Елена Белкина - От любви до ненависти

• Название: От любви до ненависти
• Автор: Елена Белкина
• Издательство: ВАГРИУС: РУСИЧ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2001
• ISBN: 5-264-00540-8

Круговорот страстей захватывает женщин и мужчин обыкновенного российского города. Парфюмерный отдел универмага становится сценой любовной драмы, редакция газеты — полем криминальных разборок, торговый ларек — местом романтических свиданий. Герои запутались: ненависть принимают за любовь, любовь — за ненависть…

---

Пока интеллигент рылся в карманах, Катя сквозь зубы проговорила:

— Тебе это зачем? База узнает — убьет!

— Он не узнает. А узнает — я тебя убью.

— Почему это?

— Потому что больше сказать некому. Поняла?

Катя посмотрела на Нинку и вспомнила, что она убила человека. И увидела не лицо подруги, а чужое жестокое лицо чужой жестокой женщины.

— Что ж! — сказала она громко. — Составь человеку компанию! А я, может, потом загляну. Сейчас нельзя, хозяева проверяют, собаки. И покупатели идут еще.

А Нинке глазами говорила: это я для того, чтобы он безобразничать не начал, чтобы боялся: вдруг я приду.

Нинка усмехнулась:

— Ладно уж!

Ей было смешно: она отвыкла бояться.

В квартире интеллигента, назвавшегося Ильей, Нинка увидела то, что ожидала увидеть: ветхая мебель, старый телевизор и много полок с книгами. Она рассматривала корешки, хотела завести разговор о книгах, но Илья уже разлил по стаканам вино:

— За тебя, Вера, Надежда, Любовь!

— Годится! — сказала Нинка, выплюнула на ладонь жвачку, которую до этого жевала, прилепила ее к краю стола и, чокнувшись с интеллигентом, выпила. Она видела, что он принимает ее за простушечку, и почему-то пока не хотела разрушать это его представление о себе, даже нарочно показывала себя еще проще.

— А второй на брудершафт! — торопился Илья.

— Годится, — согласилась Нинка.

Илья подошел к ней с полными стаканами, вручил ей, они переплели руки, выпили, Илья поставил стаканы и потянулся к Нинке губами. За всей его смелостью и бравадой чувствовалось какое-то внутреннее напряжение. Нинка видела, что на самом деле не такой уж он ухарь. Во всем поведении было какое-то нетерпеливое одиночество, уставшее само от себя и готовое наполниться чем угодно. Не очень приятно, конечно, быть в роли наполнителя, но Нинке почему-то стало жаль его. Он хочет почувствовать себя победителем — ладно, жалко, что ли? К тому же она устала от своей роли маленькой вампирши, ей хотелось, чтобы ее ласкали, чтобы вот именно так взяли на руки, как он сейчас, поцеловав, взял ее… И она позволила отнести себя на постель, помогла ему раздеть себя, помогла ему раздеться. Он стал ее целовать — грудь, живот, ноги, а Нинка, именно этого ждавшая и хотевшая, вдруг почувствовала жадность и нетерпение.

— Господи, ну что же ты! — сказала она.

…Потом она сидела за столом, попивала вино и слушала его рассказ о своей жизни, какую-то запутанную историю любви. Она не вникала в смысл, ей было непривычно и интересно само то, как он говорит: гладко, красиво, занимательно. Это было прикосновение к другому миру. Там не били друг друга по морде, там говорились деликатные слова, там даже письма писались друг другу, там велись по телефону между мужчиной и женщиной сложные и хитросплетенные разговоры (а не разборки вшивые!).

Все бы хорошо, но интеллигент Илья довольно быстро напился и понес чушь: что хочет удочерить Нинку (а по возрасту он ей вполне в отцы годился), чтобы воспитать ее и спасти от ужаса разврата и пьянства. Кто бы говорил о пьянстве!

Нинке стало скучно, она решила уйти.

Поднялась, погладила Илью по голове:

— Будь здоров. Лучше бы тебе спать лечь.

— Куда? Стоять! — стукнул кулаком по столу Илья.

Она пошла к двери.

Он рванулся за ней, но зацепился о край стола и упал.

Нинка посмеялась, глядя, как он елозит по полу, и ушла к Кате в ларек, чтобы не тащиться ночью до дома, и там проспала до утра на раскладушке.

Сквозь сон слышала, что мужчина еще приходил, и послала его подальше.

Прошла неделя или больше, и ей вдруг захотелось навестить этого человека.

Задумано — сделано.

Илья удивился и обрадовался. Правда, имя ее он вспомнил не сразу, но Нинка не обиделась и напомнила.

— Вы не думайте, я не пьяница, — сказал он. — Я раз в год, бывает, запиваю. Вот и…

— Да ладно, — сказала она.

Она выяснила, что он живет с матерью, но та (тоже интеллигентка!) была настолько вежлива, что в комнату Ильи даже носа не сунула. Только приготовила ужин, который Илья принес в комнату. Ничего особенного, жареная картошка с огуречно-помидорным салатом. Но Нинке стало так спокойно вдруг, так хорошо, что она и ела с удовольствием, и с удовольствием рассказывала о себе, наполовину правду (о детстве в ПГТ Рудный, о быте и нравах поселка), наполовину неправду: о том, что с ней было по приезде сюда. Она почему-то все не выходила из роли простушки провинциалки, ей это почему-то нравилось (может, потому, что она видела, что это нравится ему?). Нинка сочинила, что живет у подруги, ищет работу, учится заочно в техникуме. В общем, этакой сиротой представилась. Илья слушал с сочувствием, хотя в глазах его уже было то, что Нинке распрекрасно известно. И чтобы облегчить ему задачу, она сказала:

— А сегодня вот и с подругой рассорилась. Ночевать не приду. Пусть потревожится. Она ведь беспокоится, я знаю.

— Где же вы ночевать будете?

— Придумаю. И не зови меня на «вы», ладно?

— Ладно. Хочешь у меня переночевать?

— А мама твоя что скажет?

— Моя мама человек понимающий. А я человек взрослый.

— А спит мама крепко? Слух у нее хороший?

— Слух хороший, но спит крепко.

— Это хорошо.

— А вы… А ты что, песни петь собралась?

— Ну. Песни любви, блин! — грубовато ответила Нинка, видя, что он от этих слов моментально воспламеняется.

…Он был нежен с ней, как никто. Наконец-то Нинка почувствовала, что телу ее воздается должное: каждой ложбиночке, каждому изгибу. Наконец-то нашелся человек, который понял и оценил ее красоту. И это не догадки ее, Илья в рассеянном свете от фонаря за окном любовался ею и тихо говорил:

— Надо же, какая красавица!

А Нинка просила его рассказать о своей работе: он был журналистом, и довольно известным в городе. Но ему не хотелось: то, что ей казалось значительным и интересным, для него было привычной рутиной. Он даже говорил, что подумывает работу сменить. Только не знает на какую. Каскадером, что ли, стать? (У него был гоночный мотоцикл, что Нинку очень удивляло: солидный взрослый дядя, а гоняет на этой тарахтелке. Хотя довольно мощная тарахтелка. Он приглашал ее покататься, но Нинка боялась, что увидит кто-то из знакомых Базы, и отказывалась).

Зато много говорил вообще: о жизни, о книгах. Некоторые Нинка читала, но суждение свое стеснялась высказывать. И удивлялась, какие неожиданные стороны он находил в том, что казалось ей поверхностно понятным. Однажды она принесла ему затрепанную свою любимицу — «Отравленные любовью». Илья прочел и так высмеял ее, что Нинка хохотала до колик и поняла, что книжка на самом деле невероятно глупая, как только она ей нравиться могла?

— Смотри, — предостерегала ее подруга Катя, — доиграешься!

— В каком смысле?

— Влюбишься сдуру, вот в каком!

— Ну и влюблюсь. Он, между прочим, свободный человек, разведенный. Возьму и замуж за него выйду.

— Ага. И База вас обоих убьет.

— Пусть попробует. Что, на вашего Базу уже и силы нет?

— Он уже наш? — спрашивала Катя.

На самом деле Нинка действительно почувствовала себя почти влюбленной. И испугалась. Она знала свой характер. Она понимала, что если влюбится, то не испугается никакого Базы и все сделает, чтобы быть вместе с любимым человеком. Но это значит и его подставить под удар. Сидя одна дома, мысленно взвешивала и решала: любовь это или не любовь? И не могла решить, потому что сравнить ей было не с чем, потому что все, что было раньше, любовью она назвать не могла. Слишком рано, с тринадцати лет, она узнала плотскую сторону отношений с мужским полом (с подростками, которые были ненамного старше, а потом и с мужчинами). Для нее эти отношения стали неотъемлемой частью любой вечеринки или вылазки «на природу». И в сущности, понятия «люблю — не люблю» для нее были равнозначны «хочу — не хочу». Со Стасом было что-то вроде любви, но на самом же деле — тайное желание выйти замуж и посредством этого повзрослеть, потому что надоело, что все считают ее недомерком каким-то. Кстати, может быть, и довольно частые ее мимолетные связи с местными юношами имели в глубине ту же причину: доказать, что она женщина, женщина, женщина!

Она чувствовала, как тянет ее к Илье. И думала: все, любовь. А потом задавала себе вопрос: хотела бы она жить с ним, иметь от него детей? Нет. Значит, не любовь… И тут же неожиданно возникала мысль: хорошо, что у него нет жены или женщины, с которой он постоянно. Потому что если была бы… ох, не позавидовала бы она ей! Но, получается, она ревнует? — или готова на ревность? Значит, все-таки любит? Но он ей недавно сказал, что ревность не обязательный признак любви, а всего лишь выражение инстинкта собственничества. Очень умные слова!

И она успокаивалась и желала лишь одного: чтобы все оставалось, как есть. Жить под опекой могучего и в общем-то не окончательно противного Базы, а раз или два в неделю иметь маленькое счастье: провести тихий вечер у Ильи и спокойную, нежную ночь… И ей больше ничего и никого не хотелось в эту пору, поэтому когда однажды за ней принялся ухаживать друг Ильи Борис Борисович Берков, она восприняла это с раздражением. Тоже вроде интеллигент, а повел себя по-хамски: видит девушку в первый раз и откровенно рассматривает, и даже как бы в шутку сказал Илье: