Владимир Свержин - Танцы на минном поле

• Название: Танцы на минном поле
• Автор: Владимир Свержин
• Издательство: Самиздат
• Жанр: Детектив
• Год: 1998

Распечатав очередной конверт, Президент пришел в недоумение. И было от чего. Вместо ожидаемой справки о том, что Международный Валютный Фонд в очередной раз готов наполнить своей посильной лептой бюджет независимой России, пакет содержал фотографию, сопровожденную с обратной стороны аккуратной надпечаткой: «Уважаемый господин президент! Надеюсь, вам не составит труда узнать, где находятся данные предметы?» — «С ума они там, что ли, понимаешь, сошли?! — нахмурился Президент, перечитывая надпись — «В угадайку играют!»

Он перевернул снимок, и светлые его глаза увеличились так, будто хотели заглянуть под глянцевый слой фотоэмульсии. Предметы, запечатленные чьей-то любительской «мыльницей», были ядерными боеголовками, и ничем другим быть не могли. Три массивные металлические туши, способные в считанные секунды смести с лица Земли средних размеров город, сиротливо лежали на каменистой почве, поросшей жухлой растительностью.

---

— Да, слушаю вас, — то ли проговорил, то ли пропел он.

Человек, стоявший перед ним, вполне соответствовал его голубым мечтам: высокий, широкоплечий, излучающий надежность и силу.

— Вы Агиев Руслан Альбертович, я не ошибся?

— Да, — зачарованно глядя на собеседника, негромко ответил мужчина, польщенный осведомленностью незнакомца.

— Добрый день. Я из ФСБ. Контрразведка. Нам с вами нужно поговорить.

О, срезанный цветок, обреченный на гибель! О, утлая ладья, опрокинутая житейским ураганом! Не спуская глаз с человека, протягивающего ему свое удостоверение, Агиев издал протяжный стон. Так стонет трепетная лань, схваченная за горло кольцами безжалостной анаконды. Впрочем, может, анаконды и не питаются трепетными ланями.

— Пройдемте, Руслан Альбертович. Не будем же мы с вами, в самом деле, разговаривать здесь.

И Агиев пошел вслед контрразведчику, как ходят списанные из гарема султанские жены за старьевщиком, ведущим их на рынок. И очи его были опущены долу, и сердце стучало о пятки при каждом шаге, мешая двигаться на ватных ногах.

Коновалец возбужденно расхаживал по кабинету, словно тигр, запертый в тесной клетке.

В дверях показался майор Повитухин.

— Давай, Степан Назарович, заходи. Заждался уж, — полковник в три шага преодолел расстояние, отделявшее его от Повитухина, и крепко сжал его руку.

— Честное слово, как только смог, сразу к вам. Докладываю по порядку. По капитану Платову: из Новосибирска факсом передали его фотографию из личного дела. При всех скидках на качество снимка и разницу в возрасте, лица на фотографии и нашем фотороботе не совпадают.

— Черт побери, новость не из приятных, — поморщился полковник.

— Верно, — кивнул Повитухин. — Но я отдал оба изображения нашим криминальным живописцам. Они на компьютере наложили изображения друг на друга…

— Ну-ну, и что? — Заторопил Коновалец.

— По всем контрольным точкам полное совпадение, — усмехнулся майор.

— То есть, ты хочешь сказать?… — Полковник воздел вверх указательный палец, словно предвкушая стоящее на пороге открытие. — Ты хочешь сказать, что мы имеем дело с пластической операцией?

— Вероятнее всего, — подтвердил предположение начальника Повитухин. — Таким образом, внешность у него новая. Документы у него, скорее всего, тоже новые. И, как Платова, Андрея Дмитриевича, его в этой стране никто не знает, кроме, конечно, Чаклунца, если мы все верно расчитали.

— Скорее всего, ты прав, — помолчав немного, согласился полковник. — Но это, может быть, нам только на руку. С дачи что-нибудь слышно?

— В Кирсаново все тихо, — ответил Повитухин. — Ни Чаклунец, ни Митрофанов видимых попыток с кем-нибудь связаться не делают. Чаклунец, по словам капитана Самойлова, который с ним остался, мрачен. Но, судя, по его характеру, это может быть его нормальное состояние. А кроме того, с мозгами же у него все в порядке. Наверняка он понимает, что наш “тимуровский десант” не просто так, из почтения к нему, оставлен.

— Понимает, конечно же, — кивнул Коновалец. — Ничего, он человек военный. Ему объяснять не надо, что да почему делается. Насчет рукописи, что у нас слышно? — Безо всякого перехода продолжил он.

— Пересняли, отправили обратно Игорю Васильевичу. Я просматривал. Написано интересно, но по нашему делу, естественно, ничего нет.

— Я тебя о другом спрашиваю, — насупился контрразведчик. — Никто и не ожидал, что он там будет расписывать, как он с Платовым Лаврентьева уламывал. Вы письмо сделали?

— Конечно, Геннадий Валерьянович. Все сработали — и почерк на конверте воспроизвели, и штемпель московский поставили, и в Звенигород отвезли. Так что, завтра с утра можно обкладывать дупло по полной программе.

— Вот и отлично. Да, что там у тебя с этим МИДовским, — Коновалец замялся, подыскивая сколько-нибудь парламентское выражение, — сексуал-меньшевиком?

Повитухин тяжело вздохнул:

— Вот тут, Геннадий Валерьянович, полный бред получается.

— Что, запутался? — Хмурясь, спросил полковник.

— Если бы! — Хмыкнул Повитухин, открывая принесенную с собой кожаную папку. — Несет, с перепугу, всякую ахинею. Не могу понять, где правда, а где у него от ужаса в мозгу клепки повылетали. Да вы сами поглядите, — Степан Назарович протянул начальнику мелко исписанный лист.

Это были материалы допроса, точнее, чистосердечное признание, так как задержание, естественно, не оформлялось, и по документам выходило так, что, гуляя по заснеженному скверику, Руслан Альбертович неожиданно для себя принял решение заскочить на Лубянку и снять груз вины со своей исстрадавшейся души.

“Григория Кружилина я знаю около семи лет, с тех пор, как он работал в советском посольстве в Колумбии. Знакомство наше нельзя назвать близким, однако, мы часто встречались по работе в девяносто втором — девяносто третьем годах, когда Г. Кружилин был переведен в центральный аппарат МИДа. Позже я видел его значительно реже, а в девяносто пятом году и вовсе потерял из виду. Прошел слух, что Г. Кружилин погиб в автомобильной катастрофе. Однако, летом этого года я вновь встретил его при весьма неприятных для меня обстоятельствах. Зная о моей нетрадиционной сексуальной ориентации, он, оставаясь в тени, организовал мое знакомство с гражданином Н. и заснял при помощи видеокамеры момент наших интимных отношений. Пользуясь компроматом, в июле этого года он потребовал от меня оформить ему дипломатический паспорт на имя Ледникова Григория Эдуардовича. В противном случае он угрожал передать отснятую кассету моему тестю, человеку старой закалки и весьма строгих взглядов. Для меня это означало бы крушение семьи, конец карьеры и ряд других неприятностей. Для чего понадобился Кружилину паспорт на имя Ледникова, я не знаю, и как он им воспользовался, мне неизвестно. В обмен на паспорт Г. Кружилин вернул мне компрометирующую меня кассету, но предупредил, что у него имеется еще одна, подобного содержания. Угрожая разглашением моей тайны, он потребовал от меня передать через спецпочту два письма на имя Президента в середине сентября и в начале октября этого года. Зачем это ему понадобилось, и что содержалось в письмах, мне тоже неизвестно. После отправки писем Кружилин вернул мне кассету, и с тех пор я его не видел и ничего о судьбе его не знаю”.

Коновалец свернул листы, и, словно в подзорную трубу, уставился на Повитухина.

— Секретная президентская почта из МИДа? В середине сентября? — он подошел к столу и почти рухнул в кресло. — Степан Назарыч, да ты понимаешь, что это такое?! — Полковник потряс в воздухе показаниями Агеева. — Это же начало всей нашей чертовой ядерной истории. У тебя ориентировка на Кружилина готова?

— Так точно, Геннадий Валерьянович.

— Немедленно гони ее по всем инстанциям! Из-под земли пусть мне его вынут! Брать живым или мертвым, но лучше живым!

Глава 28

Поздний визит прапорщика Голушко не значился в расписании приемов полковника Данича. Последние недели они практически не встречались, лишь изредка сталкивались на взлетном поле, обмениваясь приветствиями. То немногое, что было известно Голушко, он поведал еще в самом начале поисков, и с тех пор горюче-смазочные проблемы полка его интересовали куда больше, чем ход следствия. И вот, вдруг…

— Хорошо, проси, — пожал плечами Данич, застегивая распахнутый китель, дабы предстать перед прапорщиком в виде, подходящем для официальных бесед. — Да, и еще. Найди подполковника Крутыя. Скажи ему, что тут, вроде бы, появились какие-то новости.

В том, что новый визит Голушко обещает новости, Данич не сомневался. Других причин для посещения у прапорщика не было. Голушко возник на пороге спустя пару минут, всем своим видом выражая виноватую нерешительность, какая бывает у людей мягких и тактичных, вынужденных своими мелкими проблемами отрывать от серьезных дел высопоставленных людей.

Данич подавил невольную улыбку, вызванную неказистой выправкой посетителя.

— Здравия желаю, Федор Афанасьевич, — мягко сокращая дистанцию, разделяющую лейб-гвардии полковника и прапорщика службы ГСМ, кивнул Данич. — Присаживайся, в ногах правды нет. — Он кивнул на стоящий возле койки деревянный стул, обитый потертым дерматином.

— Да я… — Замялся прапорщик, снимая шапку и начиная комкать ее, как гончар разминает глину для очередного горшка. — У меня вот…

— Толком говори, Афанасьич, — Данич похлопал его по плечу. — Что телишься? Я тебя не съем.

— Тут такая странная дребедень получается, — выдавил из себя Голушко. — Мой сын тут… из Москвы вернулся… Так он… Теперь… Вот… Говорит, что ему… То есть у него… В общем, сообщение у него для вас, — собравшись с силами, выпалил он.

— Сообщение?! — Данич испытующе посмотрел на собеседника. — Что еще за новости?! А кто таков твой сын?