Элиза Ожешко - Гибель Иудеи

• Название: Гибель Иудеи
• Автор: Элиза Ожешко
• Издательство: Новая книга
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-8474-0204-Х

Почти две тысячи лет прошло с тех пор, как была разрушена Иудея, древнейшее царство Востока, пал Иерусалим, величайший из городов древнего мира Этим драматическим событиям, которые отразились на судьбе мировой истории, посвящены романы, вошедшие в сборник.

---

— Тамара, — вскрикнул он. — Тамара, это ты?

— Да, — ответила она, рыдая и целуя его руки. — Это я, твоя Тамара, твое дитя. Но…

Она обернулась к бар Гиоре. Он обнажил меч и встал во главе своих людей, чтобы вести их против галилеян и зелотов. Она быстро вскочила и откинула назад волосы, опустившиеся ей на лицо от резкого движения. Глаза ее сверкнули, и, встав между воинами, она сказала громко:

— Слушайте, воины, это я, Тамара, дочь того, который здесь унижен. Перед всеми теми, которые любят отечество не менее тебя, перед лицом святого города и вечного храма, перед лицом Всевышнего спрашиваю я тебя, Симон бар Гиора, почему ты обвинил Иоанна из Гишалы в предательстве?

Повисла глубокая тишина. Даже самые возбужденные поняли, что девушка спрашивает справедливо. Симон бар Гиора облегченно вздохнул. Он видел, что и среди его приверженцев многие не одобряют его поведения относительно Иоанна из Гишалы.

— Ты спрашиваешь, девушка, — сказал он, — о вещах, которые нам всем известны. Отец твой стремился к власти и поэтому хотел удалить представителей знатных родов. Он нашел средство лишить их доверия народа. Он подделал письма, по которым будто бы видно было, что противники его заключили союз с Вероникой, Агриппой и римлянами. Эти ложные письма он распространял в народе. Так он обманывал и проливал невинную кровь.

Иоанн из Гишалы вздрогнул как от удара бича и гордо поднял голову.

— Ты лжешь, Гиора, — крикнул он, — я никогда…

Он не закончил. Тамара мягко взяла его за руку.

— Погоди, отец, — сказала она. — Я знаю Симона бар Гиора. Он вспыльчив и нетерпелив, но он добр и честен. — Обращаясь затем к Симону, она продолжала: — Ты говоришь о письмах, но где же они? Принеси мне доказательства, покажи их нам, и клянусь Всемогущим Богом, если твое обвинение справедливо, сам отец отдастся тебе на суд и никто из его людей не поднимет меча против тебя…

— Клянусь в этом, — подтвердил Иоанн и выступил вперед, поддерживаемый своими детьми.

Симон бар Гиора был изумлен твердостью человека, вина которого была так очевидна. Он обернулся в ту сторону, где до прибытия Иоанна стоял доверенный его невинных жертв.

— Оний! — позвал он.

Но никто не отвечал. Никто не шел на его зов. Он позвал еще раз.

Иоанн из Гишалы вздрогнул, и глаза его широко раскрылись.

— Оний? — переспросил он. — Это он дал тебе эти письма?

Симон бар Гиора кивнул: страшное подозрение закралось в его душу.

— Оний! — крикнул он в третий раз.

Из толпы воинов вышел один человек.

— Я встретил его на улице, ведущей к складам, — сказал он.

— Если это тот же Оний, — сказал Иоанн, — то читай…

Он подал ему свиток, который Базилид оставил в своей комнате перед бегством.

Симон бар Гиора взял свиток и стал его читать. Потом он вдруг упал к ногам Иоанна, к ногам того, который только что лежал перед ним в пыли…

— Прости! — крикнул он. — Прости…

Иоанн наклонился к охваченному отчаянием Симону и обнял его. Воины безмолвно окружили их.

Вдруг крик ужаса раздался на площади. С треском поднялось над крышами складов Иерусалима страшное пламя. Перебегая от склада с складу, оно охватило в одну минуту все кладовые. Онию удалось уничтожить запасы священного города.

В то время, как первые языки пламени поднялись к небу над иерусалимскими кладовыми, в дороге из Габат-Саула показался отряд в блестящем вооружении и со сверкающими копьями. Впереди мчался на быстром коне римский легат и победным движением простирал руку над городом, видневшимся вдали. Это был Тит.

Глава XVIII

Наступило восьмое аба 1013 года со времени построения первого храма Соломонам. Что стало с Иерусалимом? Исчезла зелень садов и рощ, всегда расстилающихся вокруг города. Деревья пошли на постройку укреплений, кустарники сожжены были римскими сторожевыми постами, а холмы, окружавшие город, сровнены были с землей под копытами легионов, мчащихся на поле битвы.

Пали все стены, защищавшие город, и битва велась теперь вокруг самого храма. Обе стороны сражались с одинаковой храбростью. Повсюду таилась смерть, безжалостно косившая и воина, и многих граждан, мужчин и женщин, старцев и детей. Бесчисленное число иудеев пало, защищая город. Одни погибли от камней и стрел, другие бросались в пропасти, ища добровольной смерти. В городе царили голод, мор и глубокое отчаяние. Иерусалим стал походить на гнездо диких зверей, раздиравших друг друга. Женщины отнимали последне куски у мужей, матери у детей. Трупы погибших от голода лежали на улицах, распространяя заразу. То, что щадил голод, гибнул от меча. Шайки одичалых людей ходили по улицам, врывались в жилища, грабя всех, не останавливаясь ни перед чем в своей безумной жажде разрушения. Уничтожен был всякий стыд, всякая брезгливость, голод заставлял есть самых отвратительных животных, а потом кожу обуви и ремни щитов, испорченную солому и сено. Одна знатная женщина, приехавшая в Иерусалим на праздник Пасхи и попавшая в осаду, задушила в безумии собственного ребенка съела его.

И все-таки смерть, голод, отчаяние и ужасы не сокрушили мужества иудеев. Римлянам приходилось ценой крови отвоевывать каждый метр города. Падение городской стены и осада храма не уничтожили надежд иудеев. Пока не сокрушен священный храм, Бог не оставит своего народа.

Дворец Грантов в нижней части горда уцелел, защищенный гигантским зданием храма. Утром девятого аба глубокая тишина царила в его длинных переходах; изредка только человеческая тень скользила по залитым солнечным светом галереям. В покое, где жил Иооанн из Гишалы, собралось несколько человек. Симон бар Гиора только что оставил смертельно больного Иоанна. Габба стоял с Мероэ в стороне, стараясь заслонить от девушки больного, чтобы не вызвать снова тяжелых видений в ее больном мозгу. Тамара сидела у постели отца и с ужасом следила за переменами в его лице. Врачи уже давно осудили его на смерть, но дух его все еще был жив.

— Боже, — молился Иоанн, — если воля Твоя такова, что Иерусалим и храм Твой должны исчезнуть с лица земли, то пусть последний камень разрушенной святыни раздробит мою голову, чтобы я не попал в руки римлян.

— Отец, — сказала Тамара, наклонясь к нему, положив ему руку на горячий лоб. — Опомнись, храм не тронут. Римлянин не осмелится напасть на святыню, он сам преклоняется перед ней…

Иоанн грустно покачал головой.

— И все-таки он разрушит его, — проговорил он с горечью. — Новый дух овладел землей, дух отрицания. И он сметет с лица земли нас, детей Израиля, которые долго противились ему. Потом наступит второй потоп, более губительный и страшный, чем первый. Вчера было решено на римском военном совете, что храм будет сожжен…

Тамара вскрикнула от ужаса.

— Это невозможно, отец, на это бы не решился и сам Нерон, а Тит…

— Тит был против этого, но Вероника доказала ему, что все силы Израиля сосредоточены теперь вокруг храма, и разрушение его навсегда сломит могущество иудеев. Но, — перебил он себя, — ты слышишь шаги? Это Хлодомар, я послал его за Регуэлем и Сабинием. Я многого не исполнил в своей жизни, но не мог умереть, не устроив своих домашних дел.

Он с трудом поднялся и позвал всех. Хлодомар остановился почтительно у двери, Регуэль бросился на колени у постели отца, Флавий Сабиний стоял в нерешимости посреди комнаты, опасаясь быть нескромным. Но Иоанн ласково подозвал его.

— Подойди ближе, Сабиний, — сказал он. — Ведь ты теперь наш. Римляне не могут сказать, что иудеи неумело сражались, — их учил Сабиний. Ты честно сдержал обет верности, который дал нашему народу, — честнее, чем многие иудеи… Теперь же нужно тебя освободить от данного обета, тем более что скоро рухнет понятие родины. Ее не станет для иудеев.

— Иоанн, — сказал Флавий Сабиний взволнованно, — неужели ты считаешь меня способным бросить в несчастии тех, которые приютили меня?

Иоанн грустно улыбнулся.

— Мне кажется, что ты немного счастья видел у нас. Но, — прибавил он, — я хотел освободить тебя от одних уз с тем, чтобы связать тебя другими. Тебя привела к нам рука Божия, но посредством другой человеческой руки и — ведь я прав, Тамара?

Тамара покраснела и опустила глаза.

Флавий Сабиний радостно посмотрел на Иоанна и опустился на колени около девушки. Тамара еще более покраснела, потом, рыдая, бросилась к отцу и прижала к губам его руки.

Иоанн нежно обнял ее.

— Помнишь, ты мне рассказывала о невзрачном стыдливом цветке, который распускается только под влагой земной печали.

— Иерихонская роза, — прошептала она.

— Да, иерихонская роза, — задумчиво повторил он. Она есть у тебя, Тамара? Принеси ее сюда. Это все, что я имею, — сказал он Сабинию, когда девушка вышла из комнаты, — и что могу тебе дать в награду за твою верность, Сабиний. Больше у меня ничего не осталось Ведь родина моя… — Голос его стал глубоко печальным. — О что они сделали с моей родиной!