Алексей Меняйлов - Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)

• Название: Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея)
• Автор: Алексей Меняйлов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Психология
• Год: 2005
• ISBN: 5-93675-099-X

В мировой культуре присутствует ряд «проклятых» вопросов. Скажем, каким способом клинический импотент Гитлер вёл обильную «половую» жизнь? Почему миллионы женщин объяснялись ему в страстной любви? Почему столь многие авторы оболгали супружескую жизнь Льва Толстого, в сущности, оплевав великого писателя? Почему так мало известно об интимной жизни Сталина? Какие стороны своей жизни во все века скрывают экстрасенсы-целители, скажем, тот же Гришка Распутин? Есть ли у человека половинка, как её встретить и распознать? В чём принципиальное отличие половинки от партнёра?

Оригинальный, поражающий воображение своими результатами метод психотерапии помогает найти ответы на эти и другие вопросы. Метод прост, доступен каждому и упоминается даже в Библии (у пророка Даниила).

В книге доступно изложен психоанализ половинок (П. и его Возлюбленной) — принципиально новые результаты психологической науки.

Книга увлекательна, написана хорошим языком. Она адресована широкому кругу читателей: от старшеклассников до профессиональных психотерапевтов. Но главные её читатели — те, кто ещё не успел совершить непоправимых ошибок в своей семейной жизни.

---

«Такое, тако-о-ое!!!»

В смысле характера это далеко не худшая часть женщин, у этого типа деструктивные импульсы преимущественно направлены на самих себя. Софья же Андреевна была явно иного психологического типа. Во всяком случае, с не давящим Львом Николаевичем реализовать этот вариант ей было невозможно. Другое дело, скажем, с Танеевым… А вот со Львом Николаевичем Софья Андреевна явно всегда находилась в садистской фазе.

Следовательно, Софья Андреевна вовлекала мужа в постель для манипуляций с его анусом. Таки-и-их манипуляций, что Лев Николаевич мог решиться написать о них, только уже захлопывая за собой крышку гроба. На анус Льва Николаевича указывает также тот факт, что Софья Андреевна явно необоснованно обвиняла мужа в гомосексуальном сожительстве с Чертковым. Лев Николаевич стар, Чертков же намного его моложе, к тому же холост, так что двух мнений о том, на чью пассивную роль намекала Софья Андреевна, быть не может.

Конечно, вину за такие обвинения мужа можно свалить на фантомы сознания самой Софьи Андреевны: дескать, пожила графинюшка на свете, шестьдесят седьмой годочек уже, слушала-слушала разговоры про любовь да про нежности, но наконец утвердилась, всё, шабаш, меня не обманешь, я-то знаю, что только тогда человеку по-настоящему хорошо, когда оттуда ползёт, или, соответственно, туда пихают. Муж-то мой, граф, мог оставить удовольствие собачьего повиновения моим капризам только для справления удовольствия ещё большего. Того же рода. А большее — это… Когда пихают. Что-то побольше.

Рассуждение достаточно правдоподобное. Однако, учитывая то, что все поступки, действия и слова Софьи Андреевны были направлены только на одно — унизить, задеть мужа, отравить ему существование, — сомнительно, чтобы она могла удовольствоваться тем ничтожным уровнем его боли, которую могли вызвать её общетеоретические фантазии. По-настоящему задеть мужа могла только конкретика — тайная, скрываемая. Слова Софьи Андреевны небеспочвенны, — хотя, как всегда у женщин, далеки от корректности: Лев Николаевич ни в коей мере гомосексуалистом не был. Свидетельство тому — все стороны деятельности Льва Николаевича, его психический склад и даже то, что современные гомосексуалисты с удовольствием читают Шекспира и Достоевского, а Толстого на дух не переносят. Пожалуй, вполне достаточно одного только свидетельства ассоциативного мышления Софьи Андреевны: её муж был духовно противоположен «музыканту» Танееву!

Как же всё это совместить — анус задействован, а гомосексуалистом не был?

А вы прежде никогда не обращали внимания, что у «верной жены, идеальной матери и хранительницы дома» в психике невероятно много общего с «идеальным мужчиной» Гитлером?

И действительно, общих черт собирается целый список.

— К Гитлеру тянулся целый лес рук влюблённых в него женщин; в Софью Андреевну также влюблялся разве что не всякий оказывавшийся с ней рядом, начиная от слабоумного мальчика 14 лет, кончая солидным профессором (см. воспоминания Т. А. Кузминской-Берс).

— Гитлер мог убедить кого угодно в чём угодно; Софье Андреевне тоже без труда удалось заставить всех вокруг веровать в любую ахинею, которая была ей выгодна, в особенности в те причинно-следственные связи странностей её семейной жизни со Львом Николаевичем. Причём заставила веровать не только гостей типа Максима Горького, детей, внуков и т. д., но и потомков, армаду исследователей, представляющих себя литературоведами и толстоведами.

— У Гитлера с лица не сходило типичное выражение «принюхивания» к «субстанции в любимом состоянии»; чтобы Софья Андреевна могла почувствовать себя совершенно счастливой, необходимо было, чтобы весь дом был охвачен всеобщим поносом (см. воспоминания Татьяны Львовны Толстой).

— Гитлер страдал рупофобией, что, в частности, проявлялось в преследовании тех из его окружения, кто заговаривал на генитальную тему; Софья Андреевна тоже вся из себя была «чистая-чистая», писала антитолстовские романы со стерильными героинями, а Льва Николаевича на основании фраз и даже слов из его произведений попрекала за, по её мировидению, похотливость, «грязную» генитальность.

— Кто из них, Гитлер или Софья Андреевна, был более ревнив, определить не берёмся, но оба в этом смысле были выдающимися индивидами.

— И Гитлер, и Софья Андреевна вполне вписывались в государственную религиозность. Материалов на тему магизма их мышления наберётся на обширные трактаты.

— Неавторитарное мышление Льва Николаевича приводило Софью Андреевну в состояние исступления, и вся её жизнь была посвящена тому, чтобы извести мужа; Гитлер много преуспел в строительстве «лагерей смерти», куда попадали всего лишь за одно преступление — неспособность к садомазохистской преданности лично фюреру.

— Гитлера признали национальным героем Германии, а Софью Андреевну — гордостью земли русской и мировой цивилизации вообще. В выборе кумиров народы не ошибаются.

И если Гитлера признали бесноватым, но только после того, как ему на просторах России быстренько сорганизовали Сталинград, то Софье Андреевне до сих пор — вот уже почти сто лет! — удавалось пользоваться незамутнённым поклонением потомков. Ей бы тоже не повредил «Сталинград», сущность которого в срывании масок — тем являются тайные дела и истинные мотивы поступков. И это, разумеется, не считая того «Сталинграда», который её и ей подобных ждёт на Страшном Суде, на котором вообще души всех будут как на ладони. Не вечно Льву Николаевичу ходить обовранным да оболганным.

Но это уже детали. При столь многих совпадениях вкупе с обвинениями Льва Николаевича в гомосексуализме очевидно, что Толстому навязывали роль почти что Евы Браун! Да-да! Ни больше и ни меньше, хотя возможны и варианты в смысле техники исполнения, которые мы тоже обсудим.

Итак, в общих чертах постельные (ковровые?) вкусы копрофилки Софьи Андреевны ясны. Остаётся рассмотреть некоторые нюансы — психологические и «технические». Скажем, было ли взаимодействие нюхательных рецепторов (носа) и вкусовых (языка) Софьи Андреевны с анусом великого художника контактным или бесконтактным (созерцательным)? Очевидно, было контактным. Своими беспочвенными «обличениями» мужа в наслаждении «пр-р-роникновенными» гомосексуальными утехами она явила свой общий с мужем опыт. Придумать она бы не смогла. Не дотумкала бы. Она была явной копиисткой. Во всём. Начиная с числа и половой принадлежности детей, кончая художничеством.

А насчёт наслаждений… Наслаждался ли великий писатель, когда женин язык лез ему в ж…? Наслаждался. Наслаждался.

Только вот вопрос: почему?

Ответ — в гипнабельности Льва Николаевича. Если он утрачивал собственную волю вблизи с Софьей Андреевной (и ей подобными), то можно себе представить, что с ним происходило, если расстояние между физическими телами сокращалось до близости объятий! (Помните, на национал-социалистических собраниях с участием Гитлера первый ряд кресел бывал уделан весь, а задние не все?) Происходило обычное при гипнотических трансах явление: от Льва Николаевича как от духовной личности ничего не оставалось: её желание становилось его желанием, её «наслаждение» — его «наслаждением». Поэтому, когда Софья Андреевна задирала великому писателю ноги и с вожделением вонзала в его анус свёрнутый в трубочку язык, то она как копрофилка при этом достигала наибольшего удовольствия — и Лев Николаевич — отражённо — тоже. Только это было не его наслаждение! Потому-то он не одно десятилетие и рвался из постели своей партнёрши, как из братской могилы…

Бежать! Бежать!! Бе-жа-а-а-ать!!!..

А перед этим сказать, сказать всё, крикнуть на весь мир правду и — хлопнуть крышкой гроба!..

Лев Николаевич мыслил слишком масштабно, чтобы его могло волновать одно только разоблачение своей «благоверной» или всех бывших у него партнёрш и даже всех женщин вообще; его помыслом могло быть, по меньшей мере, выявление тех гнусных оснований окружающей нас жизни, супружества в том числе, опираясь на которые, удерживается существующий бесчеловечный порядок вещей. Правда о женщинах, описание их благоговейного поведения с «эротичными» Гитлерами и прочими «музыкантами» с одной стороны, и ненависть к носителям противоположного (биофильного) начала — с другой, — лишь ступень к более высокой цели.

Женщины — лишь материал.

Разумеется, не одна только Софья Андреевна. Всякого мужчину вообще обычно интересует только один тип женщин. Меняются только имена.

Восстановить тот уровень подробностей, который Лев Николаевич намеревался задействовать в повествовании о том типе женщин, с которым «имел счастье» знакомства до брака (охи да вздохи, ласки да сказки, на кресле, или на столе, или на краю постели предпочитала «любить» дама, их имена в конце концов) невозможно. Но можно приблизиться: ибо не изменились ни женщины, ни их вкусы. Для этого достаточно обратиться к опыту любого мужчины, который по психическим параметрам максимально ко Льву Николаевичу приближен. Психические параметры отражаются в узловых событиях жизни, отличающих его от окружающего населения.