Дэвид Николс - Мы

• Название: Мы
• Автор: Дэвид Николс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-389-08539-8

Как должен поступить мужчина средних лет, с хорошим чувством юмора, счастливо женатый почти двадцать пять лет, когда его жена среди ночи неожиданно заявляет, что покидает его, чтобы вновь обрести себя и почувствовать вкус к жизни? Дуглас решает бороться за свой брак. Вместе с женой Конни и семнадцатилетним сыном он планирует совершить Большое турне по европейским городам. Они собираются провести последнее лето всей семьей, перед тем как сын покинет дом ради учебы в колледже. Дуглас всей душой рвется в это путешествие, надеясь пробудить былую страсть жены. И вот билеты куплены, номера в отелях забронированы… Казалось, ничто не может сорвать планы… Впервые на русском языке!

---

А гостиная внизу производила впечатление стильной небрежности и бессистемности, словно от дизайнера потребовалась большая работа, чтобы разместить огромную стопку детских настольных игр, вывески китайских ресторанов, древние картотечные шкафы и безделушки семидесятых годов. Горчичный ковер с толстым ворсом переходил в липкие плитки кухни, и особое место на нем занимал огромный музыкальный автомат с той же таинственной смесью «хорошего» и «плохого» вкуса: неизвестные электронные и панковские группы вперемежку с новинками семидесятых, песнями Фрэнка Заппы, Тома Уэйтса, «Токингхедс» рядом с «АББА», «Эй-Си/Ди-Си» и «Джексон файв».

Ясно, что я оказался не в своей среде. Быть может, вся разница в иронии? Да, мои культурные предпочтения не отличались утонченностью, но, по крайней мере, они были искренними, да и как я мог отличить хорошую разновидность плохого вкуса от плохой разновидности плохого вкуса? Как с иронией слушать музыкальное произведение? Как настраивать при этом уши? Неужели виниловая пластинка приобретает разные качества в зависимости от того, кто ее проигрывает? Альбом «АББА» в моих руках будет источником насмешек, в руках Конни — признаком крутости, хотя он оставался все тем же: куплет — припев — куплет. Я, например, был давнишним поклонником музыки Билли Джоэла, особенно его альбомов раннего и среднего периодов, за что частенько подвергался насмешкам хипповых, продвинутых биохимиков. Они называли его музыку пресной, заурядной, ничего не выражающей. И вот я вижу в музыкальном автомате Конни пластинку Барри Манилоу, артиста менее искушенного. Что такого сделала Конни с песней «Mandy», что она стала вдруг крутой?

То же самое относится и к декору. Предметы, подтверждавшие художественный вкус Конни и ее соседки, — скелет из медицинской школы, пара манекенов и чучела животных — сделали бы меня похожим на серийного убийцу. Я с ужасом ожидал дня, когда Конни увидит мою квартиру в Балхеме — корпусную мебель, голые светлые стены, коматозную пальму в кадке и огромный телевизор. В то же время я с ужасом думал, что, быть может, так далеко у нас дело не зайдет.

42. Cartes postales

Конечно, она пришла бы в ужас, если бы я напомнил ей об этом. Ироничный плохой вкус с трудом уживается в удобном семейном доме, где телефонная трубка в виде омара вряд ли вызовет улыбку. Эта эстафетная палочка перешла к Алби, находящемуся в вечном поиске интересных дорожных знаков и оторванных кукольных голов.

Одно увлечение, однако, они оба сохранили до сих пор — культ открыток. Алби, например, обклеил ими всю спальню, словно дорогими обоями, поэтому мы с сознанием долга оказались в сувенирной лавке Лувра, где они оба принялись набирать толстые пачки cartes postales. Я попытался присоединиться к игре, выбрал на этажерке одну открытку, «Плот „Медузы“» кисти Жерико, картину, которую я с удовольствием посмотрел «живьем», если можно так выразиться, из-за ее невероятного драматизма. Она висела в зале «Большой французской живописи», наряду с полотнами размером с хороший дом, изображавшими античные битвы, города, охваченные пожаром, коронацию Наполеона, отступление из Москвы; в общем, школа Ридли Скотта, много эффектов, много света и действующих лиц. Мы все втроем постояли перед огромной «Медузой»; «Интересно, как долго он ее рисовал…», и «Посмотри на этого человека. Он в беде!», и «А как бы мы справились в подобной ситуации?» — вот все мои наблюдения. Я показал открытку сыну, сила ее воздействия несколько уменьшилась от размера 4×6, он пожал плечами и отдал мне свою стопку выбранных открыток, Конни тоже, и я поплелся их оплачивать.

43. Открытки

В квартире на Уайтчепел открытки занимали всю кухонную стену, в некоторых местах наклеенные в два или три слоя, вперемежку с поляроидными снимками ее друзей по художественной школе. Среди них — много панкующих девиц с сигаретами, но меня также поразило количество молодых красавцев, выставленных здесь на обозрение, причем Конни или Фрэн, как правило, с обожанием висли на них, посылая в камеру воздушные поцелуи надутыми губками. Мужчины в солдатских гимнастерках или в заляпанных краской комбинезонах; мужчины с эксцентричными бородками; грозные, неулыбчивые мужчины, один в особенности, бритоголовый громила с яркими голубыми глазами, со свисающей изо рта сигаретой и бутылкой пива в руке. В камеру смотрел настоящий наемник из боевика, пока Конни висла на нем, целовала его щетинистую макушку или прижималась щекой к его щеке и надувала губы; то, что она от него без ума, не заметить было невозможно, и это вызывало ужас.

— Наверное, мне следует их снять, — сказала она за моей спиной.

— Так это?..

— Анджело. Мой бывший.

Анджело. Даже его имя явилось для меня ударом. Ну как, скажите, Дугласу тягаться с Анджело?

— Он очень красив.

— Очень. Но он для меня больше неважен. Как я уже сказала, я сниму эти фотки. — Потянув, она сорвала самую заметную фотографию со стены и спрятала в кармане халата. Не выбросила в мусорную корзину, а сунула в нагрудный карман, рядом с… в общем, грудью.

Мы немного помолчали. Это происходило в воскресенье днем, как раз в тот период, который всегда навевает невыносимую тоску, а мне очень хотелось уйти на позитивной ноте.

— Пожалуй, я лучше пойду.

— Заложник удирает.

— Если я побегу, ты меня остановишь?

— Не знаю. А ты этого хочешь?

— Я бы не возражал.

— Ладно, — сказала она. — Тогда пошли обратно в кровать.

44. Как в романтической комедии

Мучительно, правда? Но именно так мы когда-то разговаривали. Для меня это было открытие. Что-то во мне переменилось, и, когда я наконец выбрался из ее дома в воскресенье вечером, на шатких ногах, встрепанный и усталый, и поехал на пустом поезде к себе в Балхем, я уже не сомневался, что люблю Конни Мур.

Это никоим образом не могло служить поводом для веселья. Я иногда спрашивал себя, почему к влюбленности относятся как к чудесному событию, сопровождающемуся божественной музыкой, когда так часто любовь заканчивается унижением, отчаянием или жестокостью. Учитывая мой прошлый опыт, мне бы больше подошел саундтрек из «Челюстей», скрипки из «Психо».

Разумеется, в прошлом у меня было два или три серьезных романа, каждый из которых длился чуть дольше, чем срок хранения полудюжины яиц, и хотя там случались минуты счастья и любви, ни одно из сердец до сих пор не воспламенилось. На второй вопрос тоже отвечу «да»: на свидания я ходил, но их можно сравнить разве что с неуспешными собеседованиями, когда я не получал должности, которую, в принципе, и не хотел получить. Эти встречи происходили в основном в кинотеатрах, потому что там не нужно поддерживать беседу. Очень часто я был дома уже без четверти десять, мучась легкой тошнотой от большого пакета хрустящего драже в шоколаде. Любовь и желание не играли почти никакой роли на этих свиданиях. Основные чувства — смущение и стыд, причем они усиливались по экспоненте, при каждой новой встрече до тех пор, пока один из нас не выдерживал и бросал стандартную фразу «будем друзьями», после чего мы сразу расставались, иногда чуть ли не бегом. Что касается романтической любви, настоящей, то однажды она меня поразила, но воспоминания о Лизе Годуин доставляли мне столько же удовольствия, сколько могли бы доставить капитану «Титаника» воспоминания об айсберге.

Познакомились мы в первый день занятий в университете, где она изучала современные языки, и сразу же стали большими друзьями, неразлучными, пока я не совершил промах — не подкатил к ней с дурной мыслью на одной вечеринке, где в избытке пили херес. Она ответила на мою попытку поцелуя тем, что увернулась, низко присев и поспешно убежав, словно спасаясь от лопастей вертолета. Этот случай охладил нашу дружбу, и вскоре я уже писал записочки и письма и подсовывал под дверь ее комнаты в нашем общежитии. Когда-то наше соседство доставляло нам радость, но сейчас оно стало таким проблематичным, что Лизе пришлось переехать в другое здание, и я частенько ей туда названивал, поздно ночью, не совсем трезвый, поскольку что может быть более очаровательным и несуразным, способным растопить женское сердце, как не пьяное бормотание по телефону после полуночи?

Нужно отдать ей должное, Лиза проявляла сочувствие и понимание, но только до определенного момента, когда несколько членов футбольной команды предложили мне «отвалить» ненадолго. Их вмешательство окончательно устранило всякую неопределенность, и в битве между любовью и силой победила сила. Я больше ни разу не заговорил с Лизой Годуин. Тем не менее всю эту историю я воспринял очень плохо. Не стану употреблять слова «перебрал». Выражусь более точно: пренебрег границами безопасности. Аспирин уже был растворимым, воды, необходимой для растворения, кажется, пяти таблеток, я выпил немало, а это привело к тому, что проснулся я с ясной головой и острой необходимостью посетить ванную комнату. Я оглядываюсь назад, и все это кажется весьма для меня несвойственным, а еще постыдным, но таков был эпизод моей мелодрамы взросления. Чего я пытался добиться? Вряд ли это был крик о помощи; я бы устыдился так шуметь. Легкое кряхтение — вот что это было, наверное. Прочищение горла.