясно, что войны не избежать.

Патриоты возмущались политикой царя, унижавшей достоинство России. Умные люди понимали, что договариваться с Наполеоном бесцельно. Надо было быстрее готовиться к борьбе с Наполеоном, а не терять времени. Но страх угнетающе действовал на Александра I.

Нерешительность России ободряла Наполеона. Армия его продолжала двигаться вперед. Наполеон наглел. Он не слушал никаких убеждений и увещаний. И в эти грозные дни Крылов написал басню «Кот и Повар».

Автор убеждал правительство «речей не тратить по-пустому», не уговаривать жадного кота Ваську, а употребить силу. В коте Ваське все увидели Наполеона, в поваре — Александра I.

Летом 1812 года Наполеон вторгся в Россию.

Общество возмущалось нерешительными действиями тогдашнего главнокомандующего Барклая де-Толли. Александр вынужден был сместить его, назначив ненавистного ему Кутузова, полководца умного, хитрого и проницательного.

В дни великой опасности Иван Андреевич пренебрег .своим решением ни во что не вмешиваться. Речь шла теперь о жизни страны, все личное отступало в сторону.

Крылов поднял на врага свое острое оружие — басню. Он живо откликался на все важнейшие события Отечественной войны. В басне «Раздел», он разоблачал Растопчина и Аракчеева — руководителей народного ополчения, затеявших распри и передряги из-за своих личных интересов. Басней «Обоз» он целиком оправдывал медлительность Кутузова. Баснописец понимал, что «повара» русской политики упустили немало драгоценного времени и не подготовились к войне, что приход Кутузова не может создать немедленного перелома в ходе военных событий. Широкое общество не понимало, почему полководец медлит. Не понимал этого и Александр I. Царь открыто обвинял главнокомандующего в том, что он уклоняется от встреч с неприятелем, что он отводит войска в глубь страны и не принимает боя.

Нужно было обладать проницательностью и мудростью Крылова, чтобы в горькие дни кажущегося поражения русской армии, в дни, когда Москва была отдана врагу, понять то, что стало понятным всем лишь после позорного бегства французов.

И, как привет гениальному полководцу, Иван Андреевич отправил Кутузову свою замечательную басню «Волк на псарне». Он сравнивал серого волка с Наполеоном в его знаменитом сером мундире, а Кутузова — с мудрым псарем, убеленным сединами, который не собирался заключать с волками мир иначе, «как снявши шкуру с них долой».

Басни Крылова, рожденные Отечественной войной, печатались в журналах и сразу же переходили в лубок — прототип наших плакатов Роста или окон ТАССа. Басенные лубки пользовались невиданным успехом. Иван Андреевич смело говорил о том, что его волновало, хотя мысли баснописца подчас расходились не только с общественным мнением, но и с высказываниями царя.

Крылов мог ожидать кары за смелые свои выступления, однако во имя родины он был готов на все. Правда, к исходу войны, когда победа ясно определилась, басни Крылова уже выражали всеобщее мнение: «Ворона и Курица», «Щука и Кот».

Война закончилась победой, и, забыв о недавних обвинениях, все наперебой восхваляли мудрую стратегию Кутузова. Было как будто забыто и крыловское свободомыслие. Но к баснописцу стали присматриваться внимательнее: это был не только хитрый, каким его считали, но очень умный, а следовательно, и опасный писатель. После победы над французами он не угомонился. Его ядовитая басенка «Добрая Лисица» — одно из замечательных произведений Ивана Андреевича — высмеивала казенное лицемерие по отношению к жертвам Отечественной войны; басня «Орел и Крот» была подозрительно похожа на старую басню о листьях и корнях. В новой басне народ снова противопоставлялся правительству; автор в который уж раз подчеркивал, что народ мудрее и умнее своих правителей.

Лубок времен Отечественной войны с басней Крылова «Волк на псарне».

В 1814 году Иван Андреевич опубликовал более двадцати басен. Такого урожайного года в его практике еще не было. Он гордился своим народом. За каких-нибудь пятьдесят лет Россия показала миру, что значит русский народ. В 1760 году германская столица увидела под своими стенами русскую армию, и немцы, с которых была сбита спесь, пресмыкаясь и унижаясь, вынесли победителям ключи от Берлина. В 1799 году суворовские орлы взлетели на Альпы, и русские знамена зашумели над Европой. А ныне русские солдаты, освободители Европы, шагали по мостовым Парижа. И немецкий фельдмаршал Гнейзенау писал: «Если бы не превосходный дух русской нации, если бы не ее ненависть против чуждого угнетения... то цивилизованный мир погиб бы, подпав под деспотизм неистового тирана».

* * *

Крылов знал, что слава России еще впереди. Он видел, что труд его нужен родине и народу. Это примиряло его с одиночеством, с тяжелой ролью мудреца, хотя он уже почти привык к своей новой жизни. По-прежнему он часто бывал у Олениных. Трогательная дружба с Елизаветой Марковной продолжалась Она нежно называла его «Крылышко». Как-то в приливе сыновних чувств Иван Андреевич сказал ей: «Елизавета Марковна, когда наступит мой час, я приду умереть к вам, сюда, к вашим ногам». Она была единственным человеком, с которым Крылов мог иногда по делиться своими радостями и печалями.

Здесь же, у Олениных, он часто встречался с талантливым поэтом Гнедичем, также работавшим в Публичной библиотеке. Оба они были холостяками. Оба прошли трудное начало жизни. И «Дума» Гнедича перекликается по мысли с автобиографическими строками псалма, написанного Крыловым. Гнедич писал:

Печален мой жребий, удел мой жесток!
Ничей не ласкаем рукою,
От детства я рос одинок, сиротою;
В путь жизни пошел одинок...

И сейчас они жили одиноко, скрытно, будто тая про себя что-то, ведомое только им. Но характеры их были совершенно противоположны.

Гнедич был театрален, неестествен, напыщен, любил одеваться изысканно, говорить отточенными фразами, скандируя слова по-актерски. Образ жизни его был размерен по часам. Каждый свой жест он рассчитывал; казалось, он не живет, а играет какую-то странную роль вылощенного и выутюженного аристократа. Но таков он был на самом деле.

А Крылов, с его небрежной манерой одеваться, ходить развалисто, жить беспечно, превращая ночь в день, и днем засыпать на службе сном праведника, с его любовью хорошо покушать, всласть посмеяться, был совсем иным. Казалось, что он — это сама естественность, простота, душа нараспашку.

Свыше двадцати лет Гнедич переводил «Илиаду» Гомера. Это была цель его жизни: дать русскому народу гениальное творение древней Греции. И он с блеском решил эту титаническую задачу.

Крылова и Гнедича сближала общность идей и единое понимание первейшей задачи писателя: «пробудить, вдохнуть, воспламенить страсти благородные, чувства высокие, любовь к вере и отечеству, к истине и добродетели», как говорил Гнедич. Он высказывал открыто мысли, которые Крылов таил в себе.

Летом 1814 года Александр I — «победитель Наполеона»» — возвращался из Франции в Россию. Поэты готовили ему достойную встречу. Старик Державин написал торжественную кантату и хвалебную оду в стиле своих старых од. Пышными стихотворениями отметили возвращение царя Жуковский, Карамзин, Востоков, и даже молодой Пушкин (он тогда учился в лицее) написал оду «На возвращение государя императора из Парижа».

Иван Андреевич знал, что в победе над французами Александр I менее всего был повинен, но понимал, что ему все равно придется как-то откликнуться на «знаменательное» событие. И до того еще, как поэты начали славословить Александра, Крылов написал маленькую басенку «Чиж и Еж».

Этой басенкой он отмежевывался от хора славословцев, пользуясь для этого совершенно новым приемом: из признанного соловья поэзии он превратился в маленького чижа, который не пел, а только чирикал про себя.

Не для того, чтобы похвал ему хотелось,
         И не за что; так как-то пелось!

Когда лучезарный Феб, бог солнца, вернулся на Землю, то его встретил хор громких соловьев. А чиж умолк; у него не было такого голоса, чтобы достойно величать Феба, а петь слабым голосом он, конечно, не смел. И басня заканчивалась тонкой насмешкой:

             Так я крушуся и жалею,
Что лиры Пиндара[42] мне не дано в удел:
              Я б АЛЕКСАНДРА пел.

Слово «Александр» было набрано крупными буквами. И все же это не было прославлением царя, а, наоборот, отказом от его прославления. И эта басня была написана так тонко, что никто не мог обвинить Ивана Андреевича в чем-либо предосудительном. Он не унижал ни себя, ни своей поэзии.