Мария Фомальгаут - Время неместное

• Название: Время неместное
• Автор: Мария Фомальгаут
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

История доходит до начала двадцать первого века и… замирает. Почему?

Забудьте все, что вы знали о времени. Окунитесь в мир четырех измерений, где люди ездят в соседний век так же, как в соседний город. Добро пожаловать. Если пойдет кровь из носа, не бойтесь, это бывает с теми, кто путешествует во времени первый раз.

Забудьте все, что вы знали об истории. Окунитесь в мир, где люди буквально переживают взлеты и падения цивилизации, после восхождения к прогрессу падают в пучины войн. Если стреляют, бойтесь, вас тоже могут подстрелить.

Можно ли пережить взлеты без падений?

Есть ли какой-то путь из прошлого в будущее, не обагренный кровью?

Может быть, вы найдете этот путь.

---

Далеко на западе грохнуло. Мощно, сильно, земля содрогнулась, кажется. Вот-вот солнце сорвётся с неба, покатится, обрывая провода.

Переглядываемся с шофёрами.

– Атомной, вроде, рванули, – говорит мужик в соседнем жигулишке.

– Точно, – киваю, – вон как дрогнуло…

Вспоминаем, что мы живём в лучшем из миров. Злоба куда-то уходит, улетучивается. Почаще бы так рвало, глядишь, люди бы у нас подобрее и посмирнее бы были. Говорят, хрень какую-то придумали от пробок, как придумали, так и запретили.

Потому что нельзя.

Потому что прогресс.

А прогресс нельзя.

Продвигаемся ещё ненамного, по цепочке водилы передают друг другу про трамвай, в который врезалась газелька, мысленно материм водилу газельки, мысленно желаем ему…

…чш, чш, живём в лучшем из миров…

Снова звонят, снова клянусь в трубку, что буду-буду-буду-еду-еду-еду. Шеф, скотина, на работе уже, ему про пробки говорить не надо, он только театрально руками разведёт, скажет: а я что, на самолёте сюда летел?

Поток машин движется вперёд, живее, живее, неужели проскочили, да быть того не может, жму на газ… чёрт, опять встали, ну ещё бы не встали, куд-да ты вперёд меня прёшь, пшёл вон…

Торможу…

Торможу…

Ещё ничего не понимаю, ещё жму на тормоз, ещё-ещё-ещё, ну не сейчас, не сейчас, ну пожа-алуйста, остановись, мгновенье, ты прекра-асно…

Бумс.

Как я ненавижу этот звук… собачка на капоте вздрагивает, машет головой: да-да-да, попали мы, хозяин…

Смотрю на «мерин» впереди, припоминаю какие-то анекдоты, на перекрёстке «жигулёнок» врезается в «мерс», оттуда выходят крутые братки… а вот дальше я не помню. Блин, сколько анекдотов знал, всё из головы выпорхнуло, вот что значит врезался…

Собираюсь с духом.

Выхожу.

Хозяйка «мерина» несётся навстречу рассвирепевшей фурией, не могу разобрать слов за визгом, да может и нет там никаких слов, крашеные волосы, крашеные губы, визг-визг-визг…

– Да уймись уже, задолбала меня сегодня, – краснощёкий здоровяк вылезает из «мерина», шагает ко мне, – тебя, парень, сразу убить или потом?

Сзади отчаянно сигналят, чего сигналите, не видите, что ли, дорожная… надо бы треугольник выставить, только нет у меня никакого треугольника, щас, найду в багажнике ведро какое-нибудь…

– Пенёк хренов! – орёт кто-то сзади.

– Да сам ты… – водитель «мерина» разражается отборной бранью, думает, что пенёк адресован ему.

Снова грохочет.

Там, на западе.

Сильно, гулко, бу-у-м-м-м-м, грянуло стекло в какой-то высотке.

Замираем.

Все, разом.

Смотрим на запад, в ту сторону, где наше Плато плавно переходит в Склон. Смотрим на дым пожарищ и небо, затянутое пепельно-серыми тучами. Интересно, что на этот раз рвануло, ракета ядерная или что похуже.

– В лучшем из миров живём, – говорю я.

– Куда уж лучше, – хозяин «мерина» хлопает меня по плечу, – чё, с тормозами нелады?

– Ну…

– Бывает… я вот тоже так… там автобус впереди ехал, я в него… блин, сто веков уже на ней езжу, ни хрена нового не будет…

– Не будет, – киваю, – прогресс же…

– Ну чё, давай звонить, что ли…

Утешаю себя, что живём-таки в лучшем из миров, ищу в телефоне страховщика…

– Дяденьки, Турка! Турка!

Чумазая девчушка бросается к нам, тянет за рукава, да что за чёрт, совсем обнаглели цыганята…

– Иди, иди, играй, – отстраняю девчонку, она трясётся в рыданиях, да что за чёрт… Бормочет про какого-то Турку, да что за Турка, что с ним там…

– Да что с ним, ты говори нормально-то!

– Упал… у… пал…

– С крыши, что ли? Или из окошка выпал?

– Не-е… по клоуну…

– По какому клоуну?

– По кло-ону…

– По какому…

Наконец, до меня доходит. Холодеет спина: во, блин, по Склону… ну ясное дело, пацанве всякой делать больше нечего, по Склону бегать, пробраться за ограждения, за таблички ПРОХОД ЗАПРЕЩЁН, кто дальше, кто больше, а я во-он куда забежал, а я во-он куда, а я до трёхтысячного года добегал, врёшь ты всё, а я во-он какую штуку нашёл, а я вон какую штуку, меняемся?

Мы тоже так бегали. По молодости. Состязались друг с другом, кто забежит дальше всех.

Победитель, как правило, не возвращался. На следующий день в класс приходила директриса, трагическим голосом сообщала про того, кто не вернулся, ах, ах, дети, ни за что, никогда туда не ходите…

Кивали.

И ходили.

У меня до сих пор где-то патроны валяются… оттуда…

Хочу объяснить девчонке, что я занят, за-нят, пусть обратится к кому-нибудь другому, тут же спохватываюсь, что кто-нибудь другой скажет то же самое…

Сворачиваю в арку, перемахиваю ограждение, (ПРОХОД ЗАПРЕЩЁН), оказываюсь там.

Пробирает холодок, мерзёхонький, колючий, у них тут климат какой-то другой. Оглядываю склон, залитый сумеречным светом. Где-то хлопают выстрелы, рыльца пушек плюются огнём там, там, в тумане…

Где он может быть, этот пацанёнок…

Куда его чёрт занёс…

– Где он… Колька твой, или кто там?

– Та-а-ам!

Девчонка показывает куда-то, куда-то, непонятно, куда. При одной мысли, что придётся туда идти, всё внутри сжимается, как перед дверью стоматолога. Вообще, чего ради я попёрся, есть же, в конце концов, спасатели, чего я-то… А чего спасатели, можно подумать, они кого-то спасают, только руками разведут: пропал без вести…

Спускаюсь по склону. Осторожно, шаг за шагом, ноги скользят в чём-то, то ли в снегу, то ли ещё в чем. Что-то обжигает щёку, вот чёрт, я и забыл, что здесь не райские кущи… Пригибаюсь к земле, ползу на четвереньках, снег обжигает руки… у нас август, а у них снег… Девчонка вертится рядом, трещит без умолку, как они с этим Стёпкой или как его там, пошли, кто дальше, это не они, это всё Кабан решил пойти, он в седьмом классе, его все ребята слушаются, а Кабана подстрелили, а Витька этот или как его там, он там заблудился, и…

– Домой уже иди, хочешь, чтобы и тебя туда же? Иди, иди уже…

Не умею я с девчонками, сейчас бы ей шлепака хорошего дать, чтоб под пули не лезла, да потом её родители меня по судам затаскают… за сексуальные домогательства…

Ничего, поняла вроде, убралась. Кричу в дымную темноту, в лёгкую метель:

– Лёоо-о-о-шка-а-а-а!

…или как тебя там…

Детский крик. Откуда-то оттуда, из темноты, где хлопают выстрелы. Вот тебя куда чёрти занесли, поросёнок ты окаянный… Не иначе пушку какую-нибудь нашёл, или ещё чего, вот так вот таскают всю эту дрянь домой, тайком от папы-мамы, потом в газетах заголовки, подросток подорвался на гранате, которую принёс со Склона… И комменты, а-а-а, родители целыми днями на работе, сына за комп сунут, и дело с концом, вот дети и не знают, чем себя занять… вот мы в их годы… вот так же не знали, чем себя занять, так же на Склон таскались, потому что родители на работе целыми днями…

Спускаюсь по склону. Осторожно-осторожно, больно покалывает сердце, солоно-солоно во рту, так всегда бывает, когда переходишь из года в год. Из родного две тыщи пятнадцатого в две тыщи шестнадцатый, и дальше – семнадцать… восемнадцать…

На двадцать втором останавливаюсь, перевожу дух. Сердце, окаянное… да что окаянное, не создан человек для того, чтобы по временам туда-сюда ходить. Это ещё полбеды, вот когда обратно пойду, вот там будет дело, там и голову сожмёт клещами, и рвать будет…

…откуда знаю?

Как не знать, кто из нас пацанами сюда не бегал… только мы как-то нормально сюда бегали, до туманов, до метелей, подбирали оброненные перчатки, шлемы, гильзы, убегали – со всех ног – если слышали стрельбу…

А теперешние…

– Ди-и-имка-а-а!

…или как его там…

– Ту-у-ута-а-аяя-я-я-я-а-а-а-а!

Где ты тута… Куда тебя чёрт занёс… А что, интересно же вот так спуститься по склону в тёмную бездну, где хлопают выстрелы и грохочут взрывы… посмотреть, что будет там, там, в следующем году, и в последующем, и через год. И ничего, что никому никогда об этом не расскажешь, потому что иначе выдерут тебя дома, как сидорову козу, все равно… знать… что там… там…

– Гри-и-и-шка-а-а!

…или как там его…

– Я-а-а-а!

Иду на крик… чёрт бы драл пацанёнка, далеко убежал… Ладно, знаю, сам вот так бегал, потом просился к временщикам, которые уходили туда, за две тыщи двадцать пятый и дальше, дяденьки, а возьмите, дяденьки, я помогать буду, мал ещё, годиков в двадцать приходи… Дяденьки, да вы не смотрите, что мне десять, я всё умею…

Потом уже, лет в двадцать, мыкался в поисках каких-то работ, кто-то на бирже труда вякал, вот, временщиков не хватает, я фыркал презрительно, я что, дерьмо съел, во времени ковыряться?

Две тыщи тридцатый…

…тридцать первый…

…тридцать третий…

На тридцать четвёртом сердце сжало клещами, подкатили спазмы, хотелось тошниться, не тошнилось, лучше бы вывернуло наизнанку, легче бы было…

Снова обожгло щёку, вот с-сука… падаю в снег, ползу, где ты, Витька, или как тебя там, найду, бошку оторву к хренам собачьим…

Натыкаюсь на кого-то, чёрт, сейчас прихлопнет меня как муху.

– Простите… я… мальчика потерял…