Алексей Меняйлов - Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)

• Название: Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)
• Автор: Алексей Меняйлов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Психология
• Год: 2005
• ISBN: 5-93675-099-X

В мировой культуре присутствует ряд «проклятых» вопросов. Скажем, каким способом клинический импотент Гитлер вёл обильную «половую» жизнь? Почему миллионы женщин объяснялись ему в страстной любви? Почему столь многие авторы оболгали супружескую жизнь Льва Толстого, в сущности, оплевав великого писателя? Почему так мало известно об интимной жизни Сталина? Какие стороны своей жизни во все века скрывают экстрасенсы-целители, скажем, тот же Гришка Распутин? Есть ли у человека половинка, как её встретить и распознать? В чём принципиальное отличие половинки от партнёра?

Оригинальный, поражающий воображение своими результатами метод психотерапии помогает найти ответы на эти и другие вопросы. Метод прост, доступен каждому и упоминается даже в Библии (у пророка Даниила).

В книге доступно изложен психоанализ половинок (П. и его Возлюбленной) — принципиально новые результаты психологической науки.

Книга увлекательна, написана хорошим языком. Она адресована широкому кругу читателей: от старшеклассников до профессиональных психотерапевтов. Но главные её читатели — те, кто ещё не успел совершить непоправимых ошибок в своей семейной жизни.

---

П.: Да, совпадений много… Даже, может быть, подозрительно много. Многие писатели брались за Понтия Пилата, но далеко не все из них — русские, а тем более — москвичи. И тем более в полуподвальной квартирке. Плюс ведьма, начало любви с ней, с того времени, когда существенная часть романа уже завершена… Первый, заметь, в его — и его! — жизни роман! Поневоле начинаешь представлять, что писатель, настоящий, я имею в виду, может сквозь годы заглянуть в будущее, в другой виток уходящей в вечность спирали, в чью-нибудь каморку, и описать то, о чём для себя ему остаётся только мечтать… Заглянул, но всю красоту описать постеснялся. Решился взять только отдельные детали… Или наоборот: взял основное, прочие же штрихи укрыла дымка будущего… И эти скачущие в вечности кони… Странные всё-таки эти люди — писатели. Как будто грёзы, как будто в сознании лишь какие-то силуэты, — но потом проходят десятилетия и всё исполняется. Взять того же Толстого: он сначала, во многом списывая свою Наташу с Тани Берс, и придумал её несчастную любовь к негодяю Анатолю, — а уж потом Таня Берс действительно очень гадко влюбилась, и звали его даже не Анатолием, а именно Анатолем. Или ещё: «Крейцерову сонату», где жена изменяет с музыкантом, дрянным человеком, Толстой написал до того как его жена стала вытворять безобразия с Танеевым, профессором музыки. И ведь что поразительно: характерная черта, через которую Толстой передаёт характер музыкантишки — «развитый зад», — и действительно, профессор Танеев, как оказалось, не знал ни одной женщины, был гомосексуалистом, и не каким-нибудь, а именно толстым. Но это проза, тёмная сторона бытия. Толстой, как и Булгаков, не мог не искать в будущем и чего-то прекрасного. А действительно, почему бы и самому Льву Николаевичу при таких его пространственно-временных способностях также не заглянуть в «каморку папы Карло»? Конечно, увиденное он неизбежно должен был отобразить иначе, чем Булгаков. Булгакова, телесно закандаленного всепроникающим железным занавесом коммунистической империи, кроме вопросов души и духа беспокоили ещё и осязаемые преграды, — отсюда в каморке он разглядел и стены, и полуподвальное расположение комнат, и печь, пригодную для сжигания рукописей. Толстой же осязаемым пространством скован не был, конкретные формы во взаимоотношениях двоих для него были как бы ничто, поэтому мы и наше конкретное бытие в его творчестве отобразились в самом главном — в судьбах его любимейших героев. Своеобразной мечте. Как бы грёзе. А жизнь иногда даже прекрасней, чем грёзы… Да, странно, что грёзы, странно, что исполняются, и странные эти люди — писатели… И вообще все люди — странные. Где они живут, в каком мире? Или мирах?

В.: Милый, как мне хорошо с тобой!..

П.: Да, но тогда, когда я впервые шёл с тобой в твою каморку, я даже и представить себе не мог, во что я впутываюсь. Порог какой истории я перешагиваю. Думал: каморка — пусть будет каморка. Может, бандитская, а может — и нет. От азиатских бандитов, помнится, ушёл. Сначала из одной банды, потом из другой. А во второй — ух и круто же было! Потом какая-то каморка! Ладно, думаю, пойдём в каморку. И, помню, отшутился. Говорю, раз каморка, то есть на холсте и очаг, а над огнём, часом, нет ли вертела? На котором меня изжарят? Ты рассмеялась. Я: а за холстом, часом, нет ли какой дверцы к сокровищам? Заросшей паутиной?

В.: Да-да, там есть. В подвал. Только я туда никогда не лазила. Дом-то старинный… А вдруг там и взаправду — сокровища?! Вот было бы смешно, правда?

П.: Смеяться — ты и тогда смеялась, но всё равно в твоём смехе чувствовалось беспокойство. Как, мол, восприму эту твою странно пустую комнату, с полом ниже уровня мостовой. В квартире, в которой нет даже ванной. Да… Но всего этого я тогда не знал, и мне представлялось нечто из книжки про Буратино и папу Карло: подвал и глухой низкий ход вниз, к зияющей неизвестности.

Глава вторая Половинка

Если он бежит по дороге со скоростью 9 км в час, а она — со скоростью 4, то его раздражает, что она словно сонная, а её раздражает, что он как всегда препротивно мельтешит. Ничего не изменится, даже если он подхватит её на руки: её будет раздражать его частое дыхание, а его — что она уселась и ноги свесила. В постели то же несоответствие; как следствие, они будут грызться от разочарования, точно так же, как грызутся и все наши соседи, в чём мы можем убедиться, присмотревшись к их жизни.

Постель, кстати говоря, всегда стоит там же, где бегут с разной скоростью: в символе «пути» вообще умещается всё. Да, на этой дороге, к несчастью, слишком уж часто он и она из любой наугад выбранной супружеской пары — биоритмически друг другу явно не соответствуют, а следовательно, не половинки. А если не половинки, то чужие, в сущности, друг для друга люди — партнёры. Чужие, чуждые, а потому друг друга не понимающие, словно разговаривают на разных языках, — и даже враждебные. Что, скажете, в жизни разве не так?

Да и сможете ли вы вспомнить того, кто пытался, а тем более смог дать отчётливое определение, что это такое — половинки? Интересная, согласитесь, и важная проблема.

Книга эта о любви, о возможности существования половинки, поэтому даже психотерапевтические приключения среди азиатских бандитов суть материал для проникновения на тот уровень сознания, который позволяет решить наиважнейшую из всех существующих практических задач. Да-да, важность не преувеличена, ибо ещё Шекспир сказал:

«Одна Джульетта важнее всех философий мира!»

Лев Толстой настолько был не согласен, как полагают толстоведы, только с художественным методом Шекспира, что на полях собрания его сочинений оставил множество пометок ругательного характера. Но на фразе о Джульетте Лев Николаевич споткнулся, что-то написал на полях, зачеркнул, вновь написал и вновь зачеркнул, и, наконец, после нескольких таких попыток оставил бессмертное:

«Похоже, случайная удача».

Самому Льву Николаевичу в этом удача не сопутствовала. 48 лет брачной жизни он прожил с партнёром (партнёршей) — подобно окружающим его индивидам. Почему ему не повезло? Почему «не везёт» всем прочим?

Ответить на этот вопрос можно лишь в одном случае, если сравнить узловые события жизни и особенности психики реализовавшихся (!) половинок с психикой и духом окружающего их населения. Всё, как говорится, познаётся в сравнении.

На феномен половинки, оказывается, можно взглянуть естественнонаучно, то есть построить математическую модель соответствия, что в науке есть высший из аргументов. Да не пугается читатель этих слов — расчёт прост и доступен каждому. Параметров для расчёта несколько и, прежде чем ознакомиться с методикой расчёта, надо осмыслить сущность нескольких из этих параметров.

Соединение с половинкой, как мы увидим из дальнейшего, в судьбе некоторых людей удача отнюдь не случайная. Как оказалось, вполне закономерная. А потому, возможно, доступная каждому, кому прискучили партнёры. По-настоящему прискучили. Подсознательно.

Этапы общения с партнёром описаны в литературе (художественной, научной и т. д.) вдоль и поперёк — знакомство, ухаживание, выяснение, кто кого больше «любит», «счастливый» брак, развод или похороны. А о половинке не написано ничего, разве что встречаются некоторые догадки, скажем, у гениального Льва Толстого.

Как узнать половинку? Похожа она или не похожа? Почему, скажем, она не стала половинкой прежде? Чем она занималась вместо того чтобы идти навстречу самой себе?

Если половинка — женщина, то только расспросами не обойтись: слова женщины в прямом смысле почти ничего не означают, даже если она, рассказывая о своей жизни, пытается быть предельно искренней. Одному французскому писателю удалось красиво и точно выразить эту особенность женщин. Он сказал приблизительно так:

«Размышляя над речью женщины, можно по её словам выяснить только одно: кем по профессии были её любовники».

Так как же узнать, что реально происходило с ней? Без психокатарсиса это невозможно. Но без психокатарсиса, как выясняется, невозможно не только рассмотрение прошлого (а в прошлом каждого человека заключено и его настоящее, и его будущее), но и формирование половинок, а следовательно, и история их любви.

Это ещё не знакомство с понятием половинки. Это ещё только постановка задачи.

Итак, как мы уже сказали, на пути к половинке лежат любые неадекватности сознания, в частности, — неврозы.