Людвиг Павельчик - Рыдания усопших (сборник)

• Название: Рыдания усопших (сборник)
• Автор: Людвиг Павельчик
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2015

„Рыдания усопших“ – калейдоскоп мистических загадок, черных открытий и страшных тайн. Месть и слезы, ведовство и предательство, каббала и некромантия переплелись на страницах книги и доставят истинное удовольствие поклонникам „черного“ жанра.

Казнивший жену неудачник, оскорбленный хозяин склепа, сумасшедший ученый, старый некромант и жертва крематория…

Каждая из 11-ти „темных историй“ предоставит читателю материал для раздумий в бессонные ночи и приоткроет дверь в мир неведомого.

---

Понемногу люди, руководимые каким-то внутренним импульсом, расступились и стали вдоль сырых, испещренных ручейками влаги, стен, оставив середину зала свободной. Хегле тоже потянул меня за рукав и указал на специально отведенное место у самых ворот, откуда я чуть позже должен был прошествовать к алтарю для обряда посвящения. Оглядевшись, я вдруг увидел с другой стороны прохода Оле, по-прежнему окруженного его хлопотливыми стариками, которые, впрочем, теперь вели себя спокойно, поддавшись величественности момента. Я хотел было окликнуть приятеля, но не стал делать этого – слишком уж неприступный и гордый был у него вид. Я не знал, заметил ли он меня, но имел все основания полагать, что наша встреча не принесет ему особой радости.

Впустив всех без исключения, створки ворот снова закрылись, а откуда-то сверху, из темноты, донеслись звуки колокола, извещающего о начале праздника посвящения. Высоко, под невидимыми сводами замковой залы захлопали крылья, и гулкое эхо этих звуков прокатилось, проаукало по всему зданию, повергнув собравшихся в состояние священного ужаса. Я, помню, замер, ноги мои стали ватными – я почти не чувствовал их, и ожидание чего-то необычайного и неминуемого заполнило все мое существо, пульсируя в голове неясной радостью. Должно быть, то же самое чувствует человек, когда рождается…

Я почему-то знал, что нужно смотреть на помост, и, напрягши все свои органы чувств, впился взглядом в его неосвещенную часть. Какое-то время я ничего не видел, но потом старания мои были вознаграждены: из пятна мглы проступили две внушительные фигуры, с царственной осанкой восседающие в своих массивных, с высокими, украшенными причудливой резьбой спинками, креслах. Поначалу это были лишь размытые, скорее угадываемые, чем видимые, силуэты, но по мере того, как освещенность тронного помоста менялась, фигуры правителей становились все более реальными, почти осязаемыми.

Тех, кто столь величественно предстал взорам своих подданных, я неведомым образом узнал сразу, словно они были моими старыми знакомцами: седовласый, несказанно старый Граф с запавшими глазницами и мутным, усталым взглядом из-под прикрытых век, и его грациозная половина, до кончиков пальцев облаченная в черное – прямая, чопорная и угловато-опасная, словно ножницы. Платье ее словно влитое обтягивало худые бедра, прямой, без малейших признаков украшений воротник поднимался, на средневековый манер, выше головы, а бесподобной бледности лицо не несло ни следа эмоций, более всего напоминая застывшую маску японского театра. Одним словом, я сразу понял, что передо мною – Графиня.

Замерев на границе света и тьмы, пара властителей Графства позволила присутствующим вдоволь насладиться своей величественностью и мощью, прежде чем старый Граф, с видимым усилием опершись своими большими, костлявыми руками на подлокотники трона, поднялся и, чуть выступив вперед, обвел глазами зал. Замершие вдоль стен люди не смели шелохнуться, скованные почтительным восторгом, и звон колокола, предварявший церемонию, вдруг стих, позволив воцариться абсолютной тишине, которой не бывает во внешнем мире, наполненном жизнью.

Наконец, насладившись произведенным эффектом, Граф нарушил молчание, произнеся слабым, сиплым голосом тяжелобольного человека:

Подведите для посвящения…

В толпе зрителей послышался шорох и две ничем не примечательные особы мужского пола, в которых я определил представителей графской челяди, вышли в середину зала, ведя под руки какую-то тощую, согбенную старуху, настолько древнюю и немощную, что она вряд ли понимала, где находится и что происходит вокруг нее. Ее белесая от бесконечных стирок юбка была такой длинной, что скрывала ее ноги до самой земли, но шарканье подошв старухи о каменный пол было все же хорошо слышно. Голова ведомой находилась ниже уровня плеч, руки ее заметно тряслись в пляске святого Витта, и весь ее облик являл собою Старость.

Сопровождающие подвели старуху к самому помосту и, удостоверившись, что та может стоять без поддержки, отступили в тень. Фигура Графа, по сравнению со щуплым старушечьим тельцем казавшаяся просто огромной, нависла над нею, и властитель, прошептав несколько слов, которые мне не удалось разобрать, возложил руки на седую голову посвящаемой. Когда же он отнял их, старуха, к моему изумлению, вдруг словно ожила, выпрямилась и, освобожденная от немощи и недугов, повернулась к собравшимся. В широко раскрытых глазах ее теперь блестели разум и лукавство, радостная улыбка оживляла старческие черты, а вокруг лба блестела ленточка – знак подданства Графу, которую тот успел ей ловко повязать. От помоста бабка прошествовала уже сама и, довольная произошедшим, смешалась с толпой созерцателей торжества. Старый же Граф, окончив на сегодня свою миссию, отступил назад и вновь занял свое место на троне, где тут же погрузился в полудрему.

Настал черед его дражайшей половины. Для меня по-прежнему оставалось загадкой, какими признаками руководствуются власть держащие при распределении подданства: увидев старуху, я предположил было, что основным критерием является возраст, но потом вспомнил, что видел среди горожан как стариков с венками на голове, так и молодых людей с лентами… Что же тогда?

Графиня, молодая и лучащаяся грацией и спокойствием, выскользнула из недр своего позолоченного трона и ступила на край помоста, призывно подняв руки. Признаться, меня обрадовала мысль, что именно она будет проводить мое посвящение, а не старый брюзга – ее владетельный супруг. Я с замиранием сердца ожидал момента, когда длинные, жесткие пальцы Графини прикоснутся к моей голове, и был сам себе противен из-за начавших прорастать во мне побегов раболепства. Видимо, эта строгая особа имела безграничную власть над людьми и пользовалась ею нещадно, а иначе чем объяснить это мое чувство?

Однако, как оказалось, моя очередь посвящаться еще не пришла: неизвестный «бальный распорядитель» поставил Оле впереди меня в списке, и мне пришлось набраться терпения и смотреть, как проходит свою процедуру приема в графские подданные мой недавний товарищ и соперник. Он, сопровождаемый отнюдь не бравой челядью, но все теми же стариком и хромой старухой, всю дорогу до помоста продолжавшими обирать с него соринки, предстал пред холодные очи Графини. Старики отошли в сторону, и Оле остался один на один со своей будущей госпожой. Та, чуть приподняв его голову за подбородок, взглянула ему в глаза и, чуть помедлив, простерла ладони над его белобрысой головой. В руках графини откуда-то появился венок из белых цветов, который секундой позже стал головным убором рыбацкого сына. Оле хотел было в порыве благодарности схватить руку Графини, но пальцы его поймали лишь воздух, а холодный кивок правительницы отослал его назад в толпу, полноправным членом которой он теперь являлся. Когда он шел назад, я на долю секунду встретился с ним глазами и убедился, что парнишка действительно счастлив.

Хегле тронул меня за рукав, давая понять, что очередь дошла и до меня. «Иди и не оборачивайся – позади уж нет ничего» сказал он и чуть подтолкнул меня в сторону помоста. Я встрепенулся, и внезапный страх охватил меня при мысли, что и мою голову вот-вот обхватят тугие стебли венка, превратив меня в одного из них – этих счастливых, почти лишенных всякой индивидуальности графских подданных. Однако выбора мне не оставили – на негнущихся ногах я прошествовал к помосту и вытянулся перед точеной фигурой, стремясь уступать ей в росте как можно меньше. Это мне не удалось: величественность и грациозность женщины подавили меня, заставив втянуть голову в плечи и молить Господа о скорейшем завершении процедуры. В этот момент я готов был поклясться, что, кем бы на самом деле ни являлась суровая властительница – человеком она не была. И сейчас, по прошествии уймы лет, мне не забыть колючего взгляда ее бесстрастных глаз, которым она одарила меня тогда, хотя не думаю, чтобы Графиня выделяла кого-то из своих подданных: просто такая – колючая и бесстрастная – была ее сущность. Да и с чего бы это ей улыбаться мне? Ведь власть в Графстве не была выборной…

Медленно, словно раздумывая, делать ей это или нет, подняла Графиня руки над моей головой, а секунду спустя на ее раскрытых ладонях уже лежал – туго сплетенный и свежий – венок из тубероз, который должен был навеки обратить меня в подданного этой черной особы. Я закрыл глаза в ожидании прикосновения к моему лбу сочных стеблей и забыл о своих страхах. Процедура посвящения была почти окончена, и, получив венок, я смогу вернуться в компанию Хегле и тех, кто должен был отныне стать моей семьей. Однако тут произошло нечто такое, что помешало ей водрузить мне на голову знак своей власти: за спиной я вдруг услышал звук отворяемых ворот замка и вздох удивления, пронесшийся в толпе, а затем гулкие, размеренные шаги, приближающиеся к помосту, на котором я стоял. «Не оборачивайся… позади ничего…» вновь зазвучали у меня в голове слова Хегле, и я, скованный неизвестно откуда взявшимся страхом, не посмел обернуться.