Роже Мартен дю Гар - Семья Тибо. Том 2

• Название: Семья Тибо. Том 2
• Автор: Роже Мартен дю Гар
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1972
• ISBN: 1.0 — Scan: Irbys27; OCR, Formatting, BookCheck: час

Роман-эпопея классика французской литературы Роже Мартен дю Гара посвящен эпохе великой смены двух миров, связанной с войнами и революцией (XIX — начало XX века).

На примере судьбы каждого члена семьи Тибо автор вскрывает сущность человека и показывает жизнь в ее наивысшем выражении — жизнь как творчество и человека как творца.

Перевод с французского Инн. Оксенова, Н. Рыковой, Д. Лившиц, Н. Жарковой.

Примечания М. Машкина и И. Подгаецкой.

Иллюстрации Б. Заборова.

---

Он внушал жалость. Однако Антуан хотел знать наверное; он повторил:

— А кроме того?

Рюмель вздрогнул. Не отнимая рук от лба, он поднял голову. Она казалась ему жужжащей и хрупкой, готовой треснуть от малейшего толчка. Нет, так не могло продолжаться: в конце концов, что-то должно было лопнуть там, внутри… В эту минуту он отдал бы все на свете, пожертвовал бы своей карьерой, честолюбием ради двенадцати часов одиночества, полного покоя, — все равно где, пусть даже в тюремной камере.

Тем не менее он продолжал, еще больше понизив голос:

— И кроме того, нам доподлинно известно следующее: Берлин предупредил Петербург, что при малейшем усилении русской мобилизации Германия тоже немедленно объявит мобилизацию… Своего рода ультиматум!

— Но что же мешает России приостановить мобилизацию? — вскричал Антуан. — Ведь только вчера было сообщение о том, что царь предлагает третейский суд Гаагского трибунала!

— Совершенно верно, дорогой мой, но факты таковы: в России одновременно с разговорами о третейском суде упорно продолжают проводить мобилизацию! — произнес Рюмель с каким-то безразличием. — Мобилизацию, которую начали, не только нас не предупредив, но даже тайком от нас… И начали когда? По словам некоторых, двадцать четвертого! За четыре дня до объявления войны Австрией! За пять дней до австрийской мобилизации! Вчера вечером его превосходительство господин Сазонов определенно заявил нам, что Россия усиливает свои военные приготовления. Господин Вивиани, который, по-моему, искренне, чем многие другие, желает во что бы то ни стало избежать войны, буквально сражен. Если указ о мобилизации — о всеобщей мобилизации — был бы наконец сегодня вечером официально опубликован в Петербурге, это бы никого из нас не удивило!.. Вот что вызвало созыв военного совета сегодня ночью. И действительно, это неизмеримо важнее платонического предложения о третейском суде в Гааге! Или даже братских писем, которыми чуть ли не ежечасно обмениваются кайзер и царь, его кузен!.. Чем объясняется это вызывающее упорство России? Может быть, тем, что господин Пуанкаре всегда осторожно повторял, будто французская военная поддержка будет оказана России лишь в случае военного выступления Германии? Вот вопрос, который задают себе все… Можно подумать, что Петербург хочет заставить Берлин сделать агрессивный жест, который принудил бы Францию выполнить свои союзные обязательства.

Он замолчал. Внимательно разглядывая свои колени, он ощупывал ноги. Может быть, он колебался, говорить ли ему дальше? Вряд ли: у Антуана создалось впечатление, что сегодня дипломат был уже не в состоянии взвешивать, о чем можно говорить и о чем ему следовало бы умолчать.

— Господин Пуанкаре поступил очень ловко, — продолжал Рюмель, не поднимая головы. — Очень ловко… Подумайте: наш посол в Петербурге сегодня ночью получил телеграфный приказ категорически заявить от имени своего правительства, что оно не одобряет русской мобилизации.

— В добрый час! — наивно произнес Антуан. — Я никогда не принадлежал к числу людей, считающих, что Пуанкаре соглашается на войну.

Рюмель ответил не сразу.

— Господин Пуанкаре больше всего заботится о том, чтобы на нас не возложили ответственность, — прошептал он с неожиданным смешком. — Теперь, видите ли, эта телеграмма — запоздала она или нет — находится там, что бы ни случилось потом; она останется в архивах, она засвидетельствует наше желание сохранить мир. Честь Франции спасена… И вовремя… Это очень ловко.

Глухо прозвучал звонок, и Рюмель снял телефонную трубку.

— Невозможно… Скажите ему, что я не могу принять ни одного журналиста… Нет, даже его!

Антуан размышлял вслух:

— Но если бы Франция захотела еще и сейчас решительным образом прекратить русскую мобилизацию, разве у нее не нашлось бы более действенного средства, чем официальный протест? Судя по тому, что вы мне рассказывали на днях, наши договоры не обязывают нас оказывать поддержку русским, если Россия объявит мобилизацию раньше Германии. Так вот, разве недостаточно было бы в соответствующем тоне напомнить об этом вашему Сазонову, чтобы заставить его приостановить свои приготовления?

Рюмель снисходительно пожал плечами, словно слушая болтовню мальчишки.

— Дорогой мой, что же осталось от старых франко-русских договоров? История скажет, прав я или нет, но мне кажется, что за последние два года, и особенно за последние недели, благодаря тонкой, извечно двойной игре славян, а быть может, также из-за великодушной неосторожности наших правителей наш союз с Россией был возобновлен без всяких условий… и что Франция заранее обязалась поддержать любое военное выступление своей союзницы… И что это сделано помимо нашего министерства иностранных дел, — добавил он вполголоса.

— Но ведь Вивиани и Пуанкаре сходятся во взглядах…

— Гм! — произнес Рюмель. — Разумеется, сходятся… С той разницей, что господин Вивиани всегда противостоял влиянию военных кругов… Вы знаете, что до того, как Вивиани стал премьер-министром, он принадлежал к числу лиц, голосовавших против трехгодичной военной службы… Еще вчера, сразу после приезда, он, по-видимому, твердо верил, что все должно, что все может уладиться… Интересно, что он думает об этом сейчас? Сегодня ночью, после военного совета, он был неузнаваем, на него жалко было смотреть… В случае, если у нас объявят мобилизацию, я не удивлюсь, узнав, что он подал в отставку… — Не переставая говорить, он, волоча ноги, подошел к кушетке и лег на бок, уткнувшись носом в подушки. — Кажется, дорогой мой, сегодня у нас правая ляжка? — продолжал он тем же поучительным тоном.

Антуан подошел к нему, чтобы сделать укол.

Наступило длительное молчание.

— Вначале, — невнятно заговорил Рюмель заглушенным подушкой голосом, — систематически саботировала все усилия, предпринимавшиеся для сохранения мира, по-видимому, Австрия. Теперь это, бесспорно, Россия… — Он встал и начал одеваться. — Таким образом, это она своей непримиримостью подавила новую попытку английского посредничества. Вчера в Лондоне серьезно поработали и кое-что придумали: Англия предложила временно принять оккупацию Белграда как совершившийся факт, просто как залог, взятый Австрией, но потребовать взамен, чтобы Австрия открыто заявила о своих намерениях. Это могло бы все же послужить исходной точкой для начала переговоров. Но для этого требовалось единодушное согласие держав. И вот Россия наотрез отказала в своем: она поставила непременным условием официальное прекращение военных действий в Сербии и вывод из Белграда австрийских войск, что при настоящем положении вещей значило потребовать от Австрии совершенно неприемлемого отступления! И снова все разрушено. Нет, нет, дорогой мой, нечего обольщаться. Россия повинуется твердому решению, которое, очевидно, было принято ею не вчера. Она ничего больше не хочет слышать: она не намерена отказываться от этой войны, надеется извлечь из нее выгоду, и всех нас втянет в эту игру… Нам ее не избежать!

Он надел пиджак и машинально направился к камину, чтобы проверить в зеркале, хорошо ли завязан галстук, но на полдороге обернулся:

— А думаете, хоть кто-нибудь из нас действительно знает правду? Ложных известий гораздо больше, чем истинных… Как в них разобраться? Подумайте, дорогой мой, ведь вот уже две недели, как повсюду, во всех кабинетах министров иностранных дел и начальников генеральных штабов без умолку звонит телефон, требуя немедленных ответов, не оставляя времени измученным носителям власти ни на размышление, ни на изучение вопроса! Подумайте о том, что во всех странах на столах канцлеров, министров, глав государств ежечасно скапливаются груды шифрованных телеграмм, разоблачающих тайные намерения соседних наций! Это неистовый перезвон новостей, противоречивых утверждений, из которых каждое важнее и неотложнее другого! Как разобраться в этом адском сумбуре? Какое-нибудь ультраконфиденциальное сообщение, полученное нами через наши секретные органы, раскрывает неожиданную, непосредственную опасность, которая может еще быть предотвращена быстрым ответным ударом. Проверить это невозможно. Если мы решимся на удар, а известие окажется ложным, наша инициатива осложнит положение, быть может, вызовет решительный шаг противника, подвергнет опасности идущие к концу переговоры. Если же не решимся, а опасность вдруг окажется реальной? Завтра действовать будет уже поздно… Европа буквально шатается, словно пьяная, под этой лавиной известий, наполовину истинных, наполовину ложных…

Он ходил взад и вперед по комнате, неловко поправляя воротничок, почти шатаясь, — как и Европа, — от сумятицы своих мыслей.