Антон Макаренко - Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»

• Название: Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»
• Автор: Антон Макаренко
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-88010-305-8

В настоящее издание включены художественно-педагогические произведения автора, отражающие его взгляды на проблемы социума, на формирование социально зрелой личности, а также побуждающие читателей следовать социально одобряемым моделям поведения.

Произведения А. С. Макаренко неоднократно издавались с 1934 года, были переведены на многие языки народов мира.

Составителем – доктором педагогических наук С. С. Невской, которая принимала участие в издании восьмитомного собрания сочинений автора, вышедшего еще в 1985 году, – внесены дополнения в ранее опубликованные работы автора на основе архивных материалов и исследований, и в полном объеме настоящее издание выпускается впервые.

* * *

Свидетельством международного признания А. С. Макаренко стало известное решение ЮНЕСКО (1988), касающееся всего четырех педагогов, определивших способ педагогического мышления в XX веке.

Это – Джон Дьюи, Георг Кершенштейнер, Мария Монтессори и Антон Макаренко.

---

– Ваня, голубчик, иди сюда, – позвал Воробьев.

Ваня остановился:

– А тебе чего? Наверное, Ванду позвать?

– Ванюша, дорогой, позови Ванду!

– А покатаешь?

– Ну а как же, Ваня!

– Есть, позвать Ванду!

– Да чего ты кричишь?

– Товарищ Воробьев, все равно все знают. Я позову, позову, не бойся!

Ваня полетел вверх по лестнице, а Петр Воробьев остался рассматривать цветники. Ванда выбежала в цветник в белом платье, румяная, красивая, все как полагается. Воробьев зашептал трагическим голосом:

– Ванда, знаешь что?

Оказалось, впрочем, что несмотря на свою красоту, в белом платье, Ванда тоже страдает:

– У меня в голове такое делается! Ничего не знаю! Уже все хлопцы догадываются. Прямо не знаю, куда и прятаться.

Воробьев сложил руки вместе и приложил их к груди:

– Ванда, едем сейчас ко мне!

– Как это так?

– Прямо ко мне домой!

– Да что ты, Петр!

– Ванда! А завтра в загс, запишемся, и все будет хорошо!

– А здесь как же? А завод?

– Ванда! Разве ж Захаров тебя бросит или что? Едем!

– Ой! А ребята как?

– Да… черт… никак! Просто едем! Честное слово, хорошо. Мне ребята и посоветовали.

– Ну!

– Это… честное слово.

– Да они же прибегут за мной!

– Куда там они прибегут! Они даже не знают, где я живу. Едем!

– Вот… как же это? А я в белом платье!

– Ванда. Самый раз. На свадьбу всегда в белом полагается. И мать будет рада, она уже все знает…

Ванда приложила к горячей щеке дрожащие пальцы:

– А знаешь, Петя, верно! Ой, какой ты у меня молодец!

– Чудачка! Ведь шофер первой категории!

– А увидят?

– Вандочка! Ты же понимаешь, на машине, кто там увидит?

– Сейчас ехать?

– Сейчас!

– Ой!

– Ну, скорей, вон машина стоит, садись и…

– Подожди минуточку, я возьму белье и там еще что…

– Так я буду ожидать. А ты им записочку оставь. Все-таки знаешь… ребята хорошие.

– Записочку!

– Ну да. Они, как там ни говори, а смотри, какую красавицу сделали. Напиши так, знаешь: до скорого свидания и не забывайте.

– Напишу.

Ванда убежала в здание, а Воробьев остался в цветнике, и его томление распределилось теперь между несколькими пунктами: между Вандой, которую нужно ожидать, между полуторкой, которая сама ожидала их, и между Зырянским, которого ожидать не следовало, но который всегда мог появиться в самую ответственную минуту.

В это время очень близко, в вестибюле, молодой инженер Иван Семенович Комаров находился также в положении ожидающего. Во всяком случае Зырянский, выглянувший из столовой задал такой вопрос:

– Вы кого-нибудь здесь ожидаете? Или позвать можно?

Инженер Комаров ответил в том смысле, что он никого не ожидает и звать никого не нужно, но в словах Зырянского он почувствовал совершенно излишнюю откровенность и грустно отвернулся к открытым дверям наружу. В двери было видно, как шофер Воробьев наслаждается цветником, но инженер Комаров не обратил на него внимания. Зато Алеша Зырянский увидел и шофера Воробьева, и лицо Ванды, вдруг мелькнувшее на верхней площадке лестницы и немедленно исчезнувшее. И Алеша Зырянский сказал возмущенным голосом:

– О! Влюбленные уже забегали! Никакого спасения!

Инженер Комаров густо покраснел и все-таки нашел в себе силы обратиться к Зырянскому с холодным вопросом:

– Товарищ колонист! Я вас не понимаю!

Занятый своими наблюдениями, Зырянский ответил с некоторой досадой:

– Влюбленные! Что ж тут непонятного!

Комаров почувствовал незначительный озноб от простоты Алешиного объяснения, но Алеша и дальше объяснил:

– Если им волю дать, этим влюбленным, жить нельзя будет. Их обязательно ловить нужно.

Трудно предсказать, чем мог окончиться этот разговор, если бы не вошла в вестибюль Надежда Васильевна. Она тоже разрумянилась в походе и тоже была в белом платье, все как полагается. Кроме того, она была в хорошем настроении.

– Алеша все влюбленных преследует. Если вы влюбитесь, Иван Семенович, старайтесь Алеше на глаза не попадаться. Заест.

Зырянский смущенно улыбнулся и сказал, уходя в столовую:

– Влюбляйтесь, не бойтесь.

– Я вас ожидаю, – сказал Комаров.

Надежда Васильевна села на диванчик и подняла к инженеру лукавое лицо.

– А для чего я вам нужна? Насчет инструментальной стали?

– Как?

– А может, вам нужно знать мое мнение об установке диаметрально-фрезерного «Рейнеке-Лис»?

– Вы все шутите, – произнес инженер, очевидно, намекая на то, что есть на свете и серьезные вещи.

– Я не шучу. Но я имею разрешение говорить с молодыми инженерами только о воробьях и соловьях.

– От кого разрешение?

– От вашего Вия.

– От Вия? Кто это, позвольте…

– Это у Гоголя, Иван Семенович, в одной производственной повести говорят: «Приведите Вия!» – это значит: пригласите самого высокого специалиста. У вас тоже есть такой Вий.

– Ах, Воргунов!

– Так вот… Вий распорядился, чтобы с молодыми инженерами я говорила только о разных птичках.

– Распорядился? Не может быть!

– Как «не может быть»? Если я говорю, значит, так и было. Это потому, что молодые инженеры оказались скоропортящимися. Ужасное качество: вас можно перевозить только скорыми поездами вместе с другими скоропортящимися предметами: молоком, сметаной.

Кирилл Новак с большим любопытством слушал этот разговор. Больше всего ему понравилось, что Воргунов похож на Вия. Кирилл Новак недавно прочитал повесть о Вие, и теперь стало ясным, что Воргунов действительно похож на Вия. Кирилл Новак с увлечением представил себе, как он расскажет о таком открытии четвертой бригаде, но в этот момент произошли события, способные дать еще более богатый материал для сообщения четвертой бригаде. Сверху быстро сбежала Ванда с порядочным узелком в руках и, еле-еле выговаривая слова, обратилась к Надежде Васильевне:

– Надежда Васильевна, миленькая, передайте эту записочку с Торскому.

– А ты куда это с узелком?

– Ой, Надежда Васильевна, уезжаю!

– Куда?

– Уезжаю! Совсем! Говорить даже стыдно: к Пете уезжаю!

Ванда чмокнула Надежду Васильевну и выбежала из вестибюля. Только теперь Кирилл Новак понял, какое событие разыгралось перед его глазами, и заорал благим матом в столовую:

– Алеша! Алеша! Ванда…

Зырянский вырвался из столовой, но было уже поздно. Он видел, как тронулась в путь полуторка, и мог только сказать:

– Ах ты… уехала, честное слово, уехала! Она с узелком была? Да?

– С узелком. Да вот записка к Торскому.

– Записка? Все, как в настоящем романе! Вот мещане! Ах ты, черт!

«Торский, я люблю Петю и уезжаю к нему и выхожу замуж. Спасибо колонистам за все. До скорого свидания».

– Вот я покажу свиданье! И этому «Пете» покажу!

16 Бригадир первой

Заметно или незаметно, а пришел август, такой самый август, как и в прошлом году. Уже холодно стало спать в палатках в некоторые ночи, но Захаров тоже спал, и неудобно было поднимать вопрос о переходе в здание, а то Захаров еще скажет, как это было раньше в подобных случаях:

– Если холодно, можно ватой вас обложить, тогда будет теплее…

В прошлом году август был счастливым месяцем, это Ваня хорошо помнит, и в этом году все было еще лучше приспособлено для счастья, если бы не первая бригада.

Первая бригада! Первая бригада выбрала вместо Воленко бригадиром Рыжикова! Они думали, в первой бригаде: вот они выберут Рыжикова, а никто ничего не заметит. Как же это можно не заметить, если каждый вечер только и разговору было в четвертой бригаде, что об этих самых выборах. Разговаривали больше пацаны. Алеша Зырянский слушал с хмурым выражением, задумывался. Было о чем задумываться. Что такое сделать с колонистами, что случилось в комсомоле, почему Захаров все соглашается и соглашается. Почему первая бригада выдвигает Рыжикова, а комсомольское бюро поддерживает? А Захаров что сказал на общем собрании? Захаров сказал:

– Я не возражаю против кандидатуры Рыжикова. Я надеюсь, что в роли бригадира Рыжиков еще лучше проявит свои способности.

А Марк Грингауз что говорил?

– Все мы знаем, что в первой бригаде тяжелое положение. Пять лучших комсомольцев уходят в вузы, значит, придут пять новеньких, с ними тоже работа нелегкая. Рыжиков показал себя энергичным человеком, мы уверены, что он поставит бригаду на должную высоту. Работник он хороший, бригадир будет энергичный. Все знают, что он и Подвесько вывел на чистую воду, и Левитина поймал с ключами… В это время Левитин закричал с места:

– Я не брал ключей! Не брал!

Марк Грингауз подождал, пока головы снова повернутся к оратору, и продолжал:

– Мы знаем, что в колонии многие против Рыжикова, многие никак не могут простить ему прошлое. А сколько у нас таких товарищей, у которых прошлое, так сказать, подмоченное! Если я начну называть фамилии, так будет очень долго. А теперь они комсомольцы, и студенты, и кто хотите. Конечно, тут дело доверия. А поэтому бюро разрешает комсомольцам голосовать как им угодно. Большинство покажет…