Елена Старыгина - Зарево

• Название: Зарево
• Автор: Елена Старыгина
• Жанр: Русская классическая проза

---

Дмитрий был прав. Константину не любы были забавы его сверстников, ему больше нравилось проводить время за чтением книг или пропадать в церкви, где просвирницей служила мать, слушая светлые молитвенные пения и разглядывая написанные маслом лики святых, наблюдая, как пляшут веселые огненные язычки на восковых свечах.

Для себя он давно решил, что пойдет по пути, которым шел его отец. Ему казалось, что быть с Богом - его предназначение, и когда в церкви Костя глядел на любимую икону святого Кирилла, он будто слышал, что губы старца шепчут ему: "Живи в молитве".

Достигнув того возраста, когда можно было начинать учебу в духовном училище, Константин сказал матери: "Это мое. Я буду учиться там".

Вятское духовное училище, куда поступил Костя, представляло собой

большое трехэтажное каменное здание. Располагалось оно на крутом берегу реки Вятки, а лицевым фасадом было обращено на городскую площадь Александро-Невского собора. Рядом с училищем стояли каменный двухэтажный дом для смотрителя и его помощника и деревянный - помещение для училищной больницы.

Местоположение училища было весьма удачно - с одной стороны площадь Александро-Невского собора открывала вид на самую красивую часть города, с другой - крутой берег реки давал возможность окинуть взором всю обширную, покрытую хвойными лесами заречную часть Вятки.

В нижнем этаже училищного корпуса помещались раздевальная, поварская, хлебная; в среднем и верхнем этажах - спальные комнаты.

В лютые стужи из-за обилия окон и неаккуратных топок голландских

печей училище было похоже на холодный чулан, куда сердитый отец закрывает нашкодившего ребенка. Ученики, чтобы разогреться немного, в свободные от занятий часы любили сиживать в поварской или пекарне.

Правда, хлебнику Мокею Афанасьевичу совсем не нравились нежданные гости,и, разогняя их, он, для острастки, замахивался мучным мешком, а иной раз, хватал какого-нибудь зазевавшегося по спине, оставляя на ней белый след.

Костиным излюбленным местом был светлый училищный храм. Он охотно посещал его и в праздники, и во время богослужений, и во время вечерней молитвы перед сном.

В училищном храме служили иеромонахи из Трифонова монастыря, которые часто менялись. Одного из них, с грубым, громким голосом, отца Павлиния, Костя недолюбливал и побаивался. Его седая голова и огромная шевелюра внушала страх не только Константину. О Павлинии шла молва, что силою своей молитвы он мог изгонять бесов из бесноватых, привозимых к нему в Вятку с разных сторон для исцеления перед ракою преподобного Трифона.

Время, проведенное в училище, было дорого Константину. Позднее, учась в духовной семинарии и получая от учебы там не меньшее удовольствие, Константин все же с особою теплотой вспоминал и холодные зимние училищные вечера, и сердитого Мокея, и училищный хор, который пользовался большой популярностью у городской публики.

Костя потянулся, пора идти. Мать заждалась, наверное, да и братья, должно быть, приехали. Редко теперь доводилось собираться им всем вместе в родном доме. Николай и Александр имели свои приходы, и времени на разъезды у них не оставалось. Сегодня же особый случай - окончание Константином духовной семинарии.

Извилистая тропинка, тянувшаяся средь поля, выходила прямо к дому Селивановских. Старый и неказистый, он давно покосился, но смотрел на деревню всегда чистыми веселыми оконцами, в которых костерками пылали красные пышные герани.

Лизавета хлопотала на кухне: она доставала из печи румяные, вздувшиеся посередке блины и кидала их на огромное блюдо.

- Костюшка, наконец-то, - улыбнулась мать, намазывая шипящую сковороду маслом.

- Братьев еще нет? - обжигаясь и пытаясь засунуть в рот горячий блин, спросил Костя.

- Проснулся, милый... Давно приехали, дождаться тебя не могут. Иди, в бане они парятся. Да кваску не забудь захватить, - прокричала уже вслед сыну.

"Взрослый какой", - подумала Лиза, глядя на закрывшуюся за сыном дверь. Она склонилась над пылающей печью, наливая на чугунную раскаленную сковороду очередной блин. Лицо осветилось ярким пламенем огня, весело заплясавшим в темных Лизиных зрачках и высветившим морщинки, маленькими лучиками собравшиеся вокруг глаз. Мысли, как языки пламени, заметались в Лизаветиной голове: "Взрослые... Совсем взрослыми стали сыновья, - вздохнула она. - И когда выросли? И когда я успела состариться? Давно ль была молоденькой хохотушкой, давно ль шила подвенечное платье, а вот, поди ж ты, и косточки мужнины в могилке сгнили, и сыны вон какие - Николай с Александром сами уже приходы имеют и деток воспитывают. Костя скоро к службе приступит. Мы стареем - дети взрослеют", - вновь вздохнула она.

В этот вечер мать с сыновьями сидели долго. Лиза вспоминала, как поднимала их на ноги одна, без мужа, как порою не доедала, отдавая последний кусок своим мальчикам... Вспомнили Марию с Дмитрием, о нынешнем житье-бытье поговорили... Легли спать, когда луна начала бледнеть и сонно зачивкали первые пичуги.

Лизавета провожала сыновей, утирая слезы:

- Когда теперь-то ждать, неужели опять надолго расстаемся?

- А когда, кто знает когда. Да не плачь ты, мать, не навсегда прощаемся, - обнял ее за плечи Костя и, поцеловав в мягкую щеку, прыгнул в телегу, где уже сидели Николай с Александром.

С Яранска до Вятки Константин добрался быстро. В Вятке же ему пришлось остановиться на ночлег. В доме Ивана Куклина, что в центре города, близ Царевоградского моста по Набережной Монастырской улице, он снял номер за двадцать копеек. И хотя здесь всегда было полно народу, - приезжие на своих подводах пользовались двором, а ямщики любили съезжаться сюда, потому что имели бесплатную кухню, - Костя решил заночевать именно тут - чтоб к народу поближе.

Встал он чуть свет - дорога предстояла дальняя. По направлению Вятской духовной семинарии Константин ехал в Котельнич, куда его определили на место псаломщика в Котельничский Троицкий собор.

Добирался долго. Жара стояла несносная. В знойном воздухе жужжали жирные приставучие пауты.

- Лико, распогодилось как, - прошамкал бородатый мужик с гнилыми зубами, который вызвался довезти Константина. - Думали, уж не будет погодки. Всю весну, почитай, лило да морозило. Луговья-то, вона как, затоплены были. Озимь, говорят, наполовину червем истреблена. Теперь, по приметам, тепло долго будет. Дай-то Бог, без хлебушка бы не остаться.

- Дай-то Бог, - поддакнул Константин.

- А ты откеда, родимый? - спросил мужик.

- С Яранска еду. Село Красное слышал?

- У-у, далече. Живешь, что-ли, тамока?

- Жил. К матери повидаться ездил.

- Ты не серчай, что я такой надоедливый: скучно всю дорогу-то молчком ехать, я и привык лясы точить.

- Ничего, говори, мне веселей будет, - улыбнулся Константин.

- А в Котельниче у тебя никак зазноба живет?

- В Котельнич я на службу еду, после духовной семинарии.

- Во как? - присвистнул мужик. - Стал быть, святое лицо?

- Ну-у, - Костя развел руками, - называй, как знаешь.

- Пшла, родимая, вот кляча старая, плетется еле-еле. И ей, видно, жарко, - мужик затряс лохматой головой, отгоняя от себя паутов.

Костя засмеялся:

- Уж больно ты на одного иеромонаха похож. Был у нас такой, отец Павлиний. Боялись мы его ужасно. Бородатый, с седой огромной шевелюрой, он, бывало, гаркнет своим голосищем, у нас, семинаристов, аж мурашки по коже. Говорят, он силою своей молитвы бесов изгонял.

- Бесов я тоже изгонять могу, - хохотнул мужик. - Из своей клячи только. Заартачится, я стегну ее пару раз - все бесы к чертовой бабушке улетучатся, - заржал он, словно подражая своей кобыле, и с силой стегнул ее по впалым бокам.

- А еще я, родимый, во какое средство знаю для изгнания бесов, бородач достал обхватанную бутылку, встряхнул ее и смачно приложился губами к узкому горлышку. - Эх, хороша. Будешь? - протянул он грязный сосуд с мутноватой жидкостью Константину.

- Нет, спасибо. Не боишься, по такой-то жаре? Разморит, не доедем.

- Кого, меня разморит? Эт ты зря. Я до нее привычный. В нашем деле без сулейки нельзя. Зимой отхлебнешь из нее - душа сугреется и мороз не страшен, а летом приложишься - и птахи, кажется, веселее чирикать начинают. А ты говоришь - раз-мо-рит.

Дорога была ухабистая и пыльная. У Быстрицы, неширокой речушки, остановились передохнуть и освежиться. Костя не единожды предлагал Проньке, так звали бородача, отправляться обратно, но тот упрямо шумел:

- Нет, родимый. Я такой - взялся за дело, так до конца. Довезу - не боись. Щас в Быстрице остановимся, заночуем. Во-он, видишь, на той стороне реки домишки и церквушка - это и есть село Быстрица. Лошаденка моя отдохнет тем временем. Ты не гляди, что она у меня ребриста, она дюжая. Доберемся. Думаешь, я в Котельниче не найду желающих прокатиться до Вятки? Да не буду я Пронькой после этого.

Попутчиков Пронька и впрямь нашел быстро. Рассчитавшись со своим говорливым бородачом, Костя прямиком направился к Троицкому Собору.