Рафаэль Муссафир - Паршивка

• Название: Паршивка
• Автор: Рафаэль Муссафир
• Издательство: Рипол Классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-386-01164-2

Как объяснить чужой тете с подозрительным названием «психоаналитик», почему ты спишь в одежде, а собственным родителям — что ты в свои восемь лет уже прекрасно знаешь, что дети делаются совсем не так, как это следует из их рассказа о маминой розочке и папиных семечках? Почему иногда хочется придушить любимого младшего брата — приставучего, вредного и занудного типа? А еще понять, зачем Боженька так неожиданно забрал на небо твою любимую подружку и оставил тебя совсем одну на всем белом свете?

Если вы зададитесь целью как можно быстрее прочитать роман Рафаэль Муссафир, чтобы вместе с ее героиней Рашель «перепрыгнуть через папу, маму, бабушку, дедушку, учительницу и Деда Мороза» и окончательно стать взрослой, у вас ничего не получится. Потому что этот изящный, одновременно грустный и уморительно смешной рассказ о маленькой паршивке увлечет вас так, что вы не сможете пропустить ни единой строчки.

---

Госпожа Требла дала мне конфету и платок и отпустила домой.

На обратном пути я подумала, что мне, наверное, больше не хочется ходить к госпоже Требла…

Когда я сказала об этом маме, мама ответила, что посмотрим. Я сказала, что смотреть тут нечего, а она ответила, что ей видней, есть тут чего смотреть или нечего, и что речи быть не может о том, чтобы вдруг прекратить сеансы, не подумав и не попрощавшись.

Десятый сеанс

Сегодня мама сказала мне, что, поскольку я не очень хорошо себя чувствую, мы, наверное, отменим сеанс у госпожи Требла, чтобы у меня появилась возможность собраться с духом, но было бы неплохо, чтобы я после всего, что произошло, все-таки написала ей письмо и потом посетила бы ее, но только если найду в себе мужество все это ворошить… И я написала письмо госпоже Требла, потому что, в сущности, она знает Ортанс так же хорошо, как и я.

Дорогая госпожа Требла!

Мама сказала, что вы знаете про Ортанс, потому что про это писали в газете, в рубрике, которую часто читает моя бабушка, чтобы проверить, нет ли там кого знакомого. Я точно знаю, что Ортанс не смотрит на меня сверху вместе с бабушкиными умершими родственниками, потому что бабушкины умершие родственники давно умерли, их не существует, а Ортанс существует. И еще я надеюсь, что она меня не видит, потому что было бы несправедливо, если бы она меня видела и не могла бы прийти поиграть со мной или поцеловать свою маму. Мне очень тяжело от того, что мне кажется, что Ортанс не могла думать обо мне перед смертью. Это естественно в том смысле, что с ней происходило что-то более важное, и мне там места не было, но это так странно, потому что мы с Ортанс привыкли друг от друга ничего не скрывать. Когда мы рыгали в поезде или звонили госпоже Коротколяжкиной, я не знала, что Ортанс уже взрослый человек и скоро умрет. Госпожа Требла, я пишу вам, чтобы еще спросить, вы не знаете, какой цвет видит Ортанс сейчас? Я не могу понять, черный или серый. Может быть, черный. Да, не очень-то весело погрузиться навсегда в черноту, чтобы никогда уже не увидеть свою маму или друзей. Но серый был бы еще хуже, потому что я уверена, что время тянулось бы еще медленнее, если бы смерть была серой… И еще хочу вам сказать, что, когда во время «Trivial Poursuit» я называла Ортанс дурой с амбициями, я не хотела ее обидеть…

Рашель

Я отдала письмо маме, которая сама написала адрес, потому что если я напишу, будет так грязно, что почтальон ничего не поймет.

Мы часто говорили с Ортанс, что было бы здорово, если бы у нас воспалился аппендицит или чтобы на ногу наложили гипс и пришлось бы ходить с костылями. И когда у нее случился приступ, она позвонила мне из больничной палаты и сказала: «Никогда не догадаешься, что со мной произошло, большая ты моя! У меня аппендицит!» Я тогда сразу подумала, что это уже совершенно несправедливо и что теперь моя маленькая операция по удалению миндалин в пятилетнем возрасте совершенно померкла по сравнению с тем, что пережила Ортанс. Когда мама мне сказала, я вся задрожала и тут же подумала, что она, наверное, говорит не об Ортанс, а о другой девочке, которую просто точно так же зовут, но которую я не знаю, и что я все неправильно поняла. Я не сразу смогла заплакать, потому что плакать по Ортанс — ненормально. У меня закружилась голова, и я спросила маму:

— Мама… Она правда умерла или она умерла… заболела, Ортанс?

Мама сказала, что она правда умерла.

— Но ее же еще можно вылечить? Она ведь еще маленькая, Ортанс?

— Нет, куколка моя. Иди, я тебя обниму.

— А если позвать доктора Мартино?

Я как будто перестала понимать, что значит стать мертвым. И я на самом деле не знала, что можно умереть до того, как у тебя появятся дети. И я не знала, что можно умереть сейчас, я знала, что это обязательно случится, но гораздо позже, когда ты уже немного согласен умереть, пусть даже это и нелегко.

— Мы не будем звать доктора Мартино, любовь моя, Ортанс больше нет, как нет бабули, понимаешь?

— Нет.

— Дорогая…

— Мама, но ведь Ортанс совсем маленькая, она не может уже умереть?

— Такое случается очень редко, любовь моя, но, бывает, и совсем маленькие умирают…

— Но это же неправда!

— Дай я тебя обниму, сокровище мое.

Мама обняла меня, и я поняла, что Ортанс умерла, и я начала плакать, плакать, плакать… У меня кружилась голова, и, не знаю почему, я подумала, что больше уже никогда не буду плакать по бабуле.

— Но ведь нельзя умереть от аппендицита?

— Нет, моя дорогая…

— Но что же случилось с Ортанс?

— Она заразилась микробом в больнице. Такое случается очень редко.

— Ветрянкой?

— Нет, цыпленок мой…

— А… И… Ортанс знает, что она заразилась этим микробом?

— Нет, куколка моя, она ничего не знала.

— Так… значит, она не знала, что умирает?

— Нет, любовь моя, все произошло очень быстро.

— Может быть, она и не боялась?

— Она не успела испугаться, любовь моя, она заснула, как ангел, и умерла.

Мама думала, что успокоила меня, а я ужасно расстроилась от мысли, что никому не пришло в голову разбудить Ортанс и сказать о том, что засыпать, как ангел, опасно. Ортанс всегда так неосторожна. Потом я спросила, в котором часу она умерла, мама сказала, что она умерла в пять часов. Я вспомнила, что в пять часов я разговаривала с Мариной, с дежурной воображалой. Я не люблю воображал, и все же мне всегда немножко хотелось, чтобы они стали моими подругами. И вот, в пять часов, когда Ортанс умирала, я подучивала Марину Шириолль, надеясь сделать ее своей подругой, как надо воровать в бакалейной лавке, чтобы не попадаться. Думаю, я больше никогда не смогу сказать Марине ни единого слова. Уткнув голову в мамины колени, я молчала, глядя на ткань ее юбки, Ортанс умерла, а ткань оставалась все такой же. Мне захотелось сделаться куском ткани.

Мама долго гладила меня по голове, не быстро и не медленно. Когда ее рука скользила рядом с ухом, мне слышался довольно громкий шорох, который стихал, когда ладонь опускалась к шее. Получался ритм, как в песенке «Мальбрук в поход собрался». Мне нравится эта песенка. А мама все гладила и гладила меня… Мальбрук в поход собрался, вернется ли назад, вернется ли назад, вернется ли назад… Постепенно мне становилось лучше, я, наверное, очень устала и начала засыпать, по-прежнему уткнув голову в мамины колени. Мама прошептала мне, что она поспит со мной в моей кровати, что все хорошо, что Ортанс сейчас хорошо и что надо поспать, и мы заснули.

Когда будильник зазвонил, я заплакала, потому что, пока спала, я забыла про Ортанс, и получилось, что мне как будто второй раз сказали, что она умерла. Я подумала, что теперь мой будильник долго будет говорить мне, что Ортанс умерла, а в тот день, когда он не скажет этого, Ортанс действительно умрет, и мне станет еще грустней, оттого что я забыла о ней. Однажды за столом папа со смехом рассказал, как они с приятелем Альбером забавлялись, разрезая, словно торт, мертвых медуз во время отлива. После этого я спросила, почему он больше не дружит с Альбером, и папа ответил: «Его депортировали, беднягу». И повернулся к маме и спросил, не забыла ли она отослать налоговую декларацию, мама побагровела, а папа назвал ее дурой.

Если я тоже умру, не успев обзавестись детьми, мы с Ортанс будем двумя бедными мертвыми малышками, а если я умру старой, то Ортанс присоединится к Альберу и ко всем остальным невезучим друзьям, которых мы с папой забудем… потому что нам повезло…

После смерти Ортанс моя мама сказала, что я несколько дней побуду дома. Сначала я обрадовалась, потому что ненавижу школу, а потом подумала, что же я буду делать со всем этим свободным временем без Ортанс. В первый день я спросила маму, где находится тело Ортанс, чтобы пойти посмотреть на него. Глаза у мамы стали еще зеленее, чем обычно, и она ответила:

— Пока она в доме своей мамы.

— Я хочу посмотреть на нее, пока она не поднялась на небо.

— Нет, моя дорогая, ты слишком маленькая, тебе не надо смотреть на нее такую.

— Ортанс тоже еще слишком маленькая..

— У тебя будет шок, любовь моя, это зрелище может даже взрослых травмировать. И потом, мама Ортанс хочет в последний раз побыть наедине со своей дочкой, пока та не покинула ее.

После обеда я попросила у мамы разрешения погулять, села на автобус и отправилась к Ортанс. Когда ее мама открыла дверь, я вся дрожала, она обняла меня и сказала: «Малышка моя… бедная моя малышка…» В тот момент вместо грусти я испытывала неловкость по отношению к маме Ортанс. Она сказала спасибо за то, что я пришла.

— Госпожа Паризи… А Ортанс тут?

— Да…

— Можно мне ее увидеть?

— Нет.

— Хорошо… А почему?

— Я уверена, что ты сама знаешь почему. Я позвоню твоей маме, и она за тобой придет, хорошо?