Борис Котельников - Балтийская легенда

• Название: Балтийская легенда
• Автор: Борис Котельников
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 1977

1906 год. В России, несмотря на кровавый террор царизма, назревал новый революционный кризис. Важной ударной силой народного выступления должен стать Балтийский флот. Взялись за оружие солдаты и матросы Свеаборгской крепости. Поднял красный флаг крейсер «Память Азова». Выступление балтийцев поддержали финские и эстонские пролетарии. Этим событиям, сыгравшим важную роль в подготовке победоносного Октября 1917 года, посвящена книга.

---

— А Вакуленчука вы знали?

— Нет, — покачал головой Оскар. — Я его видел только мертвым, во время похорон. Вся трудовая Одесса пришла прощаться с павшим героем. На его груди лежала записка, в которой говорилось, как погиб вожак потемкинцев. Помню, она заканчивалась словами: «Один за всех, все за одного!»

— Один за всех, все за одного! — в раздумье повторил Лобадин.

Серебряные часы

Вскоре после встречи в лесу за ситцевой фабрикой Лобадин и Гаврилов попросили увольнение на берег. Выйдя из Купеческой гавани, куда их вместе с другими матросами доставил катер, друзья быстро зашагали мимо сложенных из серого плитняка складов, спиртозавода и вышли на Нарвское шоссе — одну из оживленных улиц города. Убедившись, что все съехавшие с ними на берег азовцы разошлись, Лобадин и Гаврилов перешли на другую сторону улицы и свернули на Большую Юрьевскую, застроенную, как вся эта часть города, одноэтажными и двухэтажными деревянными домами.

На углу Большой и Малой Юрьевских улиц азовцы постояли у круглой афишной тумбы. Матросы не столько читали афиши, сколько внимательно просматривали улицу, настороженно прощупывали глазами прохожих.

— Как будто штилевая погода, — проговорил Гаврилов.

И они зашагали по Малой Юрьевской. Вот и нужный дом № 19. Вошли во двор. Гаврилов остался возле калитки, выглядывая на улицу. Лобадин приблизился к двери с двойкой, написанной на жестяном квадратике, и постучал ладонью, затем пробарабанил пальцами. Некоторое время в квартире было тихо. Потом послышался мужской голос:

— Кого нужно?

— Степан Петров тут проживает? — не очень решительно спросил матрос.

— Здесь, только его нет дома.

— Разрешите тогда письмо оставить.

Дверь приоткрылась.

— Входите.

Лобадин позвал спутника, и они вошли в полутемную прихожую.

— Что, не узнали? — спросил уже другим голосом человек, открывший дверь.

— Ну и артист же вы, товарищ Оскар! — восхитился Лобадин.

— Наше дело такое.

Оскар Минес провел матросов в небольшую комнату с простым столиком, железной кроватью и тремя венскими стульями. Два окна выходили во двор, на солнечную сторону.

Обычно свидания с нужными людьми Оскар назначал в сквере, чайной или просто на улице. Адрес квартиры на Малой Юрьевской он дал только для экстренных встреч руководителям большевистских организаций. Временного квартиранта в доме знали как мещанина Степана Никифоровича Петрова, приехавшего из Тамбова по личным делам.

Азовцы были здесь впервые, явились без предупреждения. Поэтому Оскар с тревогой спросил:

— Что-нибудь случилось?

— Да.

И Лобадин рассказал об инциденте, происшедшем на корабле накануне, 25 июня.

Во время обеда матросы обнаружили, что суп сварен из протухшего мяса. Команда отказалась его есть, вышла из-за столов и собралась на баке. Были вызваны командир и старший офицер. Лозинский сдержанно обратился к матросам:

— Чем, братцы, недовольны?

— Не хотим есть гнилое мясо, — послышалось в ответ.

Прибежал врач. Сделал пробу и доложил:

— Ничего особенного, есть можно.

Лозинский брезгливо пригубил ложку с супом.

— Обед за борт, приготовить другой! — громко приказал он и, резко повернувшись на каблуках, поспешил в каюту.

На палубе, кроме вахтенного начальника, который тотчас же ушел на ходовой мостик, не осталось ни одного офицера. Среди матросов снова поднялось возбуждение. Раздавались выкрики, призывы к расправе с офицерами.

— С большим трудом удалось угомонить горячие головы, успокоить людей, заставить их разойтись. А сегодня, — закончил сообщение Лобадин, — по распоряжению командира выбрали артельщиков.

— Если такая заваруха начнется в другой раз, не знаем, удастся ли удержать команду, — вставил Гаврилов.

Оскар слушал матросов в большом волнении. «Как опасны сейчас вот такие «суповые бунты»! — думал он. — А матросы-то пошли за нами, но не за крикунами. Значит, наша партия имеет авторитет, силу на корабле!»

— Удерживать надо! — произнес он. — Вот вы рассказывали, что командир велел вылить суп за борт. Неслыханное дело! Так ведь?

— По всему видно, офицерье крепко перепугалось, — заметил Гаврилов. — Доподлинно известно, что командир не доложил о случившемся начальству.

— Может, господа офицеры извлекли урок из «Потемкина», — рассудил Лобадин. — Не решились на кровопускание.

— Возможно, это и так, — обдумывая слова матросов, медленно сказал Оскар. — Но и нам такое поведение офицеров необходимо учесть. Матросам продолжайте разъяснять: стихийное выступление одного корабля — только бунт, а нам нужно накапливать силы для революции… Меня известили, что восстание поднимет Свеаборг.

— Значит, скоро?! — не удержался Гаврилов.

— Не совсем, — ответил Оскар. — Как крестьяне уберут урожай, тут и следует ждать больших событий. Раньше никак нельзя. По сигналу свеаборжцев вы должны поддержать восстание и увлечь за собой остальные корабли отряда.

— Как мы узнаем о сигнале? — спросил Лобадин.

— О том я и хочу посоветоваться. Это будет условная телеграмма из Свеаборга. На кого, по-вашему, ее следует послать? — И, не дожидаясь ответа, вдруг спросил: — Что, если на товарища Гаврилова?

— Выбор правильный, — заметил Лобадин. — На корабле он вне подозрений, увольнительные получает безотказно.

— А вы сами-то как думаете? — обратился к Гаврилову Оскар.

— Пусть отобьют на меня, — согласился тот. — Нефеду и так дел по горло. К тому же на него начальство коситься стало.

— Вот и порешили, — сказал Оскар. — Телеграмма должна гласить: «Отец здоров». Это читай: «Восстание началось». Не забыли, что в воскресенье будет митинг?

— Как можно, товарищ Оскар, такое забыть! — воскликнул Лобадин.

— На митинге надо рассказать о вчерашнем случае, разъяснить товарищам, как сейчас держаться.

Выйдя из дома на Малой Юрьевской, Лобадин и Гаврилов заспешили к Ратушной площади. Там, в знакомом кабачке, была назначена встреча с Дмитрием Григорьевым, который отпросился на берег, чтобы купить часы.

Григорьев уже сидел за столиком в дальнем углу. Когда к нему подошли товарищи, он с нарочитой важностью вынул из брючного кармана часы и проговорил:

— Господа матросы, вы изволили опоздать… по моим серебряным на тридцать семь минут.

— Просим господина хозяина трюмных отсеков извинить нас за опоздание, — ответил Гаврилов, именуя новоявленного обладателя часов его полной флотской должностью. — Кажется, ваше превосходительство, довольны приобретением?

— Очень. Мне повезло с покупкой.

— Не думаете ли вы, — продолжал Гаврилов, усаживаясь за стол, — что от морского воздуха механизм часов может заржаветь?

— А для чего папаша Томас? — поняв намек товарищей, подмигнул Григорьев спешившему с подносом в руках хозяину кабачка.

На столе появился графинчик водки, три рюмки и тарелки с горкой жареной мелкой рыбы.

— Спасибо, папаша! — ответил Лобадин. — Пригубь и ты с нами.

— С хорошими людьми почему не выпить. — И эстонец принес четвертую рюмку.

— За покупку и здоровье ее хозяина! — провозгласил Гаврилов.

Все выпили, закусив килькой, зажаренной на собственном жире.

— Они не только серебряные, но еще и ходят! — улыбнулся Гаврилов, прикладывая к уху часы.

Рассматривая их, он открыл верхнюю крышку футляра.

— А это что еще за штуковина?

Друзья склонились над часами. На внутренней стороне откинутой крышки они увидели искусно выгравированную фигурку странно одетого человечка, держащего в отставленной в сторону руке копье с флажком. Тут же короткая надпись на непонятном языке.

— Я и не заметил!.. — растерянно проговорил Григорьев.

— Чего ты забеспокоился, часы ходят хорошо и не старые, — стал подбадривать товарища Лобадин. — А что рисунок, так это даже интересней.

— Правильно, — поддержал Гаврилов. — Вот только бы узнать, что здесь написано.

— Папаша Томас, — обратился к кабатчику Лобадин. — Не сможете ли прочесть нам, что тут за надпись?

Тот взял часы и посмотрел на гравировку. Глаза его посветлели.

— Надпись сделана по-эстонски. Она означает: «Помни Таллин».

— А кто этот человечек? — спросил Лобадин.

— О, это же Вана Томас!

— Кто? — переспросил Лобадин.

— По-русски — Старый Томас, разъяснил эстонец. — Это страж нашего города.

— Значит, твой тезка! — удивленно воскликнул Гаврилов.

Хозяин кабачка заулыбался, явно польщенный таким замечанием.

— Да, я ему тезка, — проговорил он. — В старой Эстонии это было самое распространенное имя, как у вас, скажем, Иван.

— А чем же Старый Томас так знаменит, что его даже на часах вырезают? — допытывался Гаврилов.