Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 4. Произведения севастопольского периода. Утро помещика

• Название: Полное собрание сочинений. Том 4. Произведения севастопольского периода. Утро помещика
• Автор: Лев Толстой
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1935

---

— Да развѣ ты не свободенъ? — перебилъ Николинька, съ участіемъ вглядываясь въ одушевленное и грустное выраженіе лица своего друга. —

— А отецъ? — отвѣчалъ онъ скороговоркой, — вѣдь я еще ребенокъ, я ничего не имѣю. Мое назначеніе шляться по баламъ, дѣлать визиты и числиться въ какомъ-то Министерствѣ, въ которомъ я не умѣю, не хочу и не могу быть на что-нибудь полезенъ. Отецъ никакъ не хочетъ понять, что мы живемъ ужъ не въ его время, что меня не можетъ удовлетворить то, что удовлетворяло его, когда онъ былъ молодъ, что я не могу жить безъ цѣли цѣлый вѣкъ. Положимъ, что меня никто не принуждаетъ увлекаться тѣмъ, чѣмъ я увлекаюсь, но это дѣлается невольно; дайте мнѣ свободу и самостоятельность, а не держите, какъ ребенка, и я бы, можетъ быть, могъ быть такимъ-же хорошимъ и полезнымъ человѣкомъ, какъ и ты.

Николинька молчалъ: ему пріятно было видѣть въ своемъ другѣ это жаркое сочувствіе къ избранной цѣли его жизни, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ зналъ, что это сочувствіе только минутное; онъ зналъ, что Ламинскій былъ одинъ изъ тѣхъ людей, которые влюбляются въ мысли такъ же, какъ другіе влюбляются въ женщинъ. Въ первую минуту увлеченія они не только не сомневаются въ ея безусловной истинѣ, но и не воображаютъ возможности противорѣчія въ приложеніи ея. Они любятъ ее, какъ женщину, со слезами и полною вѣрою въ ея непогрѣшительность и такъ же, какъ женщинѣ, измѣняютъ ей для другой и отъ восторга вдругъ переходятъ къ равнодушію. Увлеченіе ихъ бываетъ такъ сильно, что не можетъ быть продолжительно, и такъ отвлеченно, что никогда оно не заставляетъ чѣмъ-нибудь положительнымъ жертвовать для него. — Такъ Ламинскій приходилъ въ искренній энтузіазмъ отъ каждой новой благородной мысли, которая съ дѣтства приходила въ его голову, а продолжалъ съ большимъ порядкомъ и успѣхомъ вести самую свѣтскую жизнь, противуположную всѣмъ тѣмъ мыслямъ, которыя приходили ему. Было ли это сомнѣніе въ своихъ силахъ, привычка къ разладицѣ между мыслями и поступками? Богъ знаетъ. Вѣрно только то, что это не было притворство, и Николинька зналъ это.

II. ПРЕДИСЛОВІЕ НЕ ДЛЯ ЧИТАТЕЛЯ, А ДЛЯ АВТОРА.

Главное основное чувство, которое будетъ руководить меня во всемъ этомъ романѣ, — любовь къ деревенской помѣщичьей жизни. — Сцены столичныя, губернскія и кавказскія всѣ должны быть проникнуты этимъ чувствомъ — тоской по этой жизни. Но прелесть деревенской жизни, которую я хочу описать, состоитъ не въ спокойствіи, не въ идилическихъ красотахъ, но въ прямой цѣли, которую она представляетъ, — посвятить жизнь свою добру, — и въ простотѣ, ясности ея.

Главная мысль сочиненія: счастіе есть добродѣтель.

Юность чувствуетъ это безсознательно, но различныя страсти останавливаютъ ее въ стремленіи къ этой цѣли. И только опытъ, ошибки и несчастія заставляютъ, постигнувъ цѣль эту сознательно, единственно стремиться къ ней и быть счастливу, презирая зло и спокойно перенося его. На этомъ основаніи и романъ долженъ дѣлиться на 3 части. — Благородное, но неопытное увлеченіе юности, ошибки и увлеченіе страстями. Исправленіе и счастье. Побочныя мысли: главныя пружины человѣческой дѣятельности 1) добрыя: а) добродѣтель, б) дружба, с) любовь къ искуствамъ; 2) злыя: а) тщеславіе, б) корысть, с) страсти: а′) женщины, б′) карты, с′) вино.

(Отрицательная мысль: любовь, въ романахъ составляющая главную пружину жизни, въ дѣйствительности — послѣдняя).

П[обочная] м[ысль]: какъ трудно — дѣлать добро и какъ его нужно делать.

Главныя лица.

1) Герой. Человѣкъ добрый, благородный и восприимчивый, увлекающійся всѣмъ и до того пылкой, что даже добрыя начала приносятъ вредъ ему.

2) Представит[ельница] добродѣтели и дружбы (ея прошедшее) старая дѣва, тетка его невѣсты (представительницы любви ко всему изящному и первая любовь его).

3) Его невѣста.

4) Представитель тщеславія помѣщикъ (неразобр.).[100]

5) Представитель любви къ изящ[ному] и дружбы, тщеславія Костинь[ка].

6) Предст[авитель] корысти помѣщикъ Тартюфъ[101] (Воейко́въ).

7) Пред[ставитель] корысти молодой чиновникъ, хочетъ жениться на его невѣстѣ.

8) Представ[итель] страстей деревенскій (Воейковъ).

9) Представ[итель] стра[стей] горо[дской] Озеровъ.

10) Представ[ительницы] тщеславія его тетушка городская и ея сестра.

Обѣдня въ тройцынъ день. Знакомство съ[102] Воейков[ымъ].

Описаніе к[нязя], обходъ деревни. Пріѣздъ[103] К.

Знакомство съ Предвод[ителемъ]. Тяжба.

Тетка его невѣсты не понимаетъ немного насмѣшливаго, хотя и добродушнаго, взгляда молодежи на чувства и боится за любовь своей племянницы. —

Полагая найдти мудрость въ совѣтахъ стариковъ-мужиковъ, онъ ошибается. Мудрость ихъ можетъ быть ощутительна только въ постоянномъ сожитіи, такъ какъ она состоитъ единственно въ хладнокровіи, безстрастіи.

III. * [ВАРИАНТ ПЕРВЫХ ГЛАВ ПЕРВОЙ РЕДАКЦИИ «РОМАНА РУССКОГО ПОМЕЩИКА».]

Глава 1. Деревенская церковь.

Съ семи часовъ утра слышался благовѣстъ съ ветхой колокольни Николакочаковскаго прихода, и пестрыя веселыя толпы народа по проселочнымъ дорогамъ и сырымъ тропинкамъ, вьющимся между влажными отъ росы хлѣбомъ и травою, приближались къ церкви.

Пономарь пересталъ звонить и, вперивъ старческій, равнодушный взоръ въ пестрыя групы бабъ, дѣтей, стариковъ, столпившихся на кладбищѣ и паперти, присѣлъ на заросшую могилку. Отецъ Поликарпъ, отвѣчая поднятіемъ шляпы на почтительные поклоны разступавшихся прихожанъ, прошелъ въ церковь; народъ вслѣдъ за нимъ, набожно кланяясь и крестясь, сталъ проходить въ середнія двери. — Сѣдой, горбатый дьячокъ пронесъ въ алтарь кофейникъ съ водой и кадило, высокій бѣлоголовый мужикъ, постукивая гвоздями огромныхъ сапоговъ и запахивая новый армякъ, вышелъ изъ толпы и, встряхивая волосами, съ свѣчкой подошелъ къ иконѣ, грудной ребенокъ заплакалъ на рукахъ у убаюкивающей его молодой крестьянки, въ алтарѣ послышался мѣрный, изрѣдка возвышающійся голосъ отца Поликарпа, читающаго молитвы, молодой безбородой крестьянскій парень вдругъ быстро сталъ креститься и кланяться въ поясъ. —

Начались часы. —

Отставной Священникъ, дряхлый Отецъ Пименъ, въ старомъ плисовомъ подрясникѣ, слѣпой Тихонъ въ желтомъ фризовомъ сюртукѣ, бывшій княжеской дворецкой бѣлый, какъ лунь, Григорій Михайлычь въ палевыхъ короткихъ панталонахъ и синемъ фракѣ; всѣ стояли на своихъ обычныхъ мѣстахъ въ олтарѣ и у боковыхъ дверей… На правый клиросъ прошли сборные пѣвчіе. Толстый бабуринскій прикащикъ въ глянцовитомъ сюртукѣ и голубыхъ шароварахъ, его братъ золотарь Митинька, рыжій дворникъ съ большой дороги, Телятинской буфетчикъ и два мальчика въ длинныхъ нанковыхъ сюртукахъ — сыновья Отца Поликарпа, прокашливались и перешептывались на клиросѣ. —

Передъ концомъ часовъ толпа заколебалась около дверей, и изъ за торопливо и почтительно сторонившихся мужичковъ показался высокій лакей въ нанковомъ сюртукѣ, который, лѣвой рукой поддерживая женскій салопъ, правой толкалъ тѣхъ, которые не успѣвали дать ему дорогу. За лакеемъ шли господа: Телятинской помѣщикъ Александръ Сергѣевичь Облесковъ, дочь его 12-ти лѣтняя румяная дѣвочка въ пуколькахъ, панталончикахъ и козловыхъ башмачкахъ со скрипомъ и жена его — высокая, худая и блѣдная женщина съ добрымъ выраженіемъ лица, <ежели бы къ нему не присоединялось выраженье какой-то апатіи и безсмысленности>. Александръ Сергѣичь былъ человѣкъ, на видъ, лѣтъ 30 (хотя ему было гораздо больше), немного ниже средняго роста, тучный, полнокровный и довольно свѣжий. — Лицо его было одно изъ тѣхъ лицъ, которыя кажутся эфектными изъ далека, но которыхъ выраженіе трудно разобрать подъ украшеніями, покрывающими ихъ. Высокій и широкій галстухъ съ пряжкой назади скрывалъ его шею, часть подбородка и скулъ, черноватые бакенбарды, доходившіе отъ зачесанныхъ до самыхъ бровей и загнутыхъ маслянныхъ висковъ до краевъ рта, закрывали его щеки, а золотые очки съ 4 синими стеклами скрывали совершенно его глаза и переносицу. Открытыя же части его физіогноміи: высокій, гладкій и широкій лобъ, небольшой правильный носъ съ крѣпкими ноздрями и крошечный какъ будто усиленно сложенный ротикъ съ красными тонкими губами, носящими почему-то особенное выраженіе губъ человѣка, только что обрившаго усы — были не лишены пріятности.

Александръ Сергѣевичь, оставивъ жену и дочь около амвона, скромной, но и не лишенной достоинства походочкой, прошелъ въ алтарь и, поклонившись Священнику, сталъ около двери. — Часы кончились, и уже много пятаковъ и грошей изъ узелковъ въ клетчатыхъ платкахъ и мошонъ перешло въ потертый коммодъ, изъ котораго сѣдой отставной солдатъ выдавалъ свѣчи; и свѣчи эти вмѣстѣ съ теплыми молитвами простодушныхъ подателей уже давно свѣтились передъ иконами Николая Чудотворца и Богоматери, a обѣдня все не начиналась. Отецъ Поликарпъ ожидалъ молодаго Красногорскаго помѣщика — Князя Нехлюдова. <Онъ привыкъ ожидать его батюшку и еще стараго князя и княгиню, поэтому не могъ допустить, чтобы красногорский помѣщикъ, самый значительный помѣщикъ въ его приходѣ, могъ дожидаться, или опоздать.> Горбатый Дьячокъ, уже нѣсколько разъ выходившій на паперть посмотрѣть, не ѣдетъ-ли вѣнская голубая коляска, въ которой онъ полвѣка привыкъ видѣть Красногорскихъ Князей, снова продрался сквозь толпу и, защитивъ рукою глаза отъ яркаго Іюньскаго солнца, устремилъ взоръ на большую дорогу.