Алексей Ефимов - C-dur

• Название: C-dur
• Автор: Алексей Ефимов
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-5-4474-0480-2

В юности он мечтал стать рок-музыкантом. Презирая мещанство, он хотел быть свободным и плыть против течения.

Сейчас он богат, он владелец крупной компании. Он редко берет в руки гитару и редко мечтает. Его брак разваливается без любви. Его компаньон – человек без моральных принципов.

Вот-вот вспыхнет война. Может пролиться кровь.

Пришло время сделать свой выбор. Главный выбор.

Пришло время решить, кем быть.

---

C-dur Алексей Геннадьевич Ефимов

Некогда мечтали они стать героями – теперь они сластолюбцы.

Фридрих Ницше.

© Алексей Геннадьевич Ефимов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Часть первая

Глава 1

– Саша, сыграй что-нибудь!

Откинув с лица прядь длинных темных волос, Вика взяла кружку с отбитой по кругу эмалью и сделала глоток пива.

– Айн момент! – Саша спрыгнул с кровати. – Повысить градус?

– Не-а, не надо, мне хватит.

Вика сидела на койке в позе полулотоса, с раздвинутыми коленями и скрещенными лодыжками. Трусиков на ней не было, и черная майка мягко лежала на бедрах чуть выше темного холмика.

Саша завис на мгновение.

– Нравится? – она улыбнулась.

– Да.

– А мне нравится, как ты смотришь.

Сделав ерш из пива и водки, он скользнул взглядом по голым ногам Вики и взял в руки старенькую гитару:

– Что играем?

– Цоя.

– Что именно?

– Что хочешь.

– Все.

Он протянул руку, провел ладонью по внутренней стороне бедра Вики – двигаясь от колена вверх – и забрался под майку, кроме которой на теплом девичьем теле ничего не было.

– Мало было? – Вика улыбнулась.

– Да.

– В чем тогда дело?

Он отставил гитару в сторону.

Обняв Вику, он поцеловал ее в то место, где на шее бился пульс. Прижав зубами маленькую жилку, он отстранился через мгновение и посмотрел на следы, оставленные на коже зубами:

– Можно я выпью крови?

– Мне для тебя не жалко. – Глядя в его подернутые водочной дымкой глаза, Вика придвинулась ближе и закинула руки за шею. – Пожалуйста…

Их губы встретились.

Желтый ущербный месяц с завистью смотрел на них из распахнутого настежь окна студенческого общежития.

Он одиноко висел в темном небе над городом.

***

Через пятнадцать минут Саша снова взял в руки гитару:

– Ready?

– Да.

В глазах у Вики марево. Медленно тает улыбка. Она не здесь. Где-то там.

Он улыбнулся и ударил по струнам. Сыграв вступление, он запел звонким чистым голосом:

«Начинается новый день,
И машины туда-сюда.
Раз уж солнцу вставать не лень,
И для нас, значит, ерунда.
Муравейник живет,
Кто-то лапку сломал – не в счет.
А до свадьбы заживет,
А помрет – так помрет».

Покачивая головой, Вика подхватила припев:

«Я не люблю, когда мне врут,
Но от правды я тоже устал.
Я пытался найти приют,
Говорят, что плохо искал.
И я не знаю, каков процент
Сумасшедших на данный час,
Но если верить глазам и ушам,
Больше в несколько раз».

Песня летела в темное небо позднего майского вечера.

Внизу, на лавке, пили пиво студенты и ржали как кони. В пятиэтажке напротив гас свет. Там бюргеры шли спать, жалуясь на пьянку под окнами.

Теплые весенние запахи смешивались в комнате 600 с легким алкогольным амбре.

Было девятое мая девяносто шестого года. Вика и Саша вернулись с праздничного салюта на площади Ленина. Там при каждом залпе орудий пьяные массы орали с надрывом «Ура-а-а!» и «О-о-о!», а сила эмоций определялась мощью и красочностью залпов и степенью алкогольного опьянения. Это был праздник жизни для нескольких тысяч зрителей, яркая вспышка в серости будней. Вика и Саша стояли на граните у ног бронзового Ленина ростом в шесть метров, а вокруг, сколько хватало глаз, бурлило море: плечи, головы, вскинутые вверх руки. Когда последний залп сотряс окрестности и в черном небе над площадью лопнул красный огненный шар, Вика и Саша вернулись в общагу. Они шли по спящему Центральному парку, по главной аллее, мимо выключенных аттракционов и темных киосков «Мороженое», останавливались и целовались.

В общаге они время зря не теряли.

Сашины соседи по комнате разъехались по мамам и папам, и на целых три дня комната была в их полном распоряжении. Три дня! Планов – на девять кондомов как минимум. Это не случайное стечение обстоятельств. Саша сам выковал свое счастье, зная о планах соседей. Он съездил к родителям, в дымный Новокузнецк, на прошлой неделе – когда здесь пили без просыху в честь Первомая и выбили дверь в туалете – а сегодня остался с Викой, жаркой девушкой из края бледных нефтяников. Только два раза в год, на летних и зимних каникулах, она летала на родину, в Нефтеюганск, и это было грустное время для них обоих. К счастью, сейчас они вместе. Сидя с Сашей на койке, Вика млеет от мысли о том, что впереди два дня, полные секса и сладкой романтики.

В комнате номер 600 площадью пятнадцать квадратных метров, где жили трое студентов Новосибирского института народного хозяйства (он же НИНХ, Нархоз), этим вечером был идеальный порядок: пол вымыт, залежи грязной посуды – вычищены, а местная рыжая живность спряталась от страшной, пахнущей смертью тряпки. Сразу видно – женщина в доме.

Интерьер не отличался изысканностью: стол, три кровати, шесть настенных полок (по две на брата), пять тумбочек (на двух из них, сдвинутых вместе, стояла двухкомфорочная плита под слоем темного жира в несколько миллиметров), встроенный шкаф с тремя секциями, две из которых были выделены под гардероб, а третья – под кухонные нужды; старенький холодильник с треснувшей ручкой; черно-белый телек на подоконнике. На полу – три одеяла (синее, серое и коричневое), у входа – красный бабушкин коврик; бежевые шторы под шелк на окне. Все не первой свежести. Выцветшим и вышарканным обоям лет двадцать, не меньше. В них дырки и дырочки от нынешних и прежних хозяев. Пятна тоже присутствуют. Постеры с девушками и рокерами держатся на клее, скотче и зубной пасте.

В комнате выгородили прихожую, метр двадцать на метр двадцать. Спросите, где взяли стройматериалы? Где-то в общаге, в темное время суток, лучше не спрашивайте.

За три года Вика привыкла к общаге: к здешним красотам и пище, к людям и прочей живности, уже не чувствовала прежнего страха ночью, когда кто-то ломился в комнату (парни из блока напротив выпили и жаждут общения), – но жить здесь она бы не стала. Даже с Сашей, будь такая возможность. Три ночи – это романтика, три года – ужас местного быта. Один санузел чего стоит, не к столу будет сказано. В нем вечная сырость, часто нет света, а когда нет света, люди бьют мимо цели, в особенности по пьяни. Хочешь принять душ? Он один на общагу, вечером в него длинная очередь. На каждом этаже есть общая кухня, где никто не готовит. Там груды мусора, смрад страшный, бегают мыши и тараканы. Студенческая общага – не место для барышень-неженок. Когда-то, на заре их отношений, Саша чувствовал себя неловко, когда Вика сталкивалась с местными прелестями, но вскоре вытеснил это чувство. С милым и в шалаше рай. Вика любит его, а он без ума от нее. Он любит ее всю, от темечка до нежных пяточек. Он счастлив. Нет его вины в том, что он живет здесь, в этом хлеве. Были бы деньги – съехал бы в ту же секунду. Но денег нет, и фиг с ними. У него есть Вика, вот что главное.

Они встретились на вечере первокурсника и сразу влюбились друг в друга. Сказка? Нет, так бывает. Они продолжили вечер в общаге и ночь провели вместе, на койке с растянутой сеткой. Сначала они целовались и стягивали друг с друга одежду, делая это тихо (в комнате спали пятеро, трое из них – на полу), а дальше был секс. Скрипела койка, и Вика хватала воздух открытым ртом. Чувствуя близость финала, Саша не отставал. Теперь им было до лампочки, слышат ли их, видят ли. Если слышат и видят, пусть им завидуют. В последний миг Вика крепко прижала его к себе, делая ему знак, и он ее понял.

Вика стала его первой женщиной, а он не был ее первым мужчиной. Когда он спрашивал, кто был этот счастливчик – из любопытства, а не из ревности – она мило отшучивалась, да и ладно. Меньше знаешь – крепче спишь. Прошлое не имеет значения.

Вика влюбилась в хиппи – так она говорила.

В тот памятный вечер Саша надел рваные джинсы и майку на выпуск. Этим он вызвал тихий гнев преподов и привлек внимание Вики. Она улыбнулась ему, а он – ей.

С этого все началось. С неординарности.

Саша всегда был особенным.

В четыре он научился читать. Взрослые радовались и дивились и хвастались при всяком удобном случае – он в садике детям читает!

В восемь он сбежал из пионерского лагеря, куда его выслали на три долгих недели. На автобусе и электричке он добрался до дома, вызвав шок у мамы и папы, и с концлагерем было покончено. Начальница лагеря и пионервожатая выпили на двоих полпузырька валерьянки.

В десять он самым серьезным образом начал слагать стихи. За следующие несколько лет он написал их много, штук двести, но никому не показывал, и большая часть творческого наследия бесследно исчезла вместе с тетрадью при переезде, в восемьдесят девятом.