Мартина Боргер - Кошачьи язычки

• Название: Кошачьи язычки
• Автор: Мартина Боргер
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-389-00482-5

Три закадычные подружки — Додо, Нора и Клер — знакомы еще со школы, с детства, проведенного в захолустном Пиннеберге. Во взрослой жизни они живут в разных городах, работают в разных сферах, общаются с разными людьми и интересуются совершенно разными вещами. И все же каждый год они встречаются, чтобы вместе отправиться в небольшое путешествие — по родной Германии или за границу. Эти вылазки — своего рода лакомство, подобное знаменитым шоколадным наборам под названием «Кошачьи язычки», которые они дружно обожали, когда были маленькими.

Очередная поездка начинается, как всегда, в радостной суматохе. Ни одна из подруг еще не знает, что привычное развлечение, окрашенное в умильные ностальгические тона, обернется настоящей драмой, когда по стечению обстоятельств печальные и даже преступные тайны выйдут на свет.

---

Стоял ужасно душный вечер жаркого лета 96-го. Я надела легкое шелковое платье без рукавов, которое сразу же облепило все тело, и я чувствовала себя липкой и потной. Шраде распахнули в доме все окна и двустворчатую дверь в сад. Уже издалека были слышны голоса гостей и чудесная веселая музыка, — когда мы с Ахимом вошли в комнату, кажется, играли Гершвина.

Сначала я ничего не заметила. Я протянула Шраде подарок, Ахим вручил фрау Шраде цветы, большой бело-розовый букет живокости из нашего сада, мы выпили по бокалу шампанского. Потом Шраде взял меня под руку. «Хочу представить вам своего молодого коллегу, — сказал он и повел меня к роялю. — Впрочем, полагаю, вы уже знакомы».

Молодым коллегой оказался Лотар. Он не перестал играть, когда я встала с ним рядом.

— Вы ведь вместе учились в школе? — спросил Шраде.

Я недоверчиво уставилась на Лотара. Он коротко кивнул, взглянул мне в глаза, улыбнулся и сказал: «Нора». Ни возгласа радости, ни удивления, ни вопросов. При этом он продолжал играть — фантастически, потрясающе. Стоявшие рядом гости интересовались, не пианист ли он, а он улыбался.

Конечно, я помнила, что в школе он занимался музыкой и одно время даже был одержим мыслью и дальше учиться фортепиано. Но я никогда не слышала, как он играет. У Шраде он играл без нот, почти не глядя на клавиатуру. Его взор был устремлен наружу, в темный сад, руки танцевали по клавишам, а лицо оставалось невозмутимо приветливым.

Я весь вечер смотрела на него и не могла насмотреться. Я заставляла себя приветствовать других гостей, отвечать на вопросы и весело болтать, но глаза сами поворачивались к нему, словно притягиваемые магнитом, и я испугалась, потому что это могли заметить. Не только другие, но и он.

Если бы тридцать лет назад кто-нибудь сказал мне, что Лотар произведет на меня такое впечатление, я бы только рассмеялась. В моем мире он просто существовал, не играя в нем никакой роли. Я считала его довольно милым, он всегда ко мне хорошо относился, но открытые проявления его симпатии мне не нравились и порядком докучали, как и его прыщи, и неуклюжие попытки сблизиться со мной.

Он был очень высокий, верных метр девяносто, широкоплечий, с большими ногами. Волосы густые, аккуратно подстрижены и без намека на седину. Темный костюм, дорогие ботинки. Лицо загорелое, и только пара шрамов напоминала о старых проблемах, но теперь даже эти изъяны показались мне эротичными. Он первоклассно играет в теннис, бормотала фрау Шраде, а жена у него — просто очарование.

Его жена. Он женат, конечно. И счастлив, об этом тоже не раз упоминалось. Ее звали Натали, на десять лет моложе его, а значит, и меня, работает фотографом, мила, charmante, Ахим был очарован ею с первого взгляда. Я наблюдала за ними около часа, они стояли в дверях, ведущих в сад, и оживленно беседовали, пока я застыла возле рояля, рядом с Лотаром. Меня окружало хорошее общество — большинство женщин сгрудились там, не одну меня он притягивал как магнитом. В свете, падающем прямо на него, я разглядела у него на шее пушистые волоски, выгоревшие на солнце, и почувствовала непреодолимое желание погладить их рукой, у меня прямо-таки пальцы зачесались, я отвернулась и отошла на несколько шагов.

Уже позже, во время десерта, мы вместе сидели за столом, и он со мной заговорил. Не помню точно, о чем он рассказывал. Наверное, о своей практике в Эппендорфе и о том, как две недели назад на конгрессе случайно столкнулся со Шраде. Я смотрела на него и старалась придать своему лицу невозмутимое выражение, а сама все время думала: «О Боже…»

За все время брака мне до этого ни разу не приходила в голову мысль о другом мужчине. Я была счастлива с Ахимом. Все у нас ладилось, и в постели тоже. А теперь я сидела с человеком, которого знала с детства, и страстно желала одного — чтобы он коснулся меня. Никогда раньше я не переживала ничего похожего на плотское влечение подобной силы, никогда — со дня первой встречи с Ахимом. Я смотрела на рот Лотара и думала, какая у него нижняя губа — одновременно мягкая и твердая, разглядывала кончик его языка, который он слегка высовывал, наливая мне вино.

В половине первого Ахим засобирался домой, ему предстоял напряженный день в конторе. Прощаясь, я все надеялась, что Лотар предложит нам встретиться вчетвером, пригласит нас в гости, но он ничего не сказал. Конечно, я могла взять инициативу на себя, Ахим обрадовался бы новой встрече с красивой женой Лотара, но меня остановила одна мысль. Наверное, в глубине души я боялась его, его неотразимого обаяния. Меня неудержимо тянуло к этому мужчине, и это меня пугало.

И хотя мы оба устали, и Ахим, и я, в ту ночь мы спали вместе. Но в моем одурманенном алкоголем сознании не он, а Лотар ласкал меня. Я обняла Ахима и прикоснулась к его затылку, чтобы погладить нежный пух, неотступно стоявший у меня перед глазами. Но мои пальцы ничего не ощутили.

Клер

Каждый раз поражаюсь, как быстро действует «Ленц-9», и про себя восхищаюсь химиками, сотворившими это маленькое чудо. Мы с Додо сидим в вестибюле под искусственными пальмами и ждем Нору — вот уже шестнадцать минут. Я чувствую, что готова одним махом разнести в клочья эту проклятую дешевку. Я должна держаться. На сегодня — максимум две штуки. Нельзя впадать в зависимость, ни в коем случае нельзя. Сколько я приняла вчера? Но вчера был особенный день, сегодня будет легче. Моя душа надежно защищена бронежилетом.

Не могу больше ждать. Надо выйти на улицу, прогуляться по этому чужому городу. Чтобы почувствовать, будто я сижу в кинотеатре и вижу себя на экране. Может быть, все люди только и делают, что смотрят кино про себя, а настоящей реальности никто не знает.

— Пошли! — говорю я, хватаю Додо под руку и тащу ее к двери.

Она надувает щеки:

— А Нора?

Я для проформы бросаю взгляд на часы.

— Кто не успел, тот опоздал, — отвечаю я. — Признайся, ты тоже не в восторге от ее культурной программы, разве нет? Лучше пробежимся по магазинам.

Этот аргумент действует на нее безотказно.

Она чмокает меня в щечку, мы ускоряем шаг и выскакиваем на улицу.

Додо

В этом городе шагу не ступишь, чтобы не наткнуться на Божий храм, аж дурно делается. Нора непременно протащит нас по всем церквушкам, ни одной не пропустит, Библия — ее путеводитель. Мы прождали ее двадцать минут, но она так и не явилась, чихать она на нас хотела, небось, час болтала с Ахимом по телефону, а сейчас приткнулась в ближайшем кафе и составляет интенсивную культурную программу. Лучше бы пользовалась моментом — успела бы, пока нас нет, посетить пару кошмарных часовен или замшелых склепов. И возблагодарить Господа за своего ненаглядного Ахима.

В последние годы она стала жутко религиозной, понятия не имею, что с ней случилось. Когда нам было по тринадцать и нас заставляли ходить на эти занудные подготовительные занятия перед конфирмацией — раз в неделю целых два года, — она вместе с нами с удовольствием их прогуливала. Если Тидьены и Баке нас уличали, я всегда могла придумать отмазку — и никто к нам не вязался. А когда мы придумали бросить в церковную сумку для сбора денег что-нибудь смешное — и уж конечно не пуговицу, — она стащила у Папашки визитку одного клиента, бургомистра из Реллингена, подделала на ней подпись и накарябала: «Взял взаймы 3 марки до шестого воскресенья после Троицы». Как же мы хохотали над этой шуткой.

Не спрашивая Ледяную принцессу, я повторяю заказ — надо набраться сил для вечера. У них тут пятьдесят сортов можжевелового джина — пятьдесят! — подумать только. Кроме того, на террасе перед кафе стоит электрокамин, можно посидеть, несмотря на собачью погоду. У Клер в глазах это ее специфическое мне-все-фиолетово-выражение, взгляды проходящих мимо типов стекают с нее, как капли уксуса со сваренного вкрутую и только что очищенного яйца. Поглядывая на свои драгоценные пакеты с покупками, я размышляю, что бы такое написать в открытке для Фионы — тепло и в то же время оригинально, она ведь ждет от меня весточки, хотя, пока открытка дойдет до Кельна, я сама успею вернуться, впрочем, это не важно.

Она начала задавать вопросы о своем отце: где живет, чем занимается? Я ни в коем случае не должна допустить, чтобы она учинила собственный розыск, потому что знаю, чем это кончится: в один прекрасный день она без моего ведома напишет ему письмо, с указанием адреса и имени отправителя, как я ее учила. И тогда разразится катастрофа.

Я непременно должна исхитриться, чтобы она довольствовалась его случайными визитами. Есть дети, у которых нет отцов, у некоторых отцов уводят церковные мыши, а у других отцы вешаются, как, например, Вальтер Баке, окончательно запутавшийся в своих строительных делах. Если уж распоряжаешься колбасой, изволь ловко нарезать кружочки потолще, бери себе и щедро делись с другими, — тут отведи площадку под строительство промышленного поселка, там разреши провести Tangente,[6] как они, маскируя неприглядную суть, это называли, через старинный квартал. Ма всегда безумно этим возмущалась. Город скоро не узнаешь, говорила она. Останутся одни торговые монстры вроде «Карштадта» и «Йос-Шмидта» да закусочные быстрого обслуживания. В восьмидесятые, когда пришла мода на этот чертов псевдоуют, и вовсе началось нечто несусветное, принялись лепить — здесь эркер, там фронтон, — и все не к месту, все невпопад. Я никогда не была так уж повернута на архитектуре, но Ма, которая выросла в этом городе, все вспоминала времена, когда он еще имел собственное лицо. Раньше он согревал сердце, повторяла она, а теперь Пиннебергом правит мафия. Она никогда не называла имен, но я готова поклясться, что и старик Тидьен, и Баке, они оба приложили к этому руку, оба участвовали в большой распродаже и всегда действовали заодно.