Алексей Меняйлов - Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)

• Название: Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)
• Автор: Алексей Меняйлов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Психология
• Год: 2005
• ISBN: 5-93675-099-X

В мировой культуре присутствует ряд «проклятых» вопросов. Скажем, каким способом клинический импотент Гитлер вёл обильную «половую» жизнь? Почему миллионы женщин объяснялись ему в страстной любви? Почему столь многие авторы оболгали супружескую жизнь Льва Толстого, в сущности, оплевав великого писателя? Почему так мало известно об интимной жизни Сталина? Какие стороны своей жизни во все века скрывают экстрасенсы-целители, скажем, тот же Гришка Распутин? Есть ли у человека половинка, как её встретить и распознать? В чём принципиальное отличие половинки от партнёра?

Оригинальный, поражающий воображение своими результатами метод психотерапии помогает найти ответы на эти и другие вопросы. Метод прост, доступен каждому и упоминается даже в Библии (у пророка Даниила).

В книге доступно изложен психоанализ половинок (П. и его Возлюбленной) — принципиально новые результаты психологической науки.

Книга увлекательна, написана хорошим языком. Она адресована широкому кругу читателей: от старшеклассников до профессиональных психотерапевтов. Но главные её читатели — те, кто ещё не успел совершить непоправимых ошибок в своей семейной жизни.

---

П.: Так мы же всё-таки писатель, а не хухры-мухры.

В.: Ну вот, началось!

П.: Так. Не будем расслабляться. Как ты скажешь, мы уже достаточно обсудили проблему наших с тобой ссор? Достаточно, чтобы вытащить эту спицу?

В.: Достаточно.

П.: Будешь вытаскивать?

В.: Буду. Только…

П.: Что? Вперёд или назад?

В.: А почему ты это спросил?

П.: Потому что, кто знает, может быть, там на спице есть какие-нибудь зазубрины? И назад не вытащить.

В.: Ты прямо как видишь. Зазубрины действительно есть. Как на рыболовном крючке. Но вытаскивать всё равно надо назад. Тем же путём, каким и воткнули.

П.: Ну так вытаскивай.

В.: Ой! Ой!

П.: Больно? Может быть, помочь?

В.: Нет, не надо, я сама. Ой!.. Всё…

П.: Прекрасно. Как твоё самочувствие?

В.: Замечательно. Во всём теле чувство лёгкости, и голова — такая ясная! А лоб — прохладный.

П.: Хорошо. Ощущение: ещё позанимаемся или на сегодня достаточно?

В.: Достаточно.

П.: Хорошо. Вспомни что-нибудь приятное. Случалось ли у тебя в последнее время что-нибудь приятное?

В.: Приятное? Случалось. И очень часто. А то, чем мы сейчас занимаемся, разве не приятное? Разве это не прекрасно, что я на тебя не буду больше понапрасну наскакивать? Разве это не чудесно? Разве от этого не должно хотеться улыбаться?..

И как написали бы в романах: «Он почувствовал нежное прикосновение затрепетавших губ. Он закрыл глаза, и ему показалось, что всё тепло взаимопонимания, которое только может вместить мир, ласково прильнуло к его телу. Он…»

(Это безобразие! Такие вещи стали писать в философско-медицинских трактатах! И это — взрослые люди! Просто какой-то ужас! После «Он» вычеркнуть, вымарать и забрызгать сверху чернилами!!! — Редактор.) (Это не я, это какой-то другой редактор! — Примеч. наст. ред.)

Глава тридцать вторая Модный доктор

Если бы автор верил в переселение душ, то он был бы вынужден признать, что «модный доктор» («дорогой экстрасенс», как его называла В.) есть очередное воплощение той сущности, которая в прежнем воплощении была Гришкой Распутиным — столько у этих двоих людей общего!

Тут и:

— монастырское прошлое;

— групповухи (участие в групповом сексе);

— соучастие в самых гнусных преступлениях;

— массовое обожание со стороны женщин;

— пользование деньгами поклонниц;

— умение останавливать кровь;

— целительство психогенных заболеваний, которые по недоразумению и невежеству считают неизлечимыми;

— скабрёзные нашёптывания пациенткам во время сеансов «целительства»;

— истовая преданность православной вере;

— пьянство;

— частое молитвословие и «покаяния»;

— требование к поклонницам хранить подаренные им иконы;

— благословение на их (Гришки и «дорогого») деятельность от высших православных иерархов;

— будуарный способ влияния на государственные решения, и т. д.

Однако, поскольку души не переселяются, то удивляться остаётся только чистоте типа очередного «Божьего человека». Причём подобию спонтанному, потому что у «дорогого экстрасенса» в условиях советской тотальной цензуры и тотального неиздания неавторитарной литературы познакомиться с материалами о Распутине возможности, скорее всего, не было.

Современники Распутина пишут, что Гришка — явление типическое: дескать, разве что не в каждой русской деревне были такого типа мужики, слово которых для многих деревенских баб было последней инстанцией. Распутин интересен разве что тем, что оказался фаворитом в семье не сельского кулака, а императора и самодержца России.

Григорий Распутин, действительно, вошёл в историю потому, что в падении царской России (иными словами: организации в стране кровавого шабаша ленинщины и сталинщины) ему приписывают роль более значительную, чем коммунистической и всем прочим деструктивным партиям вместе взятым. И приписывается не без основания: до появления Распутина народ бескрайней Российской империи по своему обыкновению власть боготворил, боготворил он её и после воцарения Ленина, Сталина и последующих им подобных правителей, и поколебать его веру не могли никакие при царизме революционеры-бомбисты, а при социализме диссиденты, но вот появление при дворе последней российской императрицы — «святой» Александры Фёдоровны — конокрада Гришки Распутина привело к уничтожению не только царственного дома Романовых, но и, в каком-то смысле, России.

Народ не сопротивляется, когда его дурят, потому что ценит даруемое ему при этом состояние восторга (любит покайфовать), но благоволит народ только к таким формам одурачивания, наслаждаясь которыми, он ограждён от поводов к пробуждению критического мышления. На всякое одурачивание должна быть соответствующая манера: если уж пришёл хищник грабить родину, то пусть при этом изволит говорить красивые слова — про обретённую новую родину, про сердечную к ней любовь, про её исключительность, про преданность народу, Богу и всему остальному. И повторять эти формулы надо всегда — во всяком случае, при свидетелях. Так все и поступали — Гитлер, Ленин, Сталин, Наполеон (завоёвывая Египет, он на радость ограбляемого населения даже принял ислам) и прочие.

А вот Гришка Распутин этого правила игры не соблюдал. Он устраивал омерзительные по своему цинизму попойки, оплачивать которые он демонстративно заставлял с обожанием взиравших на него дам — смиренных набожных «послушниц» (что им особенно нравилось) старца (в православном смысле слова), — они оплачивали даже услуги проституток. Он во всеуслышанье глумился над императрицей, говоря, что она лопнула бы от злости, узнай, что он вытворяет в вышитой её царственными ручками специально для него рубахе. Но она не лопнула. Не лопнула даже тогда, когда те немногие из чиновников, которые за годы пресмыкания и подхалимничания в иерархиях сохранили остатки совести, докладывали о деяниях Гришки-конокрада — она впадала в злобные истерики, кричала, что на её Друга, старца, святого, «дорогого Григория» (так она его часто называла) возводят понапраслину, — он свят, ниспослан ей самим Небом, а если что и замечено, то это был не он, а его двойник, и т. п. Утихнув, императрица отдавала распоряжение (в культурной, разумеется, форме) своему супругу-императору, и он, который называл своё отношение к супруге любовным, приказы, сходившие с её тонких, анально изогнутых губ, выполнял.

В результате на смену минимально честным чиновникам и министрам приходили те, кто, чтобы получить место в иерархии поближе к «помазанникам Божьим», не чурались угодничать перед «святым старцем» — в любой форме. Григорий же из многих желающих, чтобы не утратить власть над императрицей-немкой (как и сверхпатриотичный император Гитлер, сверхпатриотичная Александра Фёдоровна по крови — немка), в своих требованиях и наставлениях против шерстки её не гладил, а только в приятном ей направлении — «немецком», угадывая неосознанные её желания, потому хаял главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, добивался и добился его смещения и затем назначения на эту должность другого — бездарного; в министры тоже предлагал «верных» — прогермански (антирусски) настроенных индивидов. В условиях русско-германской войны (как части Первой мировой) это не могло не привести к ухудшению положения на фронте, то есть смерти сотен тысяч русских солдат.

Разумеется, не будь Распутина, первая дама России, у которой случались сны об уничтожении в огне всего дома Романовых, приблизила бы какого-нибудь другого «конокрада», но если бы вдруг рядом с ней не случилось ни одного, то и в Первой мировой войне Россия одержала бы победу над немцами, как это бывало и в прежние времена, и как это произошло во время Второй мировой. И авторитаризм в России не носил бы названия ленинщины и сталинщины, а назывался как-нибудь иначе.

Здесь не случайно подчёркивается, что Григорий Распутин был конокрадом. Времена меняются в том только смысле, что с изменением способа производства меняются и воззрения на относительную тяжесть различных преступлений. Убить ребёнка и украсть лошадь — в глазах Божьих преступления по тяжести равные, просто потому, что они преступления. Но для обывателей в разные времена и эпохи более страшным кажется одно, а не другое. В наше время выхватить из чужой коляски ребёнка и, наступив ему на хрупкую головку каблуком, раздавить её, кажется более ужасным, чем увести лошадь. Но во времена Гришки Распутина на его родине в Тобольской губернии всё было наоборот. Детей в семьях рождалось много, половина умирала (от недокорма, убивались сами, или их убивали) — и это было привычно, ничего особенного. А вот лошадь, лошадь — это было святое. Утрата лошади, кормилицы, тем более единственной, могла означать голодную смерть не одного ребёнка, а нескольких, и даже всей семьи. Григорий Распутин, духовный авторитет высших иерархов государственной религии и сановников светской власти России начала XX века, начал сразу с конокрадства.