Владимир Афиногенов - Белые лодьи

• Название: Белые лодьи
• Автор: Владимир Афиногенов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-203-01436-1

В новом историко-приключенческом романе Владимира Афиногенова «Белые лодьи» рассказывается о походе в IX веке на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира с целью отмщения за убийство купцов в Константинополе.

Под именами Доброслава и Дубыни действуют два язычника-руса, с верным псом Буком, рожденным от волка. Их приключения во многом определяют остросюжетную канву романа.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

— Чернь громит лавки агарян, а самих их избивает и вешает… Вся наша гарнизонная служба там, брошена на усмирение.

— Чем же они так, бедные агаряне, провинились?.. — допытывался Доброслав, рискуя схлопотать по шее плашмя акинаком.

Но начальник стражников, получив серебряный миллиарисий, оставался терпеливым.

— Ишь, пожалел… — грубо сказал он. — Почему же бедные?! Они-то как раз богатые, потому что с нашего брата за свои товары дерут втридорога.

Явно говорил с чужих слов. При этом начальник выразительно посмотрел на тоболы, что были приторочены к седлам.

— Хрисанф, брось важничать, — напрямую заговорил с ним Клуд, — отойдем в сторонку, сядем вон в тех кустиках, пообедаем, вина выпьем; мы с дороги — проголодались, да и ты, наверное, не откажешься…

— Нельзя, служба…

— Ты же начальник, Хрисанф, служба — она все больше для простых велитов. А потом, что за служба — стоять у запертых дверей?..

— Но, но! — возвысил голос стражник. — Поговори тут!

— Ладно… А ну, Дубыня, развязывай тоболу, где поросятина и хорошее вино… Идем, дружище Хрисанф… Идем.

Начальник сдался. Сели недалеко от пузатой башни Зенона, и вскоре Хрисанф взял в руки горлышко гидрии, словно древко копья.

— А вообще-то, Клуд, — заговорил он, — все это началось с приходом в Прекрасную Гавань галеры из Константинополя, с которой объявили народу о разгроме сарацинами около Сицилии императорского флота и напомнили жителям Херсонеса о том, что они должны три дня оплакивать погибших в Ионическом море… Но охлос оплакивание растолковал по-своему: толпа тут же хлынула с пристани на рынок, и начался грабеж, избиение агарян, глумление над их женами и детьми, а к вечеру все агоры покрылись виселицами… Вешали уже не только агарян и их отпрысков, но и тех господ, кем простой люд был недоволен. Хотя охлос всегда чем-то и кем-то недоволен… Так ведь, Клуд?

— Может быть, — произнес Доброслав и выразительно посмотрел на Дубыню.

— Вот и я говорю, — продолжал начальник стражи, отхлебнув еще из гидрия. — К черни присоединились рабы и подожгли стекольные мастерские. Хотя, я вам скажу, труд там действительно адский, хуже труда галерных невольников… От жары, испарений и голода рабы мрут как мухи… А вчера стоял на вахте на башне Зенона. Оттуда, сверху, — Хрисанф задрал голову, — хорошо видна Прекрасная Гавань. И вижу, как в сумерки от галеры отделилась лодка, но почему-то подошла не к причалу, а высадила человека в расщелинах скал, возле некрополя… Знать, нужно было, чтобы этот человек оставался незамеченным. Я, конечно, доложил своему доместику об этом. Он снарядил велитов, искали его, искали, как сквозь землю провалился… А галера тут же снялась с якоря и ушла обратно. Что за человек? Мы же должны были его проверить… Велено же — в город никого не пускать.

— И что, в гавани и бухтах нет никаких судов? — спросил Клуд.

— Отчего же, есть. Рыбацкие парусники. А больших, заморских, нет. Это был последний корабль оттуда, больше не приходили, и в ближайшее время вряд ли какой придет…

Клуд с Дубыней переглянулись: вот тебе и сели и поплыли в Константинополь.

— Спасибо тебе, Хрисанф, а Сулейман, владелец термы, жив?

Начальник стражи с яростью стукнул кулаком по кожаному наколеннику:

— Чернь сварила его в ванне с кипятком…

— Ого! — воскликнул Дубыня. — У нас на солеварне, в чанах, где идет выпарка, тоже иногда…

— Погоди, Дубыня, погоди… Потом расскажешь. Хрисанф, Сулейман был очень неплохим человеком…

— Согласен. И тут виноват я сам… Надо было сразу с велитами бежать к его терме, там оборванцы как раз гвалт устроили, но я понадеялся на крепость ее стен и запоров… А когда вернулись с рынка, от термы одна стена осталась, да по улицам с громкими криками носились павлины, и за ними гонялись оборванцы…

Узнав, что Сулеймана, его жену с детьми бросили в кипяток, я выхватил меч и… — Хрисанф снова стукнул кулаком по наколеннику. — Кажется, двух зарубил… Не помню. Правильно говоришь, Клуд, хороший человек был Сулейман, мы у него часто мылись и парились всей гарнизонной командой. А чернь разнесла терму, потому что она для охлоса что красная тряпка для быка: действует раздражительно. Ведь термы существуют для богатых, оборванцы в море купаются…

«Ну, раз Хрисанф себя к богачам причислил, значит, он хорош… Значит, и нам пора», — подумал Клуд и похлопал по плечу стражника:

— Спасибо тебе, Хрисанф, за рассказ, поедем искать ночлег в горах или в лесу.

— Счастливо. Приходите завтра, может, что и изменится, — предупредил начальник стражи.

Вино, деньги — великая сила! Но они все-таки не полностью затмили разум велиту. Напоследок, глядя на Бука, он спросил:

— Клуд, а почему у твоей собаки шерсть стала короче, а тело длиннее?

Доброслав засмеялся:

— Так это же другая собака, Хрисанф, от той, прежней, Буки, пес, сын ее. Ее и волка…

— То-то я гляжу — зверь!

И на другой день не смогли попасть в Херсонес. Пожары затихли, но, видимо, охлос еще колобродил… Знали бы жители Херсонеса, что подобные погромы прошли и в столице Византийской империи. Знали, наверное… Дурной пример заразителен.

«Нет худа без добра, — решил Клуд. — То, что в город не пускают, в какой-то степени даже и неплохо… Значит, Аристея с сыном из Херсонеса тоже не смогут уехать…»

А утром третьего дня они снова стояли у башни Зенона.

Люди все-таки интересные двуногие! В городе кутерьма и еще бог знает что, а у башни торга открыли: обычно тут продают скот, а сейчас понавезли мед, шкуры буйволов, овечий сыр, оливковое масло, виноградное вино. Уже и шум, гвалт. Смех и шутки возле винных бочек, потасовки.

Доброслав и Дубыня купили овечьего сыру, сели в сторонке, вынули хлеб, поросятину, вино, стали закусывать.

Вдруг слышат — колокола! Вначале ударили с крещальни базилики Двенадцати апостолов, и чернобородый с Клудом заговорщицки подмигнули друг другу: вспомнили, как снимали со стены крещальни прикованного цепями Лагира, я почему-то запомнились крысы, удиравшие с писком в норы. Поговорили о них.

Потом Дубыня спросил:

— А почему в таких местах они водятся? Жрать-то им нечего.

— Как это нечего? А ноги пленников?.. Ноги-то в цепях, никуда не уберешь, вот эти твари и объедают их до костей. Видел, как они обглодали ступни Лагира?

— Хватит про крыс… Дай-ка еще гидрию.

— Не увлекайся, скоро должны, мне кажется, калитку отворить. Судя по тому, что колокола заговорили, в городе навели порядок. Теперь прихожане-греки своему Богу станут хвалу петь. А вечером должен быть крестный ход. Вот на него, Дубыня, нам нужно не опоздать. Там я наверняка увижу Аристею, а в создавшемся положении она нам очень нужна. Слышал, что при встрече говорил Хрисанф: в бухтах Херсонеса никаких кораблей нет — ни гражданских, ни военных… Значит, возможности добраться до Константинополя у нас нет. С Настей я и хочу посоветоваться…

— Только ли посоветоваться? — подначил Дубыня.

— Глянь, отворили! — радостно воскликнул Доброслав, и, похватав под уздцы лошадей, они прошли в узкий проход между двух высоких крепостных стен, который повел их к массивным железным воротам. А миновав их, они очутились на главной улице.

Вид она имела удручающий, но картины разрушения сейчас мало интересовали наших друзей. Они гнали коней в другой конец Араксы, к морю, туда, где на живописных крутых берегах наряду с храмами расположились гостиницы и таверны. У одной из них, под странным названием «Небесная синева», Дубыня и Доброслав остановились. Таверна еще не открывалась. По законам империи пить разрешалось только после обедни, но пьяных вокруг бродило множество…

Доброслав взял в руку висевший на железной цепи бронзовый молоток и три раза стукнул им по окованной медью двери. За ней послышалась возня, и оттуда спросили:

— Кто там?

— Колдун… Открывай, брат, свои.

Дверь распахнулась, а на пороге возник карлик, в белом переднике, с крупной головой и руками-коротышками, но мускулистыми и заросшими густыми рыжими волосами.

— Проходи, колдун. Рад тебя видеть. Да ты не один, с товарищем. A-а, Бука, иди сюда, собачка, иди…

— Не Бука это, Андромед, а сын ее… Уже второй человек в этом городе спутал пса с его матерью. Похожи, правда?

— Похожи, но глаза у него волчьи… Заводите коней во двор, и милости прошу. — Андромед, загребая по сторонам толстыми ножками, двинулся в глубь таверны.

Дубыня шепотом спросил Доброслава:

— Кто он, этот карлик?

— Хозяин таверны.

Во двор из боковых дверей вышел такого огромного роста человек, что даже Дубыня по сравнению с ним оказался пигмеем. Видимо, существует у карликов страсть иметь при себе слуг только гигантов…

— Ты, я вижу, колдун, ко мне не просто поесть и выпить заехал, вам нужен ночлег… Так? — спросил карлик, усаживаясь на дубовую скамейку в зале таверны с таким усилием, какое делает дитя, когда оно пытается залезть на деревянного коня.