Николай Пияшев - Воровский

• Название: Воровский
• Автор: Николай Пияшев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Книга рассказывает о жизни Вацлава Вацлавовича Воровского (1871–1923) — российского политического деятеля, публициста, одного из первых литературных критиков-марксистов.

---

В это время разнесся слух, что в училище пойман шпион. Немедленно его приволокли в аудиторию, поставили на стол, и начался допрос. Агент пытался незаметно выбросить сверток, в котором оказался список всех дворников и лиц, сообщавших ему сведения о неблагонадежных студентах. Это подлило масла в огонь. Студенты тут же хотели расправиться со шпиком. Вмешался Воровский. Он сказал, что расправа над одним агентом пользы не принесет.

— Надо всем объединиться и бороться против гнусного режима сообща. Террор ничего нам не даст…

В конце 1896 года и в начале 1897 года московский Рабочий союз подвергся нескольким провалам. Но на смену одним вожакам приходили другие, и пропаганда среди московских трудящихся не прекращалась. В основу пропаганды марксизма среди революционной интеллигенции и передовых рабочих было положено глубокое изучение «Капитала».

В начале 1897 года Воровский стал одним из руководителей Рабочего союза. В те дни московский Рабочий союз выпустил много прокламаций, листовок и воззваний. Ссылаясь на недавние волнения в университете, из-за которых 13 студентов были уволены, в одном из воззваний Рабочего союза говорилось о бесцельности студенческих выступлений, если они не связаны с общими действиями московских рабочих. В заключение своего обращения Центральный Комитет Рабочего союза указывал, почему он деятельно готовится к борьбе. Победа над русским царем ведет нас к более успешной борьбе со вторым нашим врагом — капиталистами, заявлял Рабочий союз. К этой борьбе и призывались московские студенты.

Весной 1897 года московский Рабочий союз настойчиво готовился к предстоящему празднику 1 Мая. Члены комитета Рабочего союза во главе с Воровским намеревались издать множество листовок и прокламаций. Постепенно стали накапливать бумагу, перенося ее небольшими свертками в одно место. Туда же доставили примитивный печатный аппарат — гектограф, договорились с рабочими-литографщиками. Но события развернулись по-другому.

Полиция следила за Воровским и его товарищами.

Приводим выписки из дневника наблюдения за членами московского Рабочего союза:

15 декабря 1896 года. Студент Вашков в 10 часов утра пошел в квартиру семейства Бриллинг, где проживает и студент Хатунцев, а оттуда через час в дом № 28 Кириллова, по Денисовскому переулку, где находится студент Московского технического училища Вацлав Вацлавович Воровский с женой Юлией Адамовной… Пробыв там минут 25, Вашков отправился в Техническое училище, откуда в 3 часа 15 минут вернулся домой вместе со студентом Бабаджаном.

16 декабря. Бабаджан до 3 часов 20 минут занимался в училище, после чего вернулся домой; в 5 часов дня посетил Рыкачева (оказался провокатором, покончил жизнь самоубийством. — Н. П.), от которого через час отправился к Вашкову…

18 декабря. В 5 часов 30 минут дня Бабаджан отправился со свертком к Малинину (студенту Московского университета — одному из организаторов издательского дела при Рабочем союзе. — Н. П.).

22 декабря. Бабаджан в 10 часов утра посетил Воровского.

15 января 1897 года. Хатунцев днем дважды ходил на занятия, а в 6 часов вечера отправился на конке на Б. Бронную к Николаю Михайловичу и Клавдии Михайловне Величкиным.

30 января. Хатунцев в пятом часу дня навестил Вашкова. В 6 часов вечера, побывав в доме Кириллова (у Воровских), Вашков отправился к заводу Гужон, зашел там в дом Гусева, вскоре вышел оттуда с рабочим, переговорил с ним, стоя в калитке, и тут же зашел с ним, по-видимому, в дом Смирнова…

Так шаг за шагом полиция следила за группой студентов-техников, руководившей в начале 1897 года московским Рабочим союзом.

В ночь с 3 (16) на 4 (17) апреля 1897 года в Москве были большие аресты. Вот что писал по этому поводу московский генерал-губернатор: «Ввиду возможного в Москве отражения ожидаемых в Петербурге многолюдных рабочих манифестаций (имеется в виду праздник 1 Мая. — Я. Я.), сегодня, 4(17) апреля, ночью, арестованы все (?) известные авторитетные агитаторы из интеллигентов и рабочих, в количестве нижепоименованных 56 лиц».

Глава II СКИТАЛЕЦ

В ТАГАНКЕ

Сквозь сон Воровский услышал сильный стук в дверь. Он хотел было повернуться на другой бок и заснуть, но стук повторился. Кто-то настойчиво ломился в дверь. Вацлав включил свет и взглянул на часы: было 3 часа ночи.

На вопрос: «Кто там?» — ответили: «Телеграмма». Вацлав открыл дверь. Вместе с дворником вошли жандармы. Начался обыск. Воровский старался быть хладнокровным. Он успокаивал Юлию Адамовну, которая никак не могла понять, почему эти дюжие молодцы роются в ее бельевом шкафу, обшаривают письменный стол, откладывают в сторону бумаги.

Старший помощник пристава Неклюдов, производивший обыск, записывал в протоколе: «Ввиду же обнаружения в переписке некоторых предметов, свидетельствующих принадлежность Воровского к преступному обществу, положил задержать Воровского и препроводить на распоряжение Московского Охранного Отделения…»

При обыске у Воровского нашли много предосудительной литературы, рукописей и выписок из марксистских книг. Среди вороха книг и бумаг, отобранных у него, имелись: третий том «Капитала», рукопись книги Энгельса «Анти-Дюринг», «Введение к критике философии права Гегеля» Маркса, список фабрик и заводов по 2-му участку Басманной части и другие.

В ту же ночь были арестованы товарищи Воровского по революционной работе: Илья Бабаджан, Николай Вашков, Клавдия Величкина и рабочие-литографщики, занимавшиеся изданием марксистской литературы и прокламаций.

Вацлав Воровский был водворен в Таганскую тюрьму. В ней он провел около двух лет.

В одиночной камере, сырой и темной, Воровский жил размеренной жизнью. С первых же дней он составил себе строгий распорядок дня. Утром он делал зарядку, обтирался холодной водой. Завтракал, потом приступал к занятиям.

Сначала он читал лекции своих профессоров в надежде сдать после выхода из тюрьмы экзамены и получить диплом инженера. Но, когда пребывание в тюрьме затянулось, потерял эту надежду и изменил характер занятий. Это совпало с разрешением вести переписку с родными. Он просил присылать книги по самым разнообразным отраслям знаний: по истории, философии, этнографии, экономике. Он изучал «Логику» Минто, «Финансовое право» Янжула, «Теорию статистики» Янсона, «Первобытную культуру» Тейлора, «Очерки астрономии» Гершеля и т. д. Его интересовали книги Сеченова и Тимирязева, Канта и Меринга, Шульце и Шмоллера. Он читал книги на французском, немецком и польском языках, начал изучать английский язык.

Учение длилось до обеда. Затем делался моцион по камере, и Воровский садился за романы и повести. Многие французские книги он прочел в оригинале: Бальзака и Мопассана, Жорж Санд и Золя. Но самое большое наслаждение доставляла русская классика: Толстой, Герцен, Достоевский. Иногда ему удавалось обманывать тюремщиков и доставать литературу марксистского направления. Читал много и настойчиво. «Приходится иногда от одной книги переходить прямо к другой, — писал он жене, — без передышки».

Чтение обогащало Воровского, расширяло его кругозор. Прочитав работу Булгакова, перелагавшего марксистскую теорию о рынках, Воровский рассмотрел, в чем слабость этой книги. Правда, Воровский увидел ее слабость только в способе изложения, а не в содержании. В то время он еще не уяснил по-настоящему различия между «легальными марксистами», вроде Булгакова и Струве, и настоящими марксистами-ортодоксами. «Мне только кажется, — сообщал Воровский, — что он (Булгаков. — Н. П.) напрасно старается в способе изложения подражать стилю своего учителя (Маркса. — Н. П.). У того слишком оригинальный и сильный слог, чтобы всякое подражание не казалось смешным».

Находясь в одиночестве, Боровский много размышлял не только над прочитанным, но и над увиденным и содеянным. «Когда думаешь и думаешь все про себя да про себя, — писал он из тюрьмы, — так мысли эти уходят куда-то внутрь и там исчезают; выходит нечто схожее с тем ужасным (не знаю только, действительно ли существующим) казусом, когда желудок переваривает сам себя».

Чувствуя потребность поделиться своими мыслями, он писал большие обстоятельные письма жене и матери. В них нередко излагал свои взгляды на мораль, этику, нравственность. Он, например, указывал жене, что последовательный человек применяет одно и то же правило и к своим и к чужим поступкам. Чтобы судить о людях, нужно изучать и их и себя, а не довольствоваться чувством.

Следует сказать, что его взбалмошная жена с привлекательной внешностью служила предметом постоянных ухаживаний со стороны «сердечных друзей». Боровский высмеивал подобных «друзей», советовал ей остерегаться таких людей.

Боровский говорил жене, чтобы она была подальше от знакомой бельгийки, которой все нравится в ее отечестве и ничто не нравится в варварской России, кроме, разумеется, презренного argent russe (русского серебра). «Тебе давно пора бы отворачиваться от таких фарисеев на улице», — заявлял он.