Павло Загребельный - Ярослав Мудрый

• Название: Ярослав Мудрый
• Автор: Павло Загребельный
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-87994-108-6

Время правления великого князя Ярослава Владимировича справедливо называют «золотым веком» Киевской Руси: была восстановлена территориальная целостность государства, прекращены междоусобицы, шло мощное строительство во всех городах. Имеется предположение, что успех правлению князя обеспечивал не он сам, а его вторая жена. Возможно, и известное прозвище — Мудрый — князь получил именно благодаря прекрасной Ингегерде. Умная, жизнерадостная, энергичная дочь шведского короля играла значительную роль в политике мужа и государственных делах. Обладая трезвым умом, находчивостью, твердостью и решительностью, была способна брать на себя ответственность за решение сложных вопросов, легко находила контакт с любыми людьми, умела расположить их к себе и заставить действовать в своих интересах. С помощью обширных родственных связей ей удалось поставить Древнерусское государство в один ряд с ведущими европейскими державами. Она была достойной подругой своего великого мужа и его надежной опорой. Однако некоторые факты из биографии Ингегерды, в частности ее переезд в Новгород в конце жизни, дают право предположить, что в ее взаимоотношениях с мужем было не все так гладко…

---

— Беда, беда! — чуть не плакал Лучук. — Так давай хоть сами убежим!

— А теперь и вовсе поздно. Если бы тогда, когда ты сначала советовал, то ничего. А теперь не годится. Одно, что далеко уже забрались, а другое: знаем коварство Джурилы, не можем так оставить, нехорошо это!

— А не ведаю, что можно…

— Вельми хорошее дело посоветовал, — сказал ободряюще Сивоок, но Лучук все глубже впадал в отчаяние.

— Где уж там! — простонал он. — Ничего не выйдет!

— Тронемся сразу, как ты сказал, — не обращая внимания на его отчаяние; предложил Сивоок.

— Зачем?

— Увидим.

— Все-таки хочешь вернуть коней?

— Не знаю. Побежим, а там видно будет…

Хлопцы осторожно спустились с дерева, украдкой обошли спящий обоз вдоль кромки болота и изо всех сил помчались назад, по следам своих многодневных странствий.

Они сразу же вспотели, хотя и расстегнули корзна и сорочки, в темноте часто спотыкались то о корни, то просто о ветви, наползающая с болот тяжелая влажность с разгона забивала им дыхание. Сивоок, более крепкий телом, широкогрудый, бежал все-таки легко, а Лучук, более привыкший лазать по деревьям, неуклюже плелся за своим товарищем, с трудом переводя дыхание: «Хе-хе! Хе-хе!».

Когда миновал первый испуг, а позади уже не было ни огней, ни шума лагеря и вокруг окутывала все темнота, да лес, да близкие болота с липкими испарениями, хлопцы замедлили бег и двинулись рысцой более спокойно. Лучук, еще и не отдышавшись как следует, попытался заговорить с Сивооком, потому что очень уж хотелось знать, как же он думает действовать дальше, когда настигнут их беглецы Джурилы.

— Догонят нас, что тогда? — тяжело дыша за спиной у товарища, спросил он.

— Не догонят, услышим их, — спокойно ответил Сивоок.

— А ежели услышим, что тогда?

— Взберемся на дерево.

— И что?

— Встретим их. — Сивоок был так спокоен, что Лучук даже попытался забежать наперед и заглянуть ему в лицо. Но темнота была такая, что все равно ничего не увидишь.

— Как же мы их встретим?

— Не знаю.

— Вот так да! — разочарованно воскликнул Лучук. — И я не знаю. Так кто же знает? Куда бежим?

— Хочешь отдохнуть? — спросил Сивоок.

— Да нет, я хоть три дня могу бежать.

— А я бы уже и передохнул малость, — сказал более сильный, жалея своего слабого товарища.

Лучук промолчал, побоявшись возразить, но и не настаивая на остановке. Сивоок свернул немного в сторону, остановился возле темного дерева, оперся о его шершавый ствол спиной, схватил подбегающего Лучука в объятия, будто малое дитя.

— Да я! — куражился Лучук, хотя на самом деле еле передвигался уже.

Стояли они недолго. Хотя ноги у них подгибались от усталости, хотя струился по всему телу горячий пот, хотя очень жаль было бросать опору за спиной и снова мчаться вперед, давясь едкими болотистыми испарениями, но речь шла не об усталости и трудностях — речь шла о делах очень важных, рядом с которыми все меркло и теряло свое значение.

— Нужно бежать, — сказал Сивоок, — и как можно скорее. Чтобы не настигли они нас в темноте.

— А разве это не все равно? — не понял его намерений Лучук.

— Если будет рассвет, ты сможешь их стрелами хорошенько угостить. А в темноте что? Посвистишь вослед?

— Я такой, что и средь ночи попаду! — похвалялся Лучук, которому хотелось еще хотя бы минутку посидеть возле дерева.

— Не можем рисковать, — рассудительно промолвил Сивоок, — их много.

— А может, и нет.

— Много. Знаю.

— Что ж, ежели догонят еще до рассвета?

— Пропустим и пойдем следом. Где-нибудь да и настигнем их.

Они побежали дальше. Снова рванули изо всех сил, но быстро устали и еле плелись рысцой, правда, теперь уже молча. Иногда Сивоок немного сбивался со следа, сворачивал то влево, то вправо, но Лучук сразу же наставлял его на правильный путь, потому что чувствовал дорогу самими подошвами ног, ему не нужно было даже на землю смотреть.

Такой долгой ночи, наверное, еще не было ни у одного из них за всю жизнь. Бежали в черноту, углублялись в такую беспросветность, будто погружались в болотные дебри. Тьма еще больше усиливалась от тишины. Не слышно было ни шелеста листьев, ни криков ночных птиц, — одно лишь пошаркивание мягких постолов по твердой лесной земле да свистящее дыхание. Красные круги изнурения раскручивались у них перед глазами с каждой минутой все быстрее, с каждой минутой все напористее, все яростнее. Возникали из темноты к во тьме исчезали. Красная чернота и черная краснота. А на их место наползали мохнатые ужасы, страшные духи ночи, ужасные видения, ночь щедро рождала всякие ужасы в пущах и болотах, эти ужасы подступали к ним со всех сторон нагло и зловеще, то бросались под ноги каменно-твердым корнем дуба, то хлестали по лицу упругой веткой, то пугали прикосновениями чего-то отвратительно скользкого. И чем дальше бежали хлопцы, тем меньше знали они, ради чего бегут: то ли ради какого-то дела, то ли просто сдуру или же от жуткого испуга, от которого просто невозможно убежать…

Спас их рассвет. Кто-то швырнул вверх немножко бледности, вмиг исчезли духи леса, над лесом показалась полоска неба, и сам лес сразу словно бы раздвинулся, стал просторнее, звонче, и близкие болота отодвинулись куда-то подальше, и земля под ногами потвердела.

— А цыц! — остановился внезапно Лучук и, малость постояв, тяжело дыша, упал на колени и прислонил ухо к земле.

— Слышно? — спросил Сивоок, изо всех сил пытаясь прикидываться спокойным. — Что слышно?

— Конский топот, — сказал Лучук.

— Вот и хорошо.

— Боже Свароже, помоги коней угнать, — торопливо забормотал Лучук.

— Кони — что! Джурилу нужно свести со света.

— Это уж моя забота. — Лучук погладил свой лук.

— Ну, айда выбирать дерево, — предложил Сивоок.

— Сам выберу.

Сивоок смолчал, потому что теперь хозяином положения был Лучук.

— Мне тоже вместе с тобой или же на другое дерево? — спросил Сивоок почти послушно своего товарища.

— Как хочешь. А впрочем, лучше уж нам быть вместе. Так веселее.

Чего-чего, а веселья здесь было меньше всего, но оба попытались улыбнуться. В холодном свете раннего утра лица да были серые, аж синие, длинный изнурительный перегон по ночному лесу как-то снял с их фигур и лиц обретенную за последнее время взрослость, и теперь наружу выступило детское, беспомощное и незащищенное.

Они выбрали высокий ветвистый дуб, под которым, кажется, должен был проводить свой мятежный образ Джурило, без видимой охоты и торопливости полезли вверх, долго искали дубовые ветви, еще дольше располагались, так что чуть было не пропустили удобный момент, потому что беглецы появились из-за деревьев совершенно неожиданно и гнали вперед так быстро, что Лучук едва успел приладить стрелу и натянуть тетиву, но выстрелил уже не в лицо Джуриле, как предполагал это сделать, а почти вдогонку.

Тетива тихо звякнула, черная стрела хищно метнулась вниз, чтобы разом покончить с рыжим верзилой. Джурило ехал быстро, но стрела летела еще быстрее, она должна была настичь его сразу, и он сразу должен был повалиться навзничь, или же упасть на гриву коня, или сползти набок, но стрела уже, видимо, настигла рыжего, а он все так же покачивался на своем жеребце, удаляясь от дуба и от своей смерти; он словно бы не ехал, а отплывал, отодвигался, неслышно, беззвучно, конские копыта били о землю глухо, мягко, будто обмотанные мехом; все происходило, словно в зловещем сне, ночь хищных прав не хотела заканчиваться, она продолжалась существованием Джурилы, хотя должен он был быть мертвым; но не было времени для удивления, Лучук быстро пустил новую стрелу, которую приготовил для ко-го-то другого, снова на рыжего, но и от этой не произошло ничего, кроме разве того, что Джурило оглянулся и что-то крикнул своим, из чего можно было заключить, что обе стрелы попали в него, но не убили. Сивоок понял: на рыжем — заморский панцирь.

— Бей остальных! — прошептал он Лучуку. — Рыжего не возьмешь!

Лучук ударил одного, другого, третий испуганно рванул своего коня в чащу, еще несколько натолкнулись на тех передних, которые валились с коней. Лучук воспользовался случаем, чтобы сразить еще двоих. Джурило, вместо того чтобы броситься на выручку своим, изо всех сил помчался подальше от страшного места; уцелевшие пошли врассыпную по лесу, тогда Сивоок, не боясь угрозы столкновения с озверевшими от страха заговорщиками, просто упал с дерева в самое скопище коней и убитых всадников, схватил одного коня за уздечку, выдернул его из свалки, вскочил ему на спину, бросился ловить других коней, не прислушиваясь ни к стонам конским, ни к топоту беглецов.

Ему удалось поймать еще двух коней, но и это было хорошо, если принять во внимание их неожиданную неудачу с Джурилой.