Константин Станюкович - В тропиках

• Название: В тропиках
• Автор: Константин Станюкович
• Жанр: История

---

Егорыч, вообще любивший пофилософствовать, на минуту замолчал и стал набивать свою трубочку. Закурив ее, он сделал две затяжки, не поморщившись от крепчайшей махорки, и, благосклонно протянув трубку молодому матросику, продолжал:

- Хорошо. Жарили мы, братцы, этаким манером, с попутной штурмой, дня два и валяли узлов по одиннадцати, как на третий день, этак утром, штурма сразу полегчала, и к полудню ветер вдруг стих, словно пропал, только волна все еще ходила, не улеглась... И стало, братцы, как-то душно на море, ровно дышать тягостно, понависли тучи совсем черные, закрыли солнышко, и среди белого дня темно стало... И наступила тишь кругом... А вдали, по краям, везде мгла... Мы, глупые молодые матросы, обрадовались было - не понимали, к чему дело-то клонит, думали - стихло, так и слава тебе господи, сейчас, мол, камбуз разведут, и мы похлебаем горячих щей; но только старики-матросы, видим, промеж себя толкуют что-то, а боцман наш смотрит кругом и только головой покачивает. "Не к добру, говорит, все это. Дело всерьез будет. Ураган, говорит, индийский идет... Подкрадывается, шельма, тишком, людей обманывает!" И тут же позвали его к старшему офицеру. Вестовой прибежал: "тую ж минуту иди, говорит". А капитан со старым штурманом, заместо того, чтобы отдохнуть в каюте, не сходят с мостика: все кругом в "бинки" (бинокли) смотрят, а то на компас да на вымпел на грот-мачте: есть ли, значит, ветер и откуда он... А ветру - ни-ни. Качает с боку на бок на зыби "Голубчик", и зарифленные марселя шлепают. Дышать еще труднее стало, словно давит сверху. Той минуткой прибежал на бак один мичман и говорит товарищу мичману, что подручным на вахте стоял: "Барометр, говорит, шибко падает, кажись, ураган будет. Только бы в центру урагана не попасть!" Приказали разводить пары. И все офицеры высыпали наверх - на мглу на эту самую, что кругом, все так и смотрят. А вахтенный вскричал: "свистать всех наверх, стеньги спущать и паруса крепить!" Заорал и боцман, а все и без того наверху. Скомандовал старший офицер, и полезли мы, братцы, по вантам, только держимся, потому качка. Спустили стеньги, остались с одними кургузыми мачтами, закрепили марсели и поставили штормовые триселя и штормовую бизань - вот и всего. Тут и все поняли, что щей не будет, а готовимся мы к такой буре, какой не видывали. Приказано было осмотреть, хорошо ли закреплены орудия. Сам капитан осмотрел, спустился вниз, там все высмотрел и вернулся на мостик... Ничего, такой же бесстрашный. Совесть, значит, спокойная. "Приготовился, мол, а там, что бог даст!"

- Не приготовься вы вовремя - шабаш! - заметил подошедший боцман Андреев. - Один российский клипер так и пропал со всеми людьми в урагане... А купцов много пропадает в Индейском... Занозистый океан! - прибавил боцман и выругал его.

- То-то и есть, пропали бы и мы... Не дай бог попасть в ураган, подтвердил Егорыч, - да сплоховать... Он тебя живо слопает...

- Что ж дальше-то? Рассказывай, Егорыч, - нетерпеливо проговорило сразу несколько слушателей.

- Прошло так минут, примерно, с десять... Стоим это мы все на баке и ни гу-гу, молчим, потому всем жутко, - как вдруг мгла на нас все ближе и ближе, обхватила со всех сторон, и закрутил, братцы, такой страшный вихорь, что клипер наш ровно задрожал весь, заскрипел, и повалило его на бок и стало трепать, ровно щепу. А кругом - господи боже ты мой! - словно в котле вода кипит, только пена белая... Волны так и вздымаются и бьют друг о дружку. У меня, признаться, от страху мураши по спине забегали. Держусь это я за леер на наветренной стороне, у шкафута, гляжу, как волны по баку перекатываются, и думаю: "сейчас сгибнем", и шепчу молитву. Однако вижу: "Голубчик" приподнялся, держится, только двух шлюпок нет, сорвало... А у штурвала, около рулевых, капитан в рупор кричит: "Держись крепче, ребята. Не робей, молодцы!" И от евойного голоса быдто страх немного отошел. А тут еще слышу: боцман наш ругается; ну, думаю, живы еще, значит... Мотало нас, трепало во все стороны - держится "Голубчик", только жалостно так скрипит, быдто ему больно... И как же не больно, когда его волны изничтожить хотят?.. Капитан только рулевых подбодряет да нет-нет и на мачты взглянет... Гнутся, бедные, однако стоят... Так, братцы вы мои, крутило нас примерно с час времени... Ад кромешный да и только... Ветер так и воет, и вода вокруг шумит... Крестимся только... Как вдруг что-то треснуло быдто... Гляжу, а фок-мачта закачалась и с треском упала... Пошли мы ее освобождать, чтобы скорей за борт... ползем с опаской, чтобы не смыло волной, ноги в воде... Тут и старший офицер: "Живо, ребята, поторапливайся!" Ну, мачту спихнули, а марсовой Маркутин зазевался, и смыло его, - только и видели беднягу. Перекрестились и еще крепче держимся, кто за что попало... А вихорь сильнее закрутил, и стало, братцы вы мои, кидать клипер во все стороны, руля не стал слушать, а волны так и перекатываются по палубе; баркас, как перышко, унесло, рубка, что наверху, в щепки... Посмотрел я на нашего Алексея Алексеевича... Вижу, - как смерть бледный, только глаза огнем горят... И все офицеры бледные, и все смотрят на капитана... У всех, видно, на уме одна дума: "смерть, мол, надо принять в окияне!" И у меня та же дума. И так, братцы, жутко и тошно на душе, что и не сказать! Вспомнилась, этто, своя деревня, батюшка с матушкой, а господь умирать велит... А смерти не хочется! "Господи, говорю, помоги! Не дай нам погибнуть!" А около меня шканечный унтерцер Иванов, степенный и благочестивый такой старик, - он и вина не пил никогда, - перекрестился и говорит: "Надо вниз спуститься, чистые рубахи одеть, исполнить, говорит, христианскую матросскую правилу, чтобы на тот свет в чистом виде. А ты, говорит, матросик, - это он мне, - не плачь. Бог зовет, надо покориться". И так это он спокойно говорит, что пуще сердце мое надрывается.

- Господи, страсти какие! - вырвалось восклицание из груди молодого матросика, который - весь напряженное внимание - слушал Егорыча и, казалось, сам переживал перипетии морской драмы.

- Тут, братцы, налетела волна и подхватила меня. Господь помиловал откинула меня на другую сторону и у пушки, на шканцах, задержала, и ребята помогли. "Молодцом, Егоров, держись!" - крикнул капитан. Держусь, мокрый весь, без шапки. А "Голубчика" опять валит на бок, больше да больше... Не встает... Подветренный бок совсем в воде... Вот-вот опрокинемся... Волос дыбом встал. "Право на борт!" не своим голосом крикнул капитан. "Руби грот-мачту!" Но тую ж минуту застукала машина... Клипер поднялся, и мачту не тронули... "Голубчик" послушливый стал. Привели в бейдевинд. Таким манером трепало нас до вечера, и томились мы, каждый секунд ждавши гибели. К вечеру вихорь этот анафемский стих, ураган самый понесся далее... Все вздохнули и благодарили господа... После офицеры сказывали, что ураган краешком захватил клипер - это, мол, так рассчитал командир, а попади мы, мол, к нему в середку, быть бы всем на дне. Наутро истрепанный, искалеченный "Голубчик", без фок-мачты, - заместо ее фальшивую поставили, - без шлюпок, без рубки, без бортов, шел под парами и парусами на ближний от нас Маврикий остров{75}... По бедняге Маркутину отслужили честь-честью панихиду, капитан и все до единого офицеры были, а после панихиды капитан велел собрать наверху всю команду и благодарил нас, матросов, и приказал выдать по лишней чарке. Всякому доброе слово сказал, похвалил, а спасибо-то надо было бы сказать ему, голубчику-то нашему... Он-то не оробел и управился...

- И долго вы чинились на этом самом Маврике? - спросил кто-то.

- Недели две стояли - поправлялись. Фок-мачту новую справили, шлюпки купили, такелаж вытянули, одно слово, все как следовает, а затем айда на Яву-остров... Ну, погода свежая была, почитай всю дорогу зарифившись шли, но от урагана бог помиловал! - закончил Егорыч при общем молчании.

- Однако сейчас флагу подъем! - проговорил он и вышел из круга.

III

Минут за пять до восьми часов из своей каюты вышел командир корвета "Сокол", невысокого роста, плотный брюнет лет сорока, с мужественным и добрым лицом, весь в белом, с безукоризненно свежими отложными воротничками, открывавшими слегка загоревшую шею. С обычной приветливостью пожимая руки офицерам, собравшимся на шканцах к подъему флага, он поднялся на мостик, поздоровался с старшим офицером и вахтенным начальником, оглянул паруса, бросил взгляд на сиявшую во всем блеске палубу и, видимо довольный образцовым порядком своего корвета, осмотрел в бинокль горизонт и проговорил, обращаясь к старшему офицеру:

- Экая прелесть какая в тропиках, Степан Степаныч...

- Жарко только, Василий Федорович...

- Под тентом еще ничего... Кстати, какое сегодня у нас учение по расписанию?

- Артиллерийское, а после обеда стрельба из ружей в цель...

- Артиллерийское сделайте покороче... Так, четверть часа или двадцать минут - не более, чтоб не утомлялись люди... А когда последнего быка думаете бить?

- Завтра, Василий Федорович. Уж пять дней команда на консервах да на солонине, а завтра воскресенье.