Роже Мартен дю Гар - Семья Тибо.Том 1

• Название: Семья Тибо.Том 1
• Автор: Роже Мартен дю Гар
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1972

Роман-эпопея классика французской литературы Роже Мартен дю Гара посвящен эпохе великой смены двух миров, связанной с войнами и революцией (XIX — начало XX века).

На примере судьбы каждого члена семьи Тибо автор вскрывает сущность человека и показывает жизнь в ее наивысшем выражении — жизнь как творчество и человека как творца.

Вступительная статья Е. Гальпериной.

Примечания И. Подгаецкой.

Иллюстрации Б. Заборова.

---

Он говорил точно те же слова, что и Лизбет. Лицо у него было упрямое, взгляд тяжел и неподвижен; он напоминал прежнего Жака-мальчишку. Внезапно он глубоко вздохнул, губы задрожали, и он, словно прячась от кого-то, отвернулся, повалился на подушку и зарыдал. Одна рука его так и осталась за спиной; Антуан дотронулся до судорожно сжатой ладони, и она тотчас вцепилась ему в руку; Антуан ласково ее пожал. Он не знал, что говорить, и молча глядел на сотрясаемую рыданиями сгорбленную спину брата. Лишний раз убеждался он в том, что под пеплом беспрестанно тлеет огонь, готовый вспыхнуть в любую минуту; и он понял всю тщетность своих педагогических притязаний.

Прошло полчаса; рука Жака разжалась; он больше не плакал, только дышал тяжело. Постепенно дыхание стало ровнее, он задремал. Антуан не шевелился, не решаясь уйти. С тревогой думал он о будущем малыша. Подождав еще с полчаса, он на цыпочках вышел, оставив приоткрытой дверь.

На другой день, когда Антуан уходил из дому, Жак еще спал — или притворялся, что спит.

Они встретились наверху, за семейным столом. У Жака было утомленное лицо, в уголках рта залегла презрительная складка, он держался с видом непризнанного маленького гения. За весь обед он ни разу не взглянул на Антуана; он отвергал даже жалость. Антуан это понял. Впрочем, ему и самому не улыбалось говорить о Лизбет.

Их жизнь снова вошла в привычную колею, словно ничего и не произошло.

X

Однажды вечером, перед ужином, разбирая свежую почту, Антуан с удивлением обнаружил адресованный ему конверт, в котором оказалось запечатанное письмо на имя брата. Почерк был ему незнаком, но Жак был рядом, и Антуану не хотелось показывать Жаку, что он колеблется.

— Это тебе, — сказал он.

Жак ринулся к нему и залился румянцем. Антуан, листавший какой-то издательский каталог, не глядя, протянул ему конверт. Подняв голову, он увидел, что Жак сунул письмо в карман. Их глаза встретились; во взгляде Жака был вызов.

— Почему ты так на меня смотришь? — сказал Жак. — Разве я не имею права получать письма?

Ни слова не говоря, Антуан взглянул на брата, повернулся спиной и вышел из комнаты.

За ужином он беседовал с г-ном Тибо и ни разу не обратился к Жаку. Потом, как всегда, они спустились вдвоем к себе, но не обменялись ни словом. Антуан ушел в свою комнату, но едва успел сесть за стол, как без стука вошел Жак, с дерзким видом шагнул к нему и швырнул на стол распечатанное письмо.

— Раз уж ты следишь за моей перепиской!

Не читая, Антуан сложил листок и протянул брату. Жак не взял, — тогда он разжал пальцы, и письмо упало на ковер. Жак подобрал его и сунул в карман.

— Зачем же было напускать на себя такой грозный вид? — спросил он с усмешкой.

Антуан пожал плечами.

— И вообще, если хочешь знать, это мне надоело! — продолжал Жак, повышая вдруг голос. — Я уже не ребенок… Я хочу… я имею право…

Внимательный и спокойный взгляд Антуана выводил его из себя.

— Говорю тебе, мне это надоело! — заорал он.

— Что именно?

— Все.

Его лицо утратило всякую привлекательность; выпученные глаза, оттопыренные уши, открытый рот придавали ему глупый вид; он все больше краснел.

— Кстати сказать, это письмо попало сюда просто по ошибке! Я велел писать мне до востребования! Там я буду, по крайней мере, получать письма, какие захочу, и не обязан буду ни перед кем отчитываться!

Антуан глядел на него по-прежнему молча. Молчание было ему выгодно, оно помогало скрыть замешательство: никогда еще мальчик не разговаривал с ним в таком тоне.

— Во-первых, я хочу встретиться с Фонтаненом, слышишь? Никто не может мне помешать!

Антуана вдруг осенило: почерк из серой тетради! Несмотря на свои обещания, Жак переписывается с Фонтаненом. А г-жа де Фонтанен знает об этом? Неужто она разрешает эту тайную переписку? Антуану впервые приходилось брать на себя отцовскую роль; со дня на день могло случиться, что он окажется перед г-ном Тибо в том самом положении, в каком сейчас находился перед ним Жак. Все переворачивалось вверх дном.

— Значит, ты писал Даниэлю? — спросил он, нахмурясь.

Жак дерзко глянул на него и утвердительно кивнул.

— И ничего мне не сказал?

— Ну и что же? — ответил тот.

Антуан еле удержался, чтоб не влепить наглецу пощечину. Он сжал кулаки. Спор принимал опасный оборот, можно было испортить все, что налаживалось с таким трудом.

— Убирайся вон! — сказал он, делая вид, что все эти препирательства его утомили. — Ты сегодня сам не знаешь, что говоришь.

— Я говорю… Я говорю, что мне это надоело! — крикнул Жак и топнул ногой. — Я больше не ребенок. Я хочу бывать у кого мне заблагорассудится. Мне надоело так жить. Я хочу видеть Фонтанена, потому что Фонтанен мой друг. Я написал ему об этом. Я знаю, что делаю. Я назначил ему свидание. Можешь сказать об этом… кому угодно. Мне надоело, надоело, надоело!

Он топал ногами; казалось, не осталось в нем ничего, кроме ненависти и возмущения.

То, чего он не говорил и о чем Антуан не в состоянии был догадаться, заключалось в одном: после отъезда Лизбет бедный мальчуган ощутил в душе такую пустоту и такую тяжесть, что он не смог не поддаться потребности поведать юному существу тайну своей юности и, более того, разделить с Даниэлем мучившее его бремя. В своем восторженном одиночестве он заранее пережил сладкие часы всеобъемлющей дружбы, когда он умолит друга тоже любить Лизбет, а Лизбет — дозволить Даниэлю взять на себя половину этой любви.

— Я сказал тебе, чтобы ты убирался, — повторил Антуан, всячески стараясь показать свою невозмутимость и наслаждаясь превосходством над братом. — Мы еще об этом поговорим, когда ты немного успокоишься.

— Подлец! — взревел Жак, окончательно выведенный из себя его бесстрастностью. — Надзиратель!

И вылетел, хлопнув дверью.

Антуан вскочил, запер дверь на ключ и рухнул в кресло. Он побледнел от бешенства.

«Надзиратель! Болван. Надзиратель. Он мне за это заплатит. Если он думает, что может себе позволить… Он ошибается! Вечер пропал, работать я уже все равно не смогу. Он мне за это заплатит. За мой утраченный покой. Какую глупость я совершил! И все ради этого малолетнего болвана! Надзиратель! Чем больше для них делаешь… Болван — это я: трачу на него время, труд. Но довольно. У меня своя жизнь, свои экзамены. И не этому болвану…» Не в силах усидеть на месте, он принялся бегать по комнате. Вдруг он увидел себя беседующим с г-жой де Фонтанен, и лицо ею приняло выражение твердое и разочарованное: «Я сделал все, что было в моих силах. Пытался действовать лаской, любовью. Предоставил ему полную свободу. И вот вам. Поверьте, есть такие натуры, с которыми ничего не поделать. У общества имеется лишь одно средство оградить себя от них — не давать им совершать преступления. Не зря ведь исправительные колонии именуются Учреждениями социальной профилактики…»

Услышав шорох, словно заскреблась мышь, он обернулся. Под запертую дверь скользнула записка.

«Извини за надзирателя. Я уже успокоился. Впусти меня, пожалуйста».

Антуан невольно улыбнулся. Ощутив внезапный прилив нежности, он, не раздумывая, подошел к двери и отпер ее. Жак стоял в ожидании, опустив руки. Он был еще так взвинчен, что, потупившись, кусал губы, чтобы не расхохотаться. Антуан напустил на себя недовольный, высокомерный вид и вернулся к письменному столу.

— Мне надо работать, — сказал он сухо. — Я и так сегодня потерял из-за тебя достаточно времени. Чего ты хочешь?

Жак поднял смеющиеся глаза и посмотрел на него в упор.

— Я хочу повидать Даниэля, — объявил он.

Наступило недолгое молчание.

— Ты ведь знаешь, что отец против этого, — начал Антуан. — И я не поленился растолковать тебе, почему. Помнишь? В тот день мы с тобою условились, что ты примешь это как свершившийся факт и не станешь предпринимать никаких попыток возобновить отношения с Фонтаненами. Я поверил твоему слову. И вот результат. Ты меня обманул — при первом удобном случае нарушил уговор. Больше я тебе не верю.

Жак всхлипнул.

— Не говори так, Антуан. Совсем все не так. Ты не знаешь. Конечно, я виноват. Не нужно было писать, не поговорив с тобой. Но это потому, что тогда мне пришлось бы рассказать тебе еще об одной вещи, а я не мог. — И добавил шепотом: — Лизбет…

— Не о том речь… — прервал его Антуан, не желая выслушивать признания, которые смутили бы его больше, чем брата. И, чтобы заставить Жака переменить тему, сказал: — Я согласен еще на одну попытку, но уже на последнюю: ты должен мне обещать…

— Нет, Антуан, я не могу тебе обещать не видеться с Даниэлем. Лучше ты обещай мне, что позволишь мне его увидеть. Выслушай меня, Антуан, не сердись. Говорю тебе, как перед богом, что ничего не буду больше от тебя скрывать. Но я хочу увидеться с Даниэлем — и не хочу этого делать без твоего ведома. Наверно, и он не захочет. Я его просил, чтобы он писал мне до востребования, а он не пожелал. Послушай, что он пишет: «Зачем же до востребования? Нам скрывать нечего. Твой брат всегда был на нашей стороне. Эти несколько строк я пишу на его имя, чтобы он тебе их передал». А в конце письма отказывается от встречи, которую я назначил ему за Пантеоном: «Я рассказал об этом маме. Гораздо было бы проще, если бы ты пришел к нам в самое ближайшее время и провел у нас воскресенье. Маме вы оба нравитесь, твой брат и ты, и она поручает мне передать вам приглашение». Видишь, какой он честный. Папе это все неизвестно, он заранее его осуждает; и на папу я даже не очень сержусь, но ведь ты, Антуан, совсем не такой. Ты знаешь Даниэля, понимаешь его, видел его мать; у тебя нет никаких оснований относиться к нему, как папа. Тебе бы только радоваться, что у меня такой друг. Я так долго был один! Прости, я говорю не о тебе, ты понимаешь. Но одно дело ты, другое — Даниэль. Ведь есть же у тебя друзья твоего возраста, правда? И ты знаешь, что это такое — иметь настоящего друга.