Николай Чуковский - Домик на реке

• Название: Домик на реке
• Автор: Николай Чуковский
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1947
• ISBN: X-XXXX-XXXX-X

---

— Мама, я пойду погулять, — сказал он.

Ему не хотелось, чтобы мама поняла, о ком он думает.

4

С тех пор как из штаба партизанских отрядов пришла бумажка, в которой сообщалось, что папа погиб, мама и Коля никогда о нем не говорили.

В первые дни гибель его казалась такой страшной, что они просто не могли выговорить ни одного слова о папе. А потом это вошло в обычай, образовалась как бы преграда, которую ни он, ни она никогда не переступали. Они щадили друг друга.

Но им и не надо было говорить о нем. Коля безошибочно угадывал по маминому лицу, когда она думала о папе. Она думала о папе почти всегда. Она ничем не выдавала себя — говорила о карточках, о булочной, о погоде, о штопке чулок, но Коля знал, что все ее слова значат одно: папы нет.

Она никогда не плакала — ни в первые дни, ни потом. Соседки в Челябинске возмущались и считали ее бесчувственной. Но каждую ночь она стонала во сне. Она стонала чужим, незнакомым голосом, совсем не похожим на ее дневной голос. Разбуженный стонами, Коля лежал в темноте, боясь шевельнуться, и слушал. Он не знал, спит она или не спит, и не решался ее разбудить, потому что она была бы недовольна, если бы узнала, что он слышал, как она стонет.

После смерти папы в ее отношениях с Колей произошла перемена. Прежде она часто кричала на него, когда он плохо себя вел. Особенно сердилась она, если он рвал одежду, потому что новой одежды достать ему не могла. Но спустя недели три после папиной смерти он, вместо того чтобы войти в сад через калитку, влез на забор, а потом, прыгнув, зацепился за кол и разорвал штаны сверху донизу. И мама, к его ужасу, не сказала ему ни слова. Она зашила штаны, не побранив его. После этого он дня три ходил только по самой середине улиц, боясь, как бы за что-нибудь не зацепиться.

Он тоже переменился и больше не корчил недовольного лица, когда мама посылала его в огород или за водой. Он теперь сам следил за тем, есть ли дома вода, и выхватывал у мамы из рук карточки, когда она собиралась идти за хлебом. Она теперь гораздо реже, чем раньше, просила его помочь ей, но у него образовалась привычка заглядывать ей в лицо, чтобы угадать, не может ли он чем-нибудь помочь. Он очень вытянулся за последние месяцы, и вдруг оказалось, что она ниже его ростом, и он стал понимать, что она маленькая и слабая. Иногда, как бы нечаянно, он стал называть ее Марфинькой. Так называл ее папа. Так и он сам, подражая папе, называл ее, когда был совсем мал. Потом он привык называть ее мамой и называл Марфинькой только про себя, в мыслях. Теперь, если не было посторонних, он снова вслух называл ее Марфинькой, и она на это не сердилась.

О папе он не говорил не только с мамой — ни с кем. В Челябинске он учился в школе, в пятом классе, и у него было много товарищей, но о папе он не рассказывал ни одному из них. Не любил он там ни с кем говорить и о том, как он хочет домой, в родной город.

С ним училось немало мальчиков из Москвы и Ленинграда, и все они очень гордились своими знаменитыми городами и очень много говорили о том, как они вернутся туда. Город, в котором родился Коля, был не велик и не знаменит, и там, на Урале, многие даже не знали, где он находится и на какой реке стоит. Но Коля любил свой город. Не за красоту, не за славу, а за то, что все в нем было связано с папой.

Вспоминая улицы, дворы, набережные родного города, птиц, деревья, зиму и лето, Коля сразу вспоминал папу. Под ивой во дворе папа сидел на стуле и читал книгу, а Коля у его длинных ног строил крепость из песка и камешков. На реку, на шершавые горячие мостки, они вдвоем ходили удить рыбу. Папа ставил Колю на каменную ограду старого кладбища, и Коля, гордый, бежал по ней, держась за поднятую папину руку. А когда Коля поступил в школу, они ходили туда с папой вместе: Коля — учиться, папа — на работу. С каким удовольствием шагал Коля по тротуару улицы Ленина рядом с папой, таким высоким, важным, и разговаривал с ним о разных умных вещах — о людях каменного века, о мамонтах, о том, что на луне нет воздуха! А как он гордился в школе, что этот высокий человек с подстриженной светлой бородкой, заведующий учебной частью, которого слушаются не только ученики, но и учителя, о котором почтительно говорят: «Сам Николай Николаевич!» — его папа!

Когда немцы подходили к городу, Коля и мама уехали, а папа остался.

Коле тогда сказали, что он выедет вслед за ними через несколько дней, и Коля сначала поверил этому. Но мама, конечно, все знала, и Коля тоже скоро догадался — видел, что мама не ждет.

Папа остался в городе с партизанами, и два с лишним года не слыхали они о нем ничего, а потом пришло извещение о его гибели.

Коля вышел на крыльцо. Уже совсем стемнело. Дул теплый ветер, и огромная ива шелестела над его головой своей тяжелой, незримой во мраке листвою — словно озеро шумело вверху. И Коля внезапно вспомнил этот шум: ива вот так же шумела под ветром и тогда, до войны. Она уцелела, старая ива, а город, лежащий кругом во тьме, разрушен. Папа был здесь, в городе, когда сюда входили немцы, он бродил при немцах по этим улицам, он видел все, чего не видел Коля. Они охотились за ним, они травили его. Где он прятался? Где спал, где ел? Он жил странной, удивительной жизнью, которую нельзя себе даже представить. Ему было холодно, голодно, больно. Он ничего не знал о Коле и маме, но он думал о них. Что он думал? Он был здесь, когда наши прорвали фронт далеко на востоке и уже двигались к городу. Как он, наверно, ждал! Он, может быть, был жив еще даже тогда, когда немцы перед уходом взрывали и жгли дома.

И вот немцы выгнаны, город свободен, мама и Коля вернулись домой, а его нет и никогда не будет…

Он, конечно, умер как герой — Коля ни одного мгновенья не сомневался в этом. Он, конечно, совершил какой-то подвиг, спасая от гибели тысячи людей, расчищая нашей армии путь к победе. Но какой подвиг? Этого Коля не знал. Если бы только знать, что он делал, что думал, как погиб! Чтобы он жил хотя бы только в уме, только в памяти, чтобы можно было, оставшись наедине, поговорить о нем.

Далекие гудки паровозов звучали в темноте печально и звонко.

Постояв на крыльце, Коля вдруг озяб — не оттого, что было холодно, а оттого, что он очень устал за день. Он вернулся в комнату, разделся и лег на сенничке, который мама расстелила для него на полу возле кушетки. Огонек на коптилке мигал, и белочки на коврике «вери-мери», казалось, двигались, как живые.

Мама и Агата сидели за столом и разговаривали прерывистым быстрым шепотом.

Слов их Коля не слышал, да и не прислушивался. Он засыпал.

И вдруг, за мгновенье до сна, он услышал, как Агата сказала:

— Немцы убили их всех разом, весь отряд, восемнадцать человек, накануне того дня, когда взорвали мост.

У Коли все похолодело внутри. «Это она о папиной гибели», понял он.

— Говорят, их кто-то предал, — сказала Агата.

Мама заплакала. Наконец-то! Хорошо, что она плачет.

Глава вторая На крыше

1

— Приходи через полчаса, он еще спит.

При этих словах Коля проснулся.

Мама, уже одетая, разговаривала с кем-то через открытое окно. Голос у нее был спокойный, обыкновенный, как всегда. Уж не приснилось ли Коле, что она вчера плакала? Солнце озаряло ее, золотя ей волосы.

— Марфинька, кто там? — спросил Коля.

— Вставай скорей, это Степочка.

Коля сразу вскочил.

— Зачем ты его отпустила? — сказал он с нетерпением. — Я уже не сплю. Позови его!

— Он сейчас придет, — ответила мама. — Он уже раза четыре подходил сюда, под окошко.

Степочка был лучший Колин друг. Они когда-то оба учились здесь в школе, в первом классе. Они вместе уехали в эвакуацию и вместе жили в Ярославской области. Там они целое лето строили корабли и пускали их плавать в пруд. У них были маленькие корабли — из сосновой коры, и большие — вырезанные из целого полена. Вначале они увлекались парусным флотом. Ветер надувал бумажные паруса и гнал корабли с одного берега пруда на другой. Они приделали к каждому кораблю киль и руль, и корабли стали ходить под углом к ветру, как настоящие. Потом они построили винтовой корабль. Жестяной винт приводился в движение резинкой, туго намотанной на катушку. Этот корабль мог идти своим ходом целых тридцать секунд.

Потом им пришлось расстаться — Коля уехал на Урал, а Степочка остался в Ярославской области. Они переписывались. Степочка рисовал корабли и морские сражения и присылал свои картинки Коле. Он великолепно знал все типы кораблей и срисовывал их с открыток и плакатов, которые присылал ему отец, служивший в Черноморском флоте. Весной 1944 года отец Степочки был убит, и Степочка написал об этом Коле. В родной город вернулся он уже месяц назад вместе со своей тетей — матери у него не было.

Едва Коля успел умыться, как Степочка снова появился под окном. Коля махнул ему рукой, и Степочка вошел в комнату. От радости и застенчивости они только кивнули друг другу и остановились возле кушетки, не зная, что сказать и сделать.