Максим Михайлов - Плач серого неба

• Название: Плач серого неба
• Автор: Максим Михайлов
• Жанр: Современная проза

В мире, где магия стихий тесно сплелась с генетикой, а остальное обеспечивает энергия пара, частный детектив Уилбурр Брокк вынужден взяться за странный заказ.

---

— Чтобы они спаслись, — пробормотал митрополит, и отец Жосар яростно закивал.

— Я уже три года наблюдаю за отцом Рарогом, — просипел он, осторожно переводя дыхания, — и восхищаюсь им от всей души. Ведь говоря откровенно, он и ему подобные — порождения Хаоса. Но послушайте его речи! Посмотрите, какой кротостью светятся его глаза! Что ему до глупых вопросов — кто сильнее, Хаос или Порядок? Ему важен только Творец, который, как он знает, — спасение. А Хаос — гибель. И другие знания, отче, ему не нужны, потому что не ими вымощена дорога к Творцу. Есть же притча о любопытном монахе — когда Искажение обещало отшельнику ответить на любой вопрос, за который тот готов отдать год жизни. Бедняга умер, так и не добравшись до истины, потому что когда получал один ответ, ему сразу хотелось что-то уточнить или дополнить. Вот так и мы — стоит слепо погнаться за знанием, забыв о вере, как погрязнешь в сомнениях и окончательно себя потеряешь. А если веруешь — сомнениям потакать нельзя, с ними нужно бороться. Я неустанно благодарю Творца за эту простую и великую истину.

Трапезу заканчивали в тишине. Жосар не смел поднять головы, а митрополит задумчиво разделался с рыбой, поднялся, встряхнул, значительно, животом, молча благословил юношу и удалился.

А месяц спустя пришел святейший указ: назначить отца Жосара настоятелем нового храма в Рыбацком квартале. Никто из знакомых молодого человека не удивился, когда известие, от которого у многих поджилки бы затряслись, привело того в прекрасное расположение духа. А суровые рыбаки, их усталые жены и пропахшие отцовской добычей дети во все глаза смотрели, как среди рабочих, что облепили недостроенный храм, объявился невысокий священник, засучил рукава и принялся за дело наравне с остальными.

Еще две недели спустя строительство завершилось, и Жосар, к вящему удивлению Вимсбергской епархии, тут же отказался от охраны храма.

Митрополит не прогадал. Жители Рыбацкого, которые доселе обходились единственной небольшой, пусть и уютной церквушкой на самой окраине квартала, с каким-то робким облегчением потянулись в новый дом Порядка. И если в первые дни голос нового священника эхом отлетал от стен полупустого зала, то вскоре каждое слово уже оседало на открытых ему душах.

Но взглянем на отца Жосара четыре года спустя после судьбоносного ужина с митрополитом. Этой ночью он сидит в маленькой келье при храме после службы в честь начала Сезона Изобилия и отдыхает. Только что ушел призванный на помощь священник из малого Рыбацкого храма, и унес последние отзвуки недавнего шума. Всего оборот назад церковь ломилась от прихожан, и каждого непременно нужно было выслушать и дать напутствие. Иначе нельзя, — рыбаки уходят на долгий лов. Дни и ночи в лодке, наедине с океаном — без благословения Творца придется нелегко.

Сам Жосар с малолетства плавал разве что в океане науки, а после с головой утонул в делах церковных, так что радость рыбалки ему неведома. Зато у него свой улов — в антикварной лавке случайно обнаружилась старая неприглядная книжица с затейливыми каракулями, в которых пытливый глаз Жосара быстро распознал древнецвергольдский. Уже на титульном листе священник едва не упал в обморок — его чуть более чем скудных познаний в мертвом языке хватило, чтобы понять — перед ним были те самые откровения Брегга Северного, которые старый отшельник предал бумаге всего за несколько лет до Раскола. Известно было, что хотя рукопись считалась утерянной во Время Безумия, существовало несколько печатных копий, но найти их до сих пор не удавалось. Стоит ли говорить, что отец Жосар, не торгуясь, отдал за книгу две серебряных монеты и немедленно побежал к себе в келью.

Сезон начался, рыбаки уплыли, и в ближайшие недели в храм заглянет хорошо если десяток одушевленных, да и то, скорее всего, будет только в субботу. А если уж говорить совсем откровенно, так может и вообще никто не заглянуть — пока мужья выходят в море, для их жен самое время наведаться к подругам, разобрать благоверных по косточкам, перемыть каждую, поставить на место, да притом и по хозяйству успеть. Отец Жосар их не осуждает. Он вообще никогда и никого не осуждает — не считает себя вправе.

А в этот сегмент он вообще забыл обо всем, кроме плохо скрепленных, желто-серых в свете лучины листов, которые так и норовят рассыпаться от неосторожного прикосновения. Едва дыша, он прижимает большим пальцем страницу древнецвергольдского словаря с последним непонятным словом, и застывает, не в силах отвести взгляд от страниц, содержимое которых ровной струей переливается ему прямо в голову и кругами расходится по глади души.

Конечно, в какой-то момент он замечает запах гари и даже видит, как ярко светится на стене святой Круг, символ Порядка. Обычно такое случается, когда рядом оказываются Тронутые. Отец Жосар особенно рад таким прихожанам, ибо уверен — те неудобства, что испытывают в церкви меченные Хаосом души, лишь подчеркивают искренность их веры.

Но даже в самые богатые на Тронутых дни такого еще не было. Круг раскалился, да так, что в маленькой комнатке становится ощутимо тепло. Чу, тихий хлопок об пол. И еще, и еще. Да Круг же плавится! Горячие капли золота стекают по притолоке и падают вниз! Еще мгновение — и весь символ проливается на пол коротким и жгучим дождем. Лужица быстро застывает, превращается в черный бесформенный комок. К запаху паленой древесины примешивается еще один — так пахнут змеи жарким летом. Легкий пинок — и мертвый слиток металла отброшен в сторону. В келью, пригибаясь, шагают трое: один высок, но худ, второй и третий — ростом пониже, но приземисты. Большего не увидеть — на всех непромокаемые плащи с глубокими капюшонами, и в полумраке кельи, где всего света — одна лучина, разглядеть лица не получается.

Долго ломать глаза не приходится — тот, что посередине, небрежно откидывает капюшон. С длинной, искусно завитой белой бороды падает несколько случайных капель, и еще одна смешным пузырем притаилась точно между мелкими колечками усов. Глаза, похожие на исполинские зернышки миндаля, бегут уголками чуть ли не к самым кончикам заостренных ушей и расплескиваются у висков паутинками морщин — альв очень, очень стар.

Ночной гость улыбается, и от него ощутимо веет холодом. Но не тем холодом, что приносит поздний бриз с океанских просторов. Ветер может всего лишь опутать ледяным покровом, заставить содрогнуться каждую клеточку тела… А холод, которым сочится улыбка пришельца, продирает до самой души. Но священник смотрит спокойно, пытливо.

— Доброй ночи, отче, — голос у старика сильный, с присущей благородным веселой резкостью, — уж не серчайте, что мы так поздно с визитом.

— Что вы, — отец Жосар улыбается в ответ, словно ничего не произошло, — двери храма всегда открыты для ищущих Творца. Желаете исповедоваться? Или просто помолиться? Позвольте, я только переоденусь…

— Ладно, ладно, пошутили, и будет, — альв коротко смеется, но видно, как досадливо дергается уголок его губ. — Перейдем к делу. Нам, батюшка, нужна ваша церковь.

— Как и всем входящим сюда. Не нужно стесняться, я с удовольствием открою вам…

— Да довольно же! Вы все прекрасно поняли. Я ищу место достаточно просторное и достаточно обособленное, чтобы не только вместить мои планы, но и скрыть их до поры от любопытных глаз. Насколько я знаю, в ближайшие пару недель ваши прихожане сюда и носу не покажут.

— В высшей степени замечательная осведомленность, — улыбается священник, — и для каких же таких дел вам понадобилось святое место?

— Ну точно не для святых, — хихикает второй невысокий гость, но острота вдребезги разбивается о жесткий взгляд старика.

— Позвольте, отче, — мягко начинает альв, — кое-что прояснить для начала. Дело, которое у меня есть, в первую очередь касается не этого места, как такового, а лично вас.

— Меня? — удивленно восклицает отец Жосар, — это какое же у нас с вами может быть дело, если мы даже не знакомы?

— Ну, полноте вам, батюшка, — нервно смеется гость, — уж дураком-то не прикидывайтесь, право слово. Давайте начистоту — вам не надоело во цвете лет гробить талант и здоровье в бессмысленных ритуалах? Растрачивать жизнь в четырех стенах, — под презрительным взглядом на стене качается и падает икона святого Эйма Целителя, — и все ради чего? Ради неразумного быдла, которое в церкви сидит с постными рожами, а за дверью моментально забывает ваши проповеди? Или ради обожаемого Творца, который с высокой колокольни плевал на мелкие чаяния копошащихся внизу букашек? Проклятье, отче, у меня сердце кровью обливается, когда разум столь могучий и пытливый уныло киснет в глуши. Неужели вам никогда не хотелось бросить все — и рвануть на свободу?

— А вы, — очень вежливо спрашивает отец Жосар, — кто, все-таки, будете? И откуда? Уж очень странная беседа получается — появляетесь ниоткуда, ведете опасные речи. Не знаю, ошиблись ли вы адресом, но уверяю: мы незнакомы. Судя по всему, разрушения и тьма вам куда милее, чем свет Творца, и это печально. Впрочем, если желаете, я с удовольствием помог бы вам покаяться перед Всевышним…