Мартина Боргер - Кошачьи язычки

• Название: Кошачьи язычки
• Автор: Мартина Боргер
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-389-00482-5

Три закадычные подружки — Додо, Нора и Клер — знакомы еще со школы, с детства, проведенного в захолустном Пиннеберге. Во взрослой жизни они живут в разных городах, работают в разных сферах, общаются с разными людьми и интересуются совершенно разными вещами. И все же каждый год они встречаются, чтобы вместе отправиться в небольшое путешествие — по родной Германии или за границу. Эти вылазки — своего рода лакомство, подобное знаменитым шоколадным наборам под названием «Кошачьи язычки», которые они дружно обожали, когда были маленькими.

Очередная поездка начинается, как всегда, в радостной суматохе. Ни одна из подруг еще не знает, что привычное развлечение, окрашенное в умильные ностальгические тона, обернется настоящей драмой, когда по стечению обстоятельств печальные и даже преступные тайны выйдут на свет.

---

Тогда мне и пришла идея этих поездок. Только мы трое, и всего на пару дней. Устроить себе передышку, прежде всего для Додо. Я все организовала втайне и даже Клер поначалу ничего не сказала. Я пересилила себя и пошла к матери Додо, уговорила ее посидеть с малышкой, долго думала, куда бы нам двинуть, и остановилась на Барселоне, потому что знала, как Додо любит юг. Я забронировала отель и билеты на самолет, а потом огорошила их обеих. Что им оставалось? Только собрать чемоданы.

Клер сначала ломалась, только несколько месяцев спустя я узнала, что ей предстоял развод, да и Додо ни за что не хотела никуда ехать. Наверное, ей было неприятно, что это я ее пригласила. Уж как я ее уговаривала! И только когда Клер по моей просьбе заявила, что оплатит Додо дорогу, та дрогнула. Мы провели в Барселоне потрясающую неделю. Октябрь 89-го. Прекрасная погода, мы щеголяли в платьях с короткими рукавами. В газетах мы читали о событиях в ГДР, но все это казалось таким далеким, хотя не могло не волновать. Я вроде бы не имела отношения к этой стране, ее вообще не существовало в моем мире, в лучшем случае я воспринимала ее как некое фантомное образование, на которое политики тратят свое время, Берлин для меня лежал в каком-то безвоздушном пространстве, а Европа кончалась минным полем. И вдруг я вдохновилась идеей воссоединения со своими братьями и сестрами, и Клер с Додо тоже следили за событиями с большим интересом. Никто из нас тогда и не думал, что воссоединение и в самом деле произойдет. Потому что, хотя — видит Бог — нас упорно пичкали этим словом, до сих пор оно для нас ничего не значило. Короче, наша первая совместная поездка стала выдающейся во всех смыслах.

Потом я постаралась, чтобы они повторялись снова и снова. Годом позже мы отправились в Милан, который кишмя кишел восточными немцами; после падения стены они рассеялись по всему миру. На каждом углу я слышала саксонскую речь. Год спустя мы съездили в Лондон, потом — в Прагу, в Веймар и Иен, потом — в Амстердам. Жалко только, что наши путешествия становились все короче и неделя ужалась до четырех дней. Но мы все-таки выбирались, хотя в остальные месяцы виделись друг с другом редко, от случая к случаю.

С Клер мы, по крайней мере, регулярно перезваниваемся. Она, конечно, объявляется на Рождество и в мой день рождения. С Додо все гораздо сложней. Вечером ее невозможно застать дома. Чаще всего я попадаю на очередную няню Фионы, прошу передать, что звонила, но это ни к чему не приводит. Возможно, эти вечно недовольные девицы-неумехи просто забывают это делать. Впрочем, это не имеет никакого значения, после тридцати лет ничто не сокрушит нашу дружбу. И у Додо нет никаких причин испытывать неловкость из-за той старой истории. Почему все-таки она избегает смотреть мне в глаза?

— Додо!

— Что? — отозвалась она.

— Не хочешь чокнуться со мной? — спросила я. — Всего один раз. Я торжественно клянусь, что это будет первый и последний тост за все путешествие. — Я поднимаю бокал.

Она медлит, а потом глядит на меня в упор.

— Ну ладно, — говорит она. — Выпьем за сегодняшний вечер. Никто не против? А вообще говоря, что-то я устала. Может, двинем потихоньку?

Клер

Постель действительно свежая, абсолютно белая, мне, пожалуй, удастся поспать. Я — никакая, слишком много выпила, как, впрочем, и остальные.

Не в пример еде вино оказалось хорошее. Я тщательно его выбирала, хотела, чтобы в этот первый вечер мы пили нечто совершенно особенное. Додо все равно, она пьет все что нальют, а Нора предпочитает вина позднего урожая, самые лучшие и дорогие, как учил ее отец. Старик Тидьен, конечно, сам ничего другого в рот не брал, истинный консерватор — во всех отношениях.

В сущности, я не питала к нему неприязни, меня он никогда не доставал. «А, это малышка Баке — ну, играйте, девочки», — говаривал он. Но однажды, в разгар занятий, вдруг позвонил мне, не поставив Нору в известность. Уговаривал стать крестной матерью его первого внука, Даниеля. Нора будет тяжело переживать мой отказ, сказал он. Неужели экскурсия во Францию важней для меня, чем многолетняя дружба с его дочерью?.. Он задействовал все риторические приемы, даже предложил на три дня прервать поездку и быстренько смотаться из Франции в Гамбург и обратно, все расходы, он, разумеется, брал на себя, для Норы ему ничего не жалко. Мне едва дурно не стало, я же выдумала эту экскурсия ради отговорки. Одного слова «Пиннеберг» мне хватало, чтобы понять: я скорее умру, чем вернусь туда за чем бы то ни было. Заботу Нориного отца о счастье дочери я понимала и одобряла, но помочь ему ничем не могла.

Лишь спустя много лет, когда ни госпожи Тидьен, ни господина Тидьена уже не было в живых, я почувствовала себя в силах снова посетить пресловутое место событий. Нора прожужжала мне все уши, на сей раз — о предстоящей конфирмации Даниеля, теперь мы встречались во время наших путешествий, и я догадывалась, с каким удовольствием она познакомила бы меня и Додо со своей образцовой семьей. Что ж, теперь могу, сказала я себе, теперь я достаточно сильная. Прошедшее казалось мне далеким, даже развод уже не пугал, я пять лет в одиночку тянула галерею Давида и чувствовала себя вполне уверенно. Я тщательно подготовилась, голову себе сломала, подбирая подарки, даже придумала отговорку, чтобы не идти на мессу: ближайшая церковь находилась на Розенхоф, где все еще жила Сюзанна.

Когда я по телефону рассказала Додо о своем плане, она пришла в ярость. Она решила, что я ее предаю, но я попыталась все разумно ей объяснить. Не насторожится ли Нора, если мы будем постоянно отклонять ее приглашения? «Я еду к ней в первую очередь для того, чтобы у нее не возникло никаких подозрений. Я для нее то же, что и ты. Понимаешь, что я имею в виду?»

Додо не понимала. Ладно, ты знаешь, что делаешь, сказала она наконец. Что до нее, то у Фионы немедленно разыграется очередное воспаление среднего уха. На том мы и расстались.

Я поехала в Пиннеберг и горько пожалела об этом. Это место надо обходить стороной, как чумное.

При этом Нора приложила все усилия, чтобы мне было хорошо и я не слышала ее жалоб: непросто организовать семейное торжество за три дня, да так, чтобы красивый фасад как-нибудь не рухнул. С сыном они вечно о чем-то спорили, а дочка, эта Мириам, оказалась избалованной до предела, между собой дети тоже вечно ссорились — как кошка с собакой, а Нора поселила их в одной комнате, откуда без конца доносились крики и рев, но, наверное, это нормально для семьи, где есть дети.

Ахима я всячески избегала. Мой визит не мог его обрадовать. В понедельник утром я сидела в столовой с его старым отцом, и тут он вошел попрощаться. Мы даже не подали друг другу руки, и он сказал: «Ты — воплощенная благопристойность, Клер. Рад был повидаться». Он лгал, он боялся меня. Нора, впрочем, до самого вечера того понедельника все надеялась, что среднее ухо Фионы придет в норму и Додо появится. Она запланировала провести с нами еще два дня, и я не спешила ее разочаровывать.

Больше двадцати лет между ними двумя я находилась в положении канатоходца. Прежде чем открыть рот, приходилось десять раз подумать. Я приучила себя говорить по возможности на нейтральные темы и далеко обходить опасные зоны. И я очень рада, что сегодняшний вечер не омрачен никакими недоразумениями, хотя Додо изрядно набралась, и я побаивалась, как бы чего не вышло. Она бывает агрессивной, и тогда непросто привести ее в чувство, но все обошлось.

Только бы удалось заснуть. Или просто отключиться, чтобы в голове остались только приятные мысли. Первое время мне это удавалось с Филиппом, я обнимала его, прижимала голову к его спине и успокаивалась. Когда мне снился страшный сон и я просыпалась разбитой, он утешал меня, гладил, пока я снова не засыпала. Наша спальня была моей крепостью, твердыней, я была уверена, что уж здесь-то со мной ничего не случится. Так я когда-то думала. Как же я была близорука!

День второй

Додо

Ну конечно, я снова проснулась с тяжелой головой, обычное дело в последние два месяца. Ненавижу это состояние, из которого выбираюсь ценой большого напряжения. Сизифов труд, каждое проклятое утро — заново, и я спрашиваю себя, почему со мной это происходит — почему вот так разом все трещит по швам. И как это другие идут по жизни без проблем, все преодолевают шутя, пальцем не пошевелят, а квартира оплачена, и счета за отопление тоже, и еда в доме всегда есть. Взять хотя бы Нору. Трудно представить себе, чтобы она каждый раз заливала только жалкие десять литров, а ведь бывает, цена на бензин подскакивает за ночь. И вот стоишь на заправке, а в кармане у тебя ровно сотня, а тебе позарез надо в город, потому что ребенку требуются новые джинсы. Он растет, черт побери! Охотнее всего я осталась бы в постели, и натянула бы одеяло на лоб, и заснула бы, чтобы проснуться годика через три, и — оп-па! — у меня прибыльная работа, и домик с садиком, и богатенький парень на крючке. Он носит меня на руках, и в постели — first class, и забрасывает Фиону шикарными шмотками… Эти дешевые жестяные джинсы от «Альди» — такая дрянь, но что я могу поделать.