Елена Мордовина - Восковые куклы

• Название: Восковые куклы
• Автор: Елена Мордовина
• Издательство: Алетейя
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91419-307-9

В бывшем лагере для военнопленных оживают восковые фигуры… Мальчик, брошенный родителями, мечтает украсть канарейку и вместо этого находит друга… Истощенный пристрастием к морфию студент-медик сходит с ума, наблюдая страдания подопытной лягушки…

Темы взросления, смерти, предательства и обретения любви раскрываются в самых неожиданных образах и сюжетах.

---

Улица была бесконечной и приводила меня в различные удивительные места. Я не представляла, как выбраться из всего этого на свет божий. Штаб. Стрекотание пишущих машинок и залитая светом голубая карта на столе с тенью от макета самолета. Выйдя из штаба, я попала в нутро субмарины, оттуда — в бомбоубежище, заваленное плотно набитыми мешками, в шахту, в барак и в мюзик-холл — все это слилось для меня в единый непроходимый лабиринт. Привалившись к стене у полевой кухни, я слушала, как восковой английский офицер беседует с дамой в шелковой косынке, которая вот уже, как мне кажется, целую вечность наливает ему чай. Из-под откидного козырька вагончика слышится ее мерное бормотание.

«Гитлер не станет посылать предупреждения. Так что всегда носите с собой газовую маску. Гитлер не станет посылать предупреждения…»

Я даже не заметила, в который раз читаю надпись на этом плакате, когда кто-то взял меня за плечо.

— Не можешь выбраться, детка?

Его пальцы пахли табаком и мазутом. Я даже не стала оглядываться, чтобы увидеть его восковую ухмылку и желтые буквы на шинели.

— Гитлер не станет посылать предупреждения!

Уткнувшись в землю взглядом, я сидела на скамье возле какого-то барака, все, что я могла понять — то, что тень очень короткая, значит, время около полудня.

«Не по-детски курнули, — эта единственная мысль крутилась у меня в голове. — Нет, не по-детски курнули, Гитлер не станет… Нет, Гитлер не станет… Что-о-о вы!»

Сухая земля, мелкие ромашки, как на всяком пустыре, полуденное солнце… Мне показалось, что я снова в Казахстане. И снова детство. Мальчишки гонялись друг за другом, взбивая голыми ногами песчаные буруны и звонко кричали. Один, в грязно-пурпурной майке, растянулся прямо передо мной.

Джуди нашла меня на этой скамье и сказала, что они меня обыскались, что пора обедать, а после обеда Эрик посадит нас в экскурсионный автобус, возвращающийся со школьниками в Лидс.

В длинном шестнадцатом бараке располагалась столовая для заключенных, офицерская чайная (с отдельными кабинетами, как в ресторане) и синема-бар, где можно было обедать и смотреть фильмы. На стене висела старая афиша «Шанхайского экспресса», так что нам не пришлось долго раздумывать над тем, что будем смотреть.

Я еще не совсем пришла в себя, поэтому, когда появился Эрик в одежде военнопленного и сказал: «Вот так, детка!», я только робко спросила:

— Это был ты, Эрик?

— Нет, что-о-о вы! — и ласково похлопал меня по плечам.

Взгляд его выражал уважительное сочувствие, не лишенное, впрочем, определенной доли иронии.

— Ну что, не по-детски проколбасило? — спросил он в моем воображении.

— Бывает и хуже, — ответила я ему молча.

Официантка растирала голени и подзывающе выламывалась у стойки. В баре был еще один посетитель — водитель экскурсионного автобуса. Этот пузанчик с отшлифованными ногтями сидел, уперев в подбородок газету, свернутую трубочкой, и ждал заказа. Одутловатые от пьянства щеки блестели в отсветах киноэкрана. Мы ели молча. Каждый заново переживал свои впечатления и медленно приходил в себя.

Пузанчик изредка косился в нашу сторону. Видимо, он скучал. Теперь он грел в ладонях коньяк. Наконец, он встал со своего насиженного места и подошел к нам. Эрик поощрительно улыбнулся, и пузанчик присел рядом. Он махнул официантке — та быстро перенесла его обед на наш столик. Мы продолжали молчать.

— Очевидно, мое появление нарушило ход важной беседы, — осклабился он. Теперь на его щеке крутилась тень от катушки кинопроектора.

Не придавая значения его иронии, Эрик и Джуди вяло перекидывались фразами, делая вид, что продолжают беседу. Я почувствовала, что меня накрывает третья волна, и старалась ничем себя не выдать. Конечно, теперь мне казалось, что я присутствую при разговоре трех восковых фигур. Рыжий шевиотовый костюм пузанчика лоснился так же, как его щеки, особенно когда он ерзал в каком-то нетерпении. Я почувствовала, что ерзанье его направленно не к одной из нас, а целиком посвящено нашему смазливому Эрику.

«И этот тоже», — подумала я.

Он откликнулся на импульс, продолжая и дальше озвучивать поток моих мыслей.

— Нет, против женщин я ничего не имею. Женщин я, можно сказать, люблю, до определенной степени, конечно. Женщина — существо демоническое! Ее можно загнать, как лису в поле… Или в норе… Или она тебя загоняет, — он засмеялся своей шутке. — Нет, у нас все четко и определенно…

Мне больше не хотелось слушать весь этот бред. Тем временем толстый за локоть отвел Эрика в сторону и что-то шептал. До меня доносились только увертки Эрика:

— Как мо-о-жно, вы, как истинный солдат вермахта, не должны…

Они здесь все сумасшедшие, эти восковые куклы. Просто восковые куклы! Просто колода карт! Надо сматываться из этого Эдема. В голове стучало. Меня отпускало окончательно.

День клонился к вечеру. Небо заволокло тучами, и школьники быстро попрыгали в автобус. Пошел дождь. Через минуту двухэтажный автобус с желтым треугольником на борту уже мчал нас под мелким противным дождем в сторону Лидса. Второй этаж был открытый, устроенный как платформа с невысоким бортиком. И мы были там только вдвоем. Нам было безразлично все. Как ватные манекены мы болтались, обнявшись, под мерзким дождем. И капли стучали по мокрым скамейкам. В Лидсе я ничего не помню. Вечером нас подбросили всего на несколько миль от города, до поворота, и мы остановились ночевать в В&В, а утром нас нашла полиция.

4

Я открыла глаза. Мальчики-велосипедисты давно уже исчезли за поворотом.

— Знаешь, с тех пор мне все кажутся просто восковыми куклами. И ты тоже. Просто озвучиваешь то, что уже существует в моей голове.

— Что? — Беза словно бы очнулся от оцепенения.

— Ну, как иголка, которая ползет по виниловой пластинке. И все.

— Понятно. Значит, так, — он сделал серьезное лицо и пальцами протер морщинки вокруг рта. — С драйверами я буду общаться, ты лучше ничего не говори. Ладно?

Беза улыбнулся, а я продолжала молчать. Ветер стих. Солнце выглянуло из-за туч и осветило асфальт.

— Эй, — тормошил он меня, — эй!

И улыбался мне из страны восковых кукол.

Кенар № 4

1

Это был второй солнечный день февраля. В нижнем этаже больницы стоял влажный запах пивных дрожжей, и пятна света раскиданы были по полу, словно игральные карты. Коридоры были почти пусты и немы, слышались только голоса двух мальчиков, повторявших геометрию. Прямо против окна, на жесткой скамеечке сидела молодая женщина. Очевидно, ей было скучно, и она переводила взгляд от окна к плакату, где были изображены графики риска ишемической болезни, построенные из оранжевых, желтых и красных квадратов. Из окна слепило солнце, так, что едва возможно было угадать розовый цвет двухэтажного здания напротив с высоким полуподвалом, изломом спускающегося по склону грязного холма. Черный силуэт четырехскатной крыши сливался с двумя черными куполами Покровской церкви, выступающими из-за нее.

Лицо женщины было скрыто за марлевой повязкой — так она берегла от гриппа себя и своего будущего ребенка, присутствие которого уже отчетливо обозначалось в очертаниях ее живота. Одета она была в клетчатое платье, которое не стягивало живот, и тяжелые ботинки золотистого цвета, поблескивающие, как надкрылья бронзовок.

Дверь напротив резко отворилась, и оттуда вышла старая цыганка с обмотанными пестрой тканью толстыми бедрами. За ней шла другая, молодая, она держала согнутой оголенную коричневую руку, зажимая в сгибе локтя кусочек ваты. Она часто оглядывалась и благодарила кого-то, за ней молча выходила вторая молодая цыганка и тоже благодарила. Цыганки вышли, и в дверь несмело протиснулся один из мальчиков, повторявших прежде геометрию, в руке он сжимал шприц и вату, которые полагалось приносить с собой, и пальцы его побелели. В коридоре снова воцарилась тишина.

Толстая соседка, сидевшая справа от молодой женщины, гремела ключами. Так гремела она ровно три минуты, пока, наконец, не решилась заговорить:

— Вы к эндокринологу, милочка?

Не дождавшись ответа, она снова загремела ключами и спросила:

— Ребеночка ждете?

Когда мальчик вышел из кабинета, сжимая в сгибе локтя вату, между женщинами уже происходила оживленная беседа. Товарищ его захлопнул учебник, и они удалились.

— Я отправила письмо, и вот пришел ответ. Этот австриец, Петер Хубер, ожидает меня в конце весны. Вызов он мне пришлет. Я буду жить в загородном доме и присматривать за хозяйством. Сами посудите, куда я с ним? — она выразительно поглядела на свой живот, — ему едва месяц будет в мае, а заработок мне действительно полагается приличный.

— Подумайте, милочка, вы так молоды. Вы оставляете его, — она тоже кивнула на живот молодой женщины, — ну, не в Доме ребенка, конечно, а, там, мама ваша, или тетя, или из родственников кто посвободнее могут его взять?