Михаил Башкиров - Юность Остапа, или Тернистый путь к двенадцати стульям

• Название: Юность Остапа, или Тернистый путь к двенадцати стульям
• Автор: Михаил Башкиров
• Жанр: Научная Фантастика

---

Я повалился на спину и конвульсивно задергался, пуская обильную слюну.

- Так вы будете увековечивать скотину? Торопитесь, скоро отдаст концы.

- Я... Я...

- А что, вы видите здесь другого лепилу?

- Но натура... - ваятель попробовал урезонить разошедшегося юнца.

- Да, вы правы, видок у коняги затрапезный, и порода подкачала - всего лишь остен-бакенская. Грива, увы, потеряна в сражении с блохами, а хвост сам отвалился по неизвестной науке причине, копыта же украдены цыганами...

- Хва-а-а-а-тит! - завопила уязвленная знаменитость. - За такое издевательство я и копейки не возьму!

- И правильно сделаете, - сказал Остап строго вслед спешавщему на вокзал разгневанному творцу.

Еще не успел поезд отчалить от платформы, как столичный лепила был публично обвинен в срыве исполнения бронзового заказа и присвоении денег. Закончил Остап разоблачение убедительной просьбой не связываться с проходимцем, так как тот, по верным сведениям, имел дядю - сенатора, тетю фрейлену двора его величества - и двоюродного брата жандармского генерала.

До сих пор иногда ржу ночами, когда бессонница...

А любительский спектакль - по "Гамлету" Шекспира Вильяма!

Трагикомедия!

Я-то думал, что Остап ничего лучше, чем вульгарная продажа входных билетов, не смострячит.

- Зачем оскорблять лучшие чувства почтенной публики, Коля ты Остен-Бакен, - сказал Остап, раскрывая солидный фолиант. - Идея в другом... Уверен: никто в нашем городе - да и во всей великой империи, включая обе столицы, - не играл принца датского в истинно классическом варианте.

- Это как? - спросил, я берясь за третье пирожное из дюжины презентованных мне расщедрившимся юным комбинатором.

- Я тут обнаружил вопиющий факт. Гамлет у почтенного Шекспира безобразно толст и с одышкой.

Кусок застрял у меня в горле.

- Из тебя, прусский барон, выйдет изумительный страдающий принц.

- Угу, - я степенно прожевался. - Мне теперь все понятно... Ты хочешь слупить с моего родителя деньгу за то, чтобы я получил главную роль!

- Роль тебе дадут и так. В моих руках - неопровержимые улики насчет истинного лица и комплекции принца датского. Но после получения роли ты должен громогласно и решительно заявить, что без настоящего черепа - уяснил? - без настоящего черепа ты произносить знаменитый монолог не будешь.

- А вдруг мне откажут за неимением такового? - сказал я с надеждой в голосе.

- Вот тут-то и начнется самое интересное. Доставать череп буду я, а настоящий череп имеет и настоящую - и отнюдь не малую - стоимость.

- Но это же жутко - держать в руке человеческий череп!

- Потерпишь, не барышня...

Мое назначение на роль Гамлета прошло без сучка и задоринки, но и без какого либо энтузиазма - все покорно согласились с аргументами Бендера. Но зато мое безапелляционное заявление-каприз с требованием настоящего, без подделки, черепа произвело фурор. Всем вдруг безумно захотелось увидеть на сцене именно настоящий череп, а не муляж из папье-маше.

Я репетировал как зверь - тем более наша красавица Инга Зайонц (моя будущая первая жена) играла Офелию.

Остап же собирал и собирал монету, жалуясь, что черепа внезапно дико подскочили в цене.

Наступил день премьеры. Ажиотаж - не описать. Ведь каждый вложил свою долю в покупку черепа и теперь жаждал увидеть его в моих трепещущих руках. Приглашенные гимназистки старательно готовились при обнаружении черепа упасть в общий обморок. Даже из газеты прибыли фотограф и репортер. В зале также присутствовало три переодетых сыщика и два пристава в полной амуниции.

Остап представлял тень отца Гамлета. Проходя мимо меня четким армейским шагом вышколенного рыцаря, тень шепнула:

- Череп найдешь в могиле.

Я мучился, страдал и переживал, но публика игнорировала развитие сюжета - все как один напряженно ждали сцены на кладбище.

И час пробил!

Перекинувшись заученными фразами с могильщиками, я грузно и тяжело спрыгнул в могилу - и чуть не потерял сознание. В углу, окутанное полумраком, находилось что-то большое, круглое и кровоточащее. От позорного обморока меня спасло озарение - я вдруг сообразил - это же арбуз! Да, именно, в бутафорской могиле вместо настоящего черепа, обещенного Остапом, лежал приличных размеров арбуз со старательно вырезанными глазницами и треугольной дырой носа.

Из-за кулис до меня донеслось торжествующее хрюканье наслаждающегося произведенным впечатлением комбинатора.

Меня вдруг разобрало такое зло, и я, подняв арбуз на вытянутые руки, проорал в разочарованный, обманутый зал:

- Быть или не Быть?

- Бить - и немедля! - крикнул кто-то из первых рядов.

И понеслось лесным пожаром.

- Бить!

- Бить!

- Бить!

Даже утопнувшая Офелия, обиженная за своего старательного Гамлета, присоединилась к разгневанному хору.

На этот раз Остапу изменило чутье, и он, вместо того, чтобы смыться и переждать праведное возмущение толпы, вышел к рампе с объяснением. Напрасно он толковал про жиганов в белых простынях, якобы отнявших уже приобретенный череп, о страшных масках и револьверах. Его стащили вниз.

Гимназистки визжали.

Старшеклассники лениво отвешивали пинки по мягким местам.

Остап в горделивом молчании, сжавшись в крепкий комок, переносил заслуженную экзекуцию.

Дав выйти начальному накалу, я метнулся в гущу.

За мной на спасение зарвашейся тени отца Гамлета ринулись остальные артисты.

Вобщем Остап, отделался фингалом под глазом и ушибом копчика.

- Хорошо, что били свои, - сказал Остап, разрезая злополучный арбуз. - Но лучше до рукоприкладства не доводить.

- Логичный вывод... А ты не сердишься что я продемонстрировал полосатый "череп"?

- Ты, Остен-Бакен, поступил совершенно правильно и так, как я рассчитывал... Ошибка в другом... Я хотел арбузом вызвать взрыв смеха, а не гнева...

- И на старуху бывает проруха, - сказала Инга Зайонц, прикладывая к синяку притихшего комбинатора пятак.

В первый и единственный раз Остап-Сулейман-Берта-Мария Бендер-бей оказался жертвой массового насилия. Более таких проколов в своей бурной биографии он не допускал.

В связи с этим приходит на память афера с венками, когда по моей непредумышленной оплошности нас обоих могла ждать печальная участь.

- Умер! Старик умер! - орал возбужденный Остап, вытаскивая меня из теплой постели.

- Какой старик?

- Лев Николаевич Толстой преставился! - Остап хохотнул и довольно потер руки. - Такое бывает раз в жизни.

- Я бы на твоем месте хотя бы для приличия взгрустнул.

- Автор " Анны Карениной" меня бы понял... Кстати, у тебя есть его портрет?

- Увы... Родитель, понимаешь, - разочаровался в извилистой эволюции гиганта русской литературы.

- А в ком он не разочаровался?

- Чехов Антон Павлович.

- "Палата номер шесть" - знатная штука... Но у него бороденка маловата.

- Салтыков-Щедрин!

- Жидковастенек... Впрочем, выбирать не из чего, а дорога каждая минута, чтобы конкуренты не опередили. Тащи его в пролетку. Я там уже все подобающее трауру подготовил.

Остап девятым валом скорбно прогремел по учебным и прочим учереждениям города.

Наша пролетка, украшенная гирляндами и бумажными цветами, всхлипывая уставшими рессорами, подкатывала к очередным тяжелым дверям с витыми ручками. Первым выгружался, мрачно глядя перед собой я, с Салтыковым-Щедриным у груди. Михаил Евграфович, надежно укутанный крепом, терпеливо изображал Льва Николаевича.

Остап же энергичным шагом, выждав паузу, врывался в скопление осознающих непоправимую потерю людей, может быть, даже никогда в жизни и не читавших ни одной гениальной страницы.

- Как известно, Лев Николаевич Толстой, титан пера, не откушивал мяса! Он не потреблял ни бифштексы, ни колбасы, ни грудинку, ни люля-кебабы, ни печеночные гусиные паштеты, ни зернистую черную икру, ни глазунью со свиным в прожилочках, салом, ни тефтели под томатным соусом, ни запеченную под майонезом "провансаль" баранину, ни холодные говяжьи языки...

Внимающая изобильной речи аудитория начинала страдать от избытка желудочного сока - и тогда Остап переключался на главную часть программы.

- Ради простого трудового народа, ради инттелигенции (тут командор начинал перечисление сословия, доминирующего в зале), ради чистой совести и спокойного сердца граф питался исключительно овсяной, без масла и сахара, кашей и жидким чаем.

Скорбящий народ, раскочегаренный кулинарной частью, готов был что угодно отдать за ломтик ветчины.

- Так компенсируем великому старцу вынужденное недоедание мясопродуктов - венком! И пусть эхо от этого замечательнейшего рукотворного отклика пройдет по всей Руси Великой и пусть ваш, господа, венок затмит все другие венки!

После этих слов я начинал обход благодатной нивы.

Под Михаила Евграфовича, то бишь Льва Николаевича давали споро и щедро, без всяких проволочек и списков.