Николай Григорьев - Двенадцать поленьев

• Название: Двенадцать поленьев
• Автор: Николай Григорьев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: О войне
• Год: 1978

Сборник рассказов, герои которых — рабочие, железнодорожники, матросы, солдаты — люди, которые совершают подвиги в труде и в бою. Время действия — Гражданская война, Великая Отечественная война и 1950-70-е годы.

---

 Временами Николай Николаевич, нацеливаясь инструментом в отверстие колодца, придерживает дыхание.

 Замирают и мальчики. Они уже знают: чуть царапнешь, вводя инструмент в глубину, и квадрат может быть испорчен...

 — Дед у вас какой бритвой бреется? — неожиданно спросил Николай Николаевич, не прерывая работы.

 Алёша взглянул на меня. Я улыбнулся: мол, отвечай.

 — А он не признаёт безопасной. У него бритва как сабля.

 — А как он точит свою саблю? Ты видел?

 — Ага. На брусочке. И поливает маслом. Чтобы ни- ни... никакой зазубринки. Даже невидимой.

 Николай Николаевич кивнул.

 — Вот и я, — сказал он, — должен закончить маленький колодец без зазубрин внутри. У вас масло — а у меня медный купорос. — Он наклонил бутылочку и пустил в отверстие колодца несколько зелёных капель. — Теперь, — продолжал он, — беру вот этот напильничек, называется «бархатный»...

 А напильничек-то, глядят ребята, чуть потолще иголки. Насечку на нём и не рассмотришь — глаза заслезятся.

 Мальчики следят за руками инструментальщика. Ждут...

 Однако бархатный напильник не успел опуститься в колодец.

 Русакова окликнули.

 По цеху быстро шёл человек в пиджаке и галстуке. В руках у него был свёрнутый в трубку чертёж. На ходу, кивком головы он здоровался с рабочими.

 Не дойдя до верстака, круто остановился и подозвал Русакова.

 Между ними завязался разговор. Но и к нам долетали беспокойные слова.

 — В Индию ещё не отправили? — с удивлением сказал Русаков. — Вот так раз!

 Вошедший загорячился:

 — Да готова машина, совершенно готова! Но на испытании застопорилась. Пришлось забраковать одну из деталей. Совсем по-новому надо её сделать, вот, глядите! — И он развернул перед Русаковым чертёж.

 Николай Николаевич заинтересовался чертежом, принялся его разглядывать.

 Потом вздохнул и показал в сторону верстака:

 — Но у меня ещё своя работа не закончена...

 — Отложите! — перебил вошедший. — Сейчас самое главное для нас — отправить машину в Индию!

 Русаков пожал плечами:

 — Отложить, товарищ директор, недолго. Но ведь есть у нас инструментальщики и посвободнее меня. А я терпеть не могу оставлять работу незаконченной.

 Директор завода перебил:

 — И слышать не хочу! Никто, кроме вас. Штамп надо сделать за десять дней. Часа не могу прибавить!

 Русаков даже попятился, изумлённый:

 — Что вы... Такая сложная деталь... Нет, это невозможно.

 — Не верю, — настаивал директор, — не верю. Для вас, Николай Николаевич, нет невозможного. Руки у вас золотые!

 Тут я снял своих мальчиков с подставки. Шепнул им: «Николаю Николаевичу теперь не до нас...»

 И мы ушли с завода.

НАШИ ТРЕВОГИ

 Вот мы и дома.

 Прошёл день — мальчики возвратились из школы.

 И сразу ко мне:

 — А что дядя Русаков? Так и оставил нашу плашку? А Индия — это важно?

 Я порылся у себя в записной книжке.

 — Вечером, — говорю, — узнаем, как у него дела. Вот его телефон.

 Застал Русакова дома. Он отдыхал после работы, но всё же охотно взял трубку и на все мои вопросы ответил.

 Про плашку сказал так: «После вас, в тот же вечер, доделал её и сдал куда следует. — Спасибо, — говорит, — Алёше и Саше, трудолюбивые ребята, всем интересуются. В их, — говорит, — компании мне и работалось веселее».

 — А ещё что сказал Русаков? — заинтересовался Саша. — Отбился он от директора? Вот смешной! За десять дней чтоб... Я бы отбился...

 — Нет, — говорю, — не отбился. Николай Николаевич думает немножко иначе, чем ты. Чертёж индийской детали он взял домой. Теперь сидит над ним и раздумывает, как бы невозможное сделать возможным...

 Алёша захлопал в ладоши:

 — Значит, за десять дней надеется!

 Ещё день прошёл.

 Наступил вечер. Саша и Алёша опять тянут меня к телефону.

 Не хотелось мне беспокоить уставшего человека — да разве от мальчишек отвяжешься? Позвонил, узнал, что делается на заводе.

Объявляю ребятам:

 — На десять дней Русаков не согласился.

 Тут уже Саша обрадовался:

 — Ага, по-моему выходит, по-моему! Там не десять, а, наверно, двадцать надо!

 — Да, — снова говорю я, — на десять дней не согласился. Изучил чертёж и обнаружил, что штамп можно сделать быстрее, не за десять, а за девять дней с половиной.

 Саша от удивления только рот разинул. Впрочем, и Алёша не сумел произнести ни слова.

 Я продолжаю:

 — Суть в том, что Николай Николаевич знает, что такое Индия. Бывал там как депутат Верховного Совета. Ведь наше Советское правительство крепит дружбу со всеми народами. Теперь послушайте, что нашего депутата там глубоко опечалило.

 И я рассказал ребятам о бедах и несчастьях этой великой страны. В Индии плодородная земля. Щедрое солнце, яркое голубое небо. Но редко выпадает дождь. Из-за этого чуть не каждый год у крестьян гибнут посевы. Одно спасение: надо поднять воду из рек и пустить её ручейками на поля. А это под силу только крупным машинам...

 — Значит, нужны электростанции! — подхватил мой рассказ Алёша. — И они обратились к нам, на завод «Электросила». Потому что в Индии знают, что мы им поможем... Всё ясно!

 Вставил слово и Саша. Но у него свои мысли:

 — А как, скажите, пожалуйста, Русаков убавил полдня? Даже непонятно. Спросить бы его по телефону.

 — А разве я не сказал? Эх... — посетовал я на стариковскую забывчивость. — Николай Николаевич, — говорю,— пошёл на очень смелый шаг. Готовя штамп, инструментальщик — сами видели — то и дело заглядывает в чертёж. Казалось бы, пустяковая задержка в работе: минута-другая — есть о чём говорить! Но штамп для детали в индийскую машину особенно сложен, и — как подсчитал Русаков — на этих минутках за десять дней он потеряет полдня!

 Нет, такого Николай Николаевич допустить не мог.

 А как быть?

 Заучить чертёж — иного не придумаешь. И слесарь-инструментальщик Русаков усилием воли заставил себя это сделать.

 Был чертёж на листе бумаги: сложный — из густой сетки линий, со множеством цифр. Теперь чертёж как бы отпечатался в памяти Николая Николаевича.

 Вечерок Русаков просидел над чертежом.

 А утром, придя на завод, объявил:

 — Десять дней мне не надо. Вырежу штамп за девять с половиной.

ОН ЗАПЕВАЕТ ПЕСНЮ

 Это было утро вторника.

 Потом наступил день, Алёша пришёл из школы — и сразу к календарю, который у нас на стене.

 Постоял перед календарём, потоптался. Протягивает руку к листку:

 — Уже можно сорвать?

 — Что, — говорю, — за спешка? Вечером сорвёшь, как всегда.

 А сам догадываюсь, что у мальчишки на уме. Хочется ему поскорее начать счёт заводским дням; но зачем же портить календарь?

 Вечером пришёл Саша, и друзья, сорвав листок, припрятали его со словами:

 — Первый день работы у Русакова кончился. Полезай, вторник, в коробку!

 Но мальчикам не терпелось заглянуть и дальше в календарь.

 Тесня друг друга лбами, они приподнимали листочки.

 — Среда... четверг... пятница — это уже четыре дня. Суббота и воскресенье — выходные. Дальше — понедельник, опять вторник, среда...

 Наконец отметили красным крестиком листок, на котором кончатся девять дней с половиной.

 — Деда, мы его поздравим, правда?

 — А подарки за это делают?

 — Лучший, — отвечаю, — подарок для Николай Николаевича — это не мешать ему работать. И не беспокоить его, когда отдыхает... Согласны?

 — Согласны, — сказали мальчики и потащили меня к телефону. Принялись уговаривать: — Ну, только ещё разочек... Ну, пожалуйста... И больше не будем звонить...

 — Уговор?

 — Уговор.

 Оставалось взять трубку телефона.

 Но то, что я услышал от Русакова, поразило меня.

 — Что? Что?.. Ещё на день убавили — да мыслимо ли это? Ах, это уже станочники? Их заслуга?..

 Николай Николаевич стал мне объяснять, что станочники, посоветовавшись с учёными, прибавили скорости станкам, кроме того... Но я уже его не слышал. Мешали мальчики. Словно ошалели от радости. Услышав про восемь с половиной, запрыгали, затопали, как козлы...

 Так и не дали договорить по телефону.

 А Николай Николаевич:

 — Извините, некогда... Спешу!

 — Куда же? — удивился я. — Сразу после работы, без отдыха, да ещё глядя на ночь?

 А он, смеясь:

 — Песни петь!

 На этом телефонный разговор прервался.

 Пришла и кончилась среда.

 Мальчики сорвали ещё листок календаря.

 Потом долго вертелись у телефонного аппарата. Но я сделал вид, что не замечаю их нетерпения.

 Кончилось тем, что приятели посетовали на свою горькую ребячью жизнь, повздыхали — и отправились спать.