Теодор Старджон - Больше чем люди

• Название: Больше чем люди
• Автор: Теодор Старджон
• Жанр: Научная Фантастика

---

Джейни наудачу раскрыла страницу. Близнецы, затаив дыхание, выпучив глаза, наклонились вперед.

"Читай".

- Ну, хорошо, - сказала Джейни. - Д34556. Портьера. Двойные сборки. Длина 90 дюймов. Цвета кукурузы, красный цвет, зеленый и белый. 24 доллара 68 центов. Д34557. Занавеси в деревенском стиле. В клетку. См, рис. 4 доллара 92 цента пара. Д34...

И все были счастливы.

Они были счастливы с того времени, как оказались здесь, и большую часть суматошного времени до этого. Они научились бесшумно открывать заднюю дверцу фургона грузовика и неподвижно лежать под сеном, и Джейни умела расстегивать зажимы на веревке с бельем, а близнецы могли появляться ночью в кладовке и открывать дверь изнутри, если она была закрыта на замок, который не могла открыть Джейни, как поднимала крючок. Но лучше всего им помогала способность близнецов отвлекать внимание, если кто-нибудь замечал Джейни. Они быстро поняли, что две голые девочки, бросающие камни со второго этажа, падающие под ноги, чтобы преследователь запнулся, садящиеся на плечи и поднимающие рубашки, делали Джейни неуловимой, хотя она просто бежала. Хо-хо.

Но лучше всего оказался этот дом. Он был в милях и милях от всего и всех, и сюда никто не приходил. Большой дом на холме, в лесу, таком густом, что дома совершенно не видно. Дом с высокой стеной вокруг, с железной изгородью в лесу, а через изгородь протекал ручей. Дом отыскала Бонни, когда они однажды устали и легли спать у дороги. Бонни проснулась раньше всех и отправилась бродить одна. Нашла изгородь, пошла вдоль нее и увидела дом. Впрочем, они не знали, как провести в него Джейни, пока Бинни однажды не упала в ручей и не оказалась за изгородью.

В самой большой комнате нашлось множество книг и груды старых простыней, в которые можно было закутаться, когда становилось холодно. В холодном темном погребе они отыскали ящики с консервированными овощами, бутылки вина. Бутылки они разбили. Вино оказалось невкусным, но пахло замечательно. Снаружи имелся бассейн, и в нем купаться было интересней, чем в ванной. В ванной не было окон. Много мест для игры в прятки. И даже маленькая комнатка с цепями на стене и с решеткой.

***

С топором дела пошли лучше.

Лоун никогда не отыскал бы это место, если бы не поранился. За все годы, что он бродил по лесу, часто слепо и ни на что не обращая внимания, он никогда не попадал в такую ловушку. Мгновение назад он стоял на вершине скального выступа, а в следующее мгновение оказался на двадцать футов ниже, в яме, заросшей колючим кустарником, погруженный в перегной. Он повредил глаза, и невыносимо болела левая рука.

Выбравшись, он осмотрел это место. Возможно, когда-то тут стояла вода, и внешний край этого бассейна выветрился. Но вода ушла, и осталось только углубление в склоне, заросшее изнутри и еще гуще снаружи, так что было закрыто и с боков, и спереди. Скала, с которой он упал, нависала над углублением, прикрывая его сверху.

Когда-то Лоуну было все равно, есть рядом с ним люди или нет. Теперь же он хотел только одного - остаться в одиночестве. Но восемь лет на ферме изменили его образ жизни. Ему нужно убежище. И чем больше он смотрел на это скрытое углубление, с нависающей скалой и примыкающими земляными крыльями, тем больше оно походило на такое убежище.

Вначале он проделал самую примитивную работу. Расчистил заросли, чтобы можно было удобно лечь, и выдернул один-два куста, чтобы шипы не царапали, когда он проходил. Потом пошел дождь, и пришлось прокопать канавку, чтобы вода не застаивалась внутри. Он также добавил наверху тростниковую крышу.

Проходило время, и это место все больше занимало его. Он выдернул еще несколько кустов и разровнял пол. Убрал все камни от задней стены и обнаружил, что в стене имеются готовые полки и углубления, в которых можно держать вещи. Лоун начал совершать набеги на фермы, граничащие с горой. Действовал он по ночам, брал в каждом месте очень немного и, если мог, никогда не приходил в одно и то же место дважды. Брал морковь, картошку, рыбу и сено, сломанный молоток и чугунный котелок. Однажды нашел кусок бекона, упавший с грузовика с бойни. Припрятал его, а когда вернулся, обнаружил, что до него добралась рысь. Это заставило его подумать о стенах. Именно поэтому он отправился за топором.

Он срубил деревья, самые большие, какие смог, обрубил ветви и втащил бревна на холм. Первые три бревна закопал так, чтобы они ограничивали пол, заднее бревно прижал к скале. Он нашел красную глину, которую можно было смешать со мхом. Получалась замазка, которая не пропускала насекомых и не размывалась водой. На этом основании он воздвиг стены и поставил дверь. Он не стал делать окно, просто оставил промежуток между шестым и седьмым брусьями. Заточил несколько клиньев, которыми можно было сдвигать бревна, когда он уходил.

Первый очаг он устроил в индейском стиле, в центре помещения, с дырой вверху, чтобы выходил дым. В скалу вбил крючья, чтобы развешивать мясо для копчения, если повезет раздобыть мяса.

Он искал плоские камни для очага, когда его потянуло что-то невидимое. Лоун отскочил, словно обожженный, прижался к стволу дерева и осмотрелся, как загнанный лось.

Он уже давно знал о своей чувствительности к бесполезным (для него) сообщениям младенцев. И постепенно утрачивал эту способность. Особенно когда научился говорить.

Но сейчас кто-то позвал его - позвал, как ребенок, но не ребенок. И хотя призыв был слабым, он показался необыкновенно знакомым. Да, он был приятным и нужным, но одновременно в нем звучали отголоски ужаса неожиданных ударов и непристойных выкриков, следы великих утрат.

Ничего не было видно. Лоун медленно отодвинулся от дерева и снова нагнулся к камню, который пытался высвободить из земли. Примерно с полчаса он работал, упрямо пытаясь не обращать внимания на призыв. Но ничего не получилось.

Он потрясение встал и пошел в ответ на призыв, и весь мир вокруг превратился в сон. Чем дольше он шел, тем громче звучал призыв и сильней становилось его очарование. Лоун шел около часа, не сворачивая, если можно было пройти прямо, и к тому времени как достиг выщелоченной поляны, был почти загипнотизирован. Допустить большее участие сознания означало разжечь такой адский конфликт, который он не сможет выдержать. Слепо спотыкаясь, он подошел к ржавой изгороди и сильно ударился о нее местом над больным глазом. Цеплялся, пока не прояснилось зрение, осмотрелся и задрожал.

На мгновение он почувствовал сильнейшее стремление уйти из этого ужасного места и держаться подальше от него. Но в то же время, когда разум пытался вмешаться, Лоун услышал журчание ручья и начал поворачиваться к нему.

В том месте, где изгородь встречается с ручьем, он опустился в воду и пробрался к основанию изгороди. Да, отверстие на месте.

Лоун всмотрелся сквозь изгородь, но заросли падуба разрослись еще гуще. Ничего не слышно - акустически. Но призыв...

Подобно тому, что он слышал раньше, призыв говорил о голоде, одиночестве, желании. Разница заключалась в желании. Без слов призыв сообщал, что пославший его слегка испуган, чем-то отягощен и встревожен состоянием этой тяжести. В сущности призыв спрашивал: "Кто позаботится обо мне сейчас?".

Может быть, помогла холодная вода. Сознание Лоуна неожиданно прояснилось. Он сделал глубокий вдох и нырнул. По другую сторону изгороди немедленно вынырнул, поднял голову и прислушался. Слушал внимательно, погрузившись в воду так, что торчали только ноздри. Очень осторожно продвинулся вперед, отталкиваясь локтями, пока голова его не оказалась под аркой и он смог видеть, что за ней.

На берегу сидела маленькая девочка, одетая в рваное клетчатое платье. Лет шести. Ее недетское лицо с острыми чертами казалось встревоженным и измученным. И если он считал, что его меры предосторожности достаточны, то ошибался. Девочка смотрела прямо на него.

- Бонни! - резко позвала она.

Ничего не произошло.

Лоун оставался на месте. Девочка продолжала наблюдать за ним, но тревога ее не оставила. Лоун осознал две вещи: что ее тревога составляла сущность услышанного им призыва и что хоть она настороженно смотрела на него, но не считала настолько опасным, чтобы отрываться от своих мыслей.

Впервые в жизни он ощутил колкую и горячую смесь гнева и заинтересованности, которая называется раздражением. За ней последовала волна облегчения, словно он сбросил тяжелую ношу, которую нес на себе сорок лет. Он не знал.., не знал, насколько тяжела эта ноша!

Ушли в прошлое хлыст и крики, волшебство и потери. Он все это помнил, но они принадлежали прошлому, их щупальца с нервными тканями оказались перерезанными и не могли дотянуться до него в настоящее. Призыв оказался не водоворотом крови и чувств, а бесцельным плачем голодного ребенка.

Лоун погрузился в воду и попятился, как большой рак. Прополз под изгородью, выбрался из ручья и вернулся к своей работе.