Андрей Поповский - Третий раунд

• Название: Третий раунд
• Автор: Андрей Поповский
• Жанр: Боевик

Заключительная часть серии «Каратила». Романтика каратэ времён Перестройки памятна многим кому за 30. Первая книга трилогии «Каратила» рассказывает о становлении бойца в небольшом городке на Северном Кавказе. Егор Андреев, простой русский парень, живущий в непростом месте и в непростое время, с детства не отличался особыми физическими кондициями. Однако для новичка грубая сила не главное, главное — сила духа. Егор фанатично влюбляется в загадочное и запрещенное в Советском Союзе каратэ. Пройдя жесточайший отбор в полуподпольную секцию, он начинает упорные тренировки, в результате которых постепенно меняется и физически и духовно, закаляясь в преодолении трудностей и в борьбе с самим собой. Каратэ дало ему всё: хороших учителей, верных друзей, уверенность в себе и способность с честью и достоинством выходить из тяжелых жизненных испытаний. Чем жили каратисты той славной эпохи, как развивалось Движение, во что эволюционировал самурайский дух фанатичных спортсменов — всё это рассказывает человек, наблюдавший процесс изнутри. Итак звучит гонг «Первый раунд» начинается… На самом деле эта книга не совсем о каратэ, она больше о жизни, о дружбе, любви и предательстве. Эта книга написана по реальным событиям, и почти все ее значимые герои живут или жили в действительности. Основной период времени, в котором происходят действия — это угар «лихих девяностых» — время памятное многим кому за тридцать. Место действия Северный Кавказ, Питер, Москва. Похожесть на то, что уже было на подобную тему — широко известная «Бригада», но только с Кавказским акцентом и каратисткой тематикой. Приятного чтения.

---

— Да ладно тебе кипешевать, — нетерпеливо отмахнулся от него Марик.

— Это свои пацаны. Это бригада вороваек, которые и будут таскать нам тачки. Нужно же мне было показать им, что у нас все отлажено до последних деталей.

— А им не все равно, как и что у нас отлажено, — не согласился с ним все еще обозленный нарушением правил конспирации Кот.

— Тут ведь все просто, мы им бабки, а они нам машины. Другие неформальные контакты с ними нам абсолютно ни к чему, а то ведь мы так и засветимся на фиг.

— Это если бы у нас были свободные бабки, — хмыкнул Марик.

— Я, в обмен на темные тачки, которые кроме этой «девятки» они нам будут подгонять, отдал им две наших «девяносто девятые». Эти пацаны просто для себя хотели убедиться, что там все сделано на совесть.

— Не дай бог, кто из них спалится на краже машины, и они нас тут же сдадут ментам, — мрачно буркнул в ответ Кот.

— Лучше бы они поменьше о нас знали, зачем их так подробно просвещать о нашей деятельности?

— Ты давай не каркай, а лучше быстрее заканчивай с машиной, у меня на нее уже нарисовался клиент. А то ишь, умник выискался. Занимайся лучше своей работой, а остальное я сам решу, — резко оборвал Кота Марик и, развернувшись на каблуках новеньких лакированных туфель, засунув руки в карманы, пошагал на выход.

* * *

Егор, держа свернутый матрац в одной руке и сумку с вещами в другой, переступил порог новой камеры. Это был обычный «тройник» — небольшая четырехместная камера с двумя двухярусными шконарями. По планировке она была точной копией той, в которой он сидел до попадания в общую хату. В камере уже находились трое арестантов. На нижней шконке, в дальнем углу, сидел высокий жилистый мужчина на вид лет тридцати или немного постарше, одетый в фирменный адидасовский спортивный костюм. Привалившись спиной к стене, он сосредоточенно полировал ногти запрещенной в тюрьме металической пилкой. Его немного вытянутое, начисто выбритое лицо с резкими, как будто вырезанными из камня, волевыми чертами, отличалось какой-то особой аристократической бледностью, и в сочетании с царственной манерой держаться, выдавало в нем человека весьма незаурядного. Рядом с ним сидел забавный, голый по пояс толстячок в черных джинсах, сразу уставившийся на Егора своими по-жабьи выпуклыми глазами. При виде новичка на его круглом веснушчатом лице мгновенно заиграла озорная улыбка. На противоположной шконке, сладко посапывая носом, спал молодой худощавый парнишка, одетый в черную рубашку и черные же брюки. В глаза Егору сразу бросились синие перстни, вытатуированные на его пальцах.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Егор, остановившись около двери.

— Меня вот к вам определили, где здесь можно расположиться?

— Здорово, парниша, — упругим колобком подскочил со своего места толстячок.

— Так ты чо, еще не в курсе? Лично для тебя же щас сюда дубовый спальный гарнитур закатят. Тут надысь кум забегал, говорит — братва, вы тут сидите типа как барбосы и не знаете, что к вам такое счастье привалило…

Толстячок на миг оглянулся на мужчину, невозмутимо полировавшего свои ногти, и, уловив легкую ухмылку, спрятавшуюся у того в уголках губ, вдохновенно продолжил:

— Тебя как звать-то?

— Егор… — уже поняв, что его разводят, но еще не зная, как к этому относиться, Егор немного напрягся.

— Во, точно, так он и сказал, — радостно закивал головой толстячок.

— Сейчас, говорит, к вам в хату заедет сам Егор, забыл как по батюшке… Ну да ладно, так что готовьтесь, говорит, к приезду этого дорогого гостюшки. А мы вам сюда сейчас и мебель итальянскую завезем, и баб приведем, и водки доставим. В общем, говорит, будет теперь у вас не жизнь, а малина и все благодаря Егору Батьковичу. Так вот после этого, мы с самого утра все сидим и ждем тебя, дорогой ты наш человек. Все очи уж проглядели, а ты все не идешь и не идешь…

— Так дел же у меня было много, пока в баньке попарился, пока на мягких перинах с дороги отдохнул, после казенного сытного обеда — вот только сейчас к вам и выбрался, так что не обессудьте хозяева дорогие за опоздание… — дурашливым тоном заблажил Егор, подстраиваясь под манеру разговора толстячка.

— Оха-ха-ха, красавчик! Ох, и уел он тебя, Вован, — весело расхохотался сидевший на шконке арестант и добавил уже для Егора:

— Давай, паря, не менжуйся у входа, проходи, знакомиться будем.

— Вован, — первым протянул руку Егору толстячок, и, не удержавшись, ехидно добавил:

— А я-то видишь, так на водку с бабами надеялся, думал мож хоть у тебя найдется…

— Чего нету, того нету, — пожимая ему руку, улыбнулся Егор.

Мужчина в спортивном костюме легко подскочил на ноги и, в несколько шагов преодолев разделявшее их с Егором расстояние, широко улыбнувшись, тоже протянул ему руку:

— Сергей, или, если может, слышал — Серега Мастер.

— Не доводилось, — ответил на рукопожатие Егор.

— Я вообще-то не отсюда, да и не по этой части…

— Ну понятно… — кивнул ему Мастер.

— Слышали мы тут о тебе, как ты вчера в общей хате козлов по стенке раскатал. Молодец, уважаю…

— Да я это, вроде как, только защищался, — смутился Егор.

— Все правильно сделал, беспредел в хате терпеть нельзя, а с беспредельщиков нужно спрашивать как с гадов… — одобрительно кивнул ему Сергей.

— А шмотки свои кинь вон на верхнюю шконку, туда где сейчас Винт дрыхнет, он сегодня после обеда пойдет на этап и освободит тебе место внизу.

— Спасибо.

— Эх, ну вот ты все испортил, — блеснул зубами Вован. — Здесь в дому «спасибо» не говорят, если хочешь поблагодарить, лучше говори «душевно».

— Ага, мне уже это говорили, только я никак не привыкну, — пожал плечами Егор.

— Да не приставай к человеку, хер моржовый, — ворчливо сказал Сергей, ткнув толстячка кулаком в бок.

— Мало ли как сказал, он никакого косяка не упорол, со временем обвыкнется…

* * *

Егор уже несколько часов находился в новой хате, и все это время он с интересом наблюдал за поведением своих соседей. Сергей был безоговорочным лидером, его слово всегда было последним, но в то же время он позволял себе и пошутить, и сам иногда становился объектом осторожных подколок со стороны острого на язык Вована. Сергей реагировал на эти шутки весьма благодушно, и хотя он однажды, после особо дерзкого выпада, пару раз ткнул кулаком в пузо Вовану, по всему было видно, что это скорее продолжение их шутливой пикировки, чем наказание. Толстячок, получив в пузо, состроил уморительную гримасу и преувеличенно заохал, но намек понял и впредь был осторожней. Третий сосед по хате, Винт, который уже проснулся, оказался парнем попроще — без особых изысков и претензий. С Сергеем он общался уважительно, но без излишней подобострастности. Винт был истинным обитателем тюрьмы, попавшим туда малолеткой еще совсем в юном возрасте и теперь не мыслящим себе никакой другой судьбы, кроме воровской. Разговоры в хате крутились вокруг привычной темы, как и кого взяли на этот раз и кто в каком дому сидел до этого.

— Винт, бродяга, ну как же тебя угораздило, всего через две недели после того, как ты откинулся с зоны, снова оказаться на шконаре? — задел больную мозоль худощавого Вован.

Винт весь прямо затрясся от злости.

— Да ну его нахер бля, все из-за мусорья поганого. Меня пара молодых ментят в электричке шмонать стали. Там какую-то бабу-лохушку на бабки выставили, вот они и шустрили по составу. У меня-то рожа приметная, да и к тому же руки все от перстней синие — издалека в глаза бросаюсь. Вот они ко мне и подвалили, у самих еще сопли под носом блестят, а туда же — «Гражданин, пройдемте». Ну я их и послал прямиком на хер. Тут они, суки позорные, мне ни за что не про что руки крутить стали, и меня совсем замкнуло. Я их, бля, вообще после зоны видеть не могу, а тут, ни с того ни с сего, опять такой беспредел… В общем, вырвался я, вынул перышко из кармана, маленький такой сувенирный ножик — лезвие у него всего в пол ладони длиной, и воткнул одному мусору это перо прямо в жопу… Тут сразу как воронье со всех сторон менты налетели, отдуплили меня по полной и закинули в воронок…

— Ну и надо он тебе было с ними цепляться, — захохотал Сергей.

— Ну прошел бы вместе с ними, что тебе — трудно было? Все равно они бы тебя потом выпустили. Тетку-то ведь не ты на бабки поставил.

— Не я, конечно! Поэтому я и послал их подальше, с какого члена я должен был с ними куда то идти. Да будь моя воля, я бы их всех зубами загрыз. И вообще, для бродяги тюрьма дом родной. Побывал на свободе, глотнул вольного воздуха, и обратно к хозяину…

Для Егора такое отношение к жизни было внове. Глупая бравада Винта, козырявшего тем, что он ни за что порезал человека, и тем, что тюрьма для него дом родной, вызывала в нем легкое недоумение и даже жалость. Как нормальный человек может сам стремиться очутиться в таком месте? Как может нравиться такая жизнь? При этом Егор благоразумно помалкивал, избегая высказывать подобные мысли вслух.