Алексей Меняйлов - Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)

• Название: Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)
• Автор: Алексей Меняйлов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Психология
• Год: 2005
• ISBN: 5-93675-099-X

В мировой культуре присутствует ряд «проклятых» вопросов. Скажем, каким способом клинический импотент Гитлер вёл обильную «половую» жизнь? Почему миллионы женщин объяснялись ему в страстной любви? Почему столь многие авторы оболгали супружескую жизнь Льва Толстого, в сущности, оплевав великого писателя? Почему так мало известно об интимной жизни Сталина? Какие стороны своей жизни во все века скрывают экстрасенсы-целители, скажем, тот же Гришка Распутин? Есть ли у человека половинка, как её встретить и распознать? В чём принципиальное отличие половинки от партнёра?

Оригинальный, поражающий воображение своими результатами метод психотерапии помогает найти ответы на эти и другие вопросы. Метод прост, доступен каждому и упоминается даже в Библии (у пророка Даниила).

В книге доступно изложен психоанализ половинок (П. и его Возлюбленной) — принципиально новые результаты психологической науки.

Книга увлекательна, написана хорошим языком. Она адресована широкому кругу читателей: от старшеклассников до профессиональных психотерапевтов. Но главные её читатели — те, кто ещё не успел совершить непоправимых ошибок в своей семейной жизни.

---

В.: Не знаю.

П.: Ладно. Это не важно. Оставили они тебе что-нибудь?

В.: Оставили.

П.: Сколько процентов энергии отнимает?

В.: Двадцать пять.

П.: Нужно ещё обсуждать создавшуюся ситуацию для жизни? Или можно сразу избавиться?

В.: Уже избавилась.

П.: Так. Костик оставил тебе что-нибудь? Посмотри половую сферу. Что улыбаешься?

В.: Нет там ничего.

П.: А где-нибудь оставил?

В.: Оставил. На руках.

П.: Ближе к локтю?

В.: Нет. Ближе к кисти.

П.: Интересно получается… Костя в состоянии лепить только на определённую часть тела… И с половой принадлежностью, похоже, не связано. Так. Что ещё?

В.: Всё. Пора заканчивать.

П.: Что-нибудь хорошее вспом… Что ты глаза раньше времени открыла? Впрочем, не важно, ты и без того улыбаешься… Нет, давай ещё поработаем: надо сделать защиту. Так. Хорошо. Что надо сделать и на каком от тебя расстоянии, чтобы ты была защищена?

В.: Нужен экран на расстоянии один метр.

П.: Так?..

В.: Один? Вообще-то, это странно: один метр — это многовато. Ведь человек может и ближе подойти. Но почему-то: один метр…

П.: Пусть тебя это не беспокоит. Метр в теле памяти или сознания может не совсем соответствовать физическому метру. Так что собой представляет эта защита?

В.: Металлическая сетка со всех сторон.

П.: И провод, уходящий в землю, как у громоотвода?

В.: Да.

П.: Всё? Больше ничего не нужно?

В.: Ничего.

* * *

П.: Только что с Костиком встретился. Поговорили. Давай посмотрим, что он мне навесил?

В.: Давай. Ложись. Что-нибудь есть?

П.: Есть.

В.: Что?

П.: Самое интересное, что на том же самом месте, у локтя! Только на этот раз это такая тоненькая полоска из жести. Знаешь, раньше ящики такими полосками обивали? Всё, разгибаю… Ох ты, сколько опять силищи по телу загуляло!

В.: Вот видишь, как хорошо! Раньше — литые браслеты, теперь — только жесть. Чем ты это объясняешь?

П.: Перестаю к нему относиться «снизу-вверх». Раньше, в предыдущие года, когда приезжал, рядом с Костей чувство всегда было — как мне казалось, жалости, согнуться хотелось. Что вот он и ростом меньше — комплексует рядом со мной ещё и по этому поводу. Поэтому, чтобы не обидеть, надо согнуться. Необразован — а что, он виноват, что в провинции родился и вырос? А у меня от рождения условия лучше, чем у него. Одним словом, Костю жалко, а чувство, будто я недостоин, — у меня. Такое же, как у Льва Николаевича рядом со своей Соней. Или, что то же самое, у Лёвина рядом с Кити. А теперь, думаю, с какой стати? Это же он просто меня энергетически к этому чувству жалости принуждал, а всё остальное, насчёт образования — рационализация.

В.: А какую защиту надо сделать?

П.: Да никакую. Просто жизнь несколько упражнений подкинет, они проработаются до уровня догадки, в более глубокие слои сознания проникнут, и это подлезание под некрофилов, якобы жалость, станет невозможным. Никакой специальной защиты.

В.: А ложная жалость у тебя с каким образом ассоциируется?

П.: Дурацкая картинка. Хочешь, расскажу? Трамплин, с которого в воду прыгают. Высокий, а наверху доска — вибрирует, раскачивается. А на конце вибрирующем — крест стоит. Небольшой такой и раскачивается вместе с доской.

В.: А какой должна быть эта картинка?

П.: Ух ты! Знаешь, что стало? Крест оторвался от этой доски и поднялся высоко в небо, и стал такой громадный-громадный, и чувствуется, что добротный. А этот трамплин с доской — далеко внизу, маленький такой, сам по себе дёргается. Интересно, правда?

В.: Да.

П.: Прямо-таки символический смысл. Что у чего было в подчинении. Жалость подавляла христианство: ложная да ещё индуцированная жалость. Здорово! Интересно, ни в какое кино ходить не надо: всё равно ничего интересней не увидишь. Как я тебя люблю, милая!

В.: Не отвлекайся… А ты заметил, что жена Костика, Юля, работает с утра до ночи, тихая, забитая ведь, наверное, неврозами, а чувства жалости не вызывает. А вот Костя весь такой сильный, подтянутый, шутит всё время, жена послушная, а жалеем мы его?

П.: Надо же! А я так не думал! Милая, как я счастлив, что я могу смотреть на мир ещё и твоими глазами, я…

В.: И всё время жалуется, что самые непослушные дети — у неё. Совершенно с другими не считаются.

П.: Это не непослушные, это по-другому называется. Аутичные.

В.: А что это такое?

П.: О! Это я хорошо знаю! Я в Центре психического здоровья Академии наук как раз-то с этими самыми аутичными детьми работал. Здоровому ребёнку предложишь поиграть во «в какой руке?», так он сразу всё бросит и пойдёт к тебе. А аутичный нет. Он останется в своём.

В.: Понятно.

П.: Он откликается. Но только когда его требует подавляющий из родителей. Или вообще подавляющий. Так что, аутизм (от английского out — «вне») — это жизнь без общения с биофилами. Вырастут — преступность и всё такое… Костю-то дети его слушаются?

В.: Его — да. Это Юлю — нет.

П.: Всё правильно. А у Зои, заметила, дочка тоже аутична.

В.: Точно…

П.: А жена Кости всю вину берёт на себя… Или, скорее, он ей внушил, что она виновата. Своеобразный Центр получается.

В.: А ты заметил, какие у него интересы? Массаж, фитотерапия, йога, диетология — это же всё стандартный набор тех, кто в Центре и вокруг него. Только в Москве такие организованы в Общества, Центры и Ассоциации, а здесь — нет. Провинция.

П.: Но он здесь не один. Мне сказали, что командир расквартированной здесь дивизии тоже экстрасенс и целитель.

В.: Кто тебе это сказал?

П.: Да тут, когда я два года назад работал над книгой, пыталась за мной ухаживать дочь предыдущего командира части. Я её на днях встретил. Подурнела. Перекосило всю на один бок (тоже, похоже, почка болит), но с таким восторгом рассказывает, что нашла экстрасенса, лечится… Командир части. А она, перекошенная, расхваливает… Как ты скажешь, какой метод пациенты будут больше расхваливать — психокатарсис или эмоционально-стрессовый?

В.: Эмоционально-стрессовый.

П.: Согласен. А почему?

В.: А потому, что эмоционально-стрессовые более зрелищные: раз! — и всё! Нет симптомов!

П.: Мало. Это только внешняя сторона. Причины, мне кажется, глубже. Что психокатарсис? Болело — и не болит, выздоровел — и забыл. А люди умеют помнить только боль. Восторг! А после психокатарсиса боль исчезает — нет воспоминаний, нет и восторгов.

В.: Верно-верно. Как будто и не было ничего. Приходится делать особенное усилие, чтобы вспомнить. Да и то если ты напомнишь, что я когда-то болела.

П.: А эмоционально-стрессовые? Было тридцать единиц болезни, сходил к народному целителю или к врачу — ещё пятьдесят единиц от полученного внушения, что если попьёт этой травки, то выздоровеет. В сумме уже восемьдесят единиц! Человек молчать не в силах! Ведь эти восемьдесят единиц болят, только в другом месте! Эту боль проговаривать необходимо! А как проговаривать? Жаловаться? Что лечили и обманули? Так это надо ещё себе позволить понять! Что деньги забрали, да ещё теперь на бок перекашивает? Это гордыне удар ниже пояса. Гордый, кроме как над всеми, быть не может! Выше и мудрее! Естественно, начинается расхваливание этих 50 единиц. Завидуйте: я получил, а вы — нет! Вот и получается, что изуродованные будут многократно активнее, чем те, кого действительно вылечили… Страшная это штука — наша жизнь! Кругом хроническое наоборот. Причём во всём: как высшую форму любви восхваляют страсть; на словах заботятся о здоровье своего ребёнка, но несут младенца в храм, к признанным; ищут якобы выздоровления, но идут вслед тем, кто громче других своё «выздоровление» расхваливает…

В.: И это наоборот будет всегда.

П.: Во всяком случае, до Пришествия…

* * *

П.: Милая, быстро в постель!

В.: Я всегда — пожалуйста.

П.: Да нет, я не о том. Я про себя. Только что заходил к Костику. Хочу посмотреть, чт`о он мне на этот раз привесил.

В.: И это — пожалуйста.

П.: Так… Ты смотри — привесил-таки!

В.: Что?

П.: Смешно сказать! Бумажные полоски! Да и то: мылом внахлёст склеенные. Подожди-подожди… Да на правой полоска ещё и размокла — расползается… Всё, нет её. Левая… тоже. Ты смотри, как интересно! Оказывается, от таких упражнений появляется защищённость…

В.: Скорее оттого, что жизнь переосмысливаешь…

* * *

П.: Я уже начинаю различать, когда усталость ненатуральная. Лёг подремать, сил нет, а расслабиться не могу, напряжён весь. А вот только мы с тобой этот гибрид погребального и лаврового венка стали рассматривать — сразу ноги как в валенки обулись — отдыхают.

В.: А кто тебе этот венок подбросил?

П.: Не знаю… Кто-то с усами… Но ведь мы же одни по лесу гуляли! Никого же не было. Только мы да дочка.